Загадка лондонского Мясника

Официант поставил перед ней чашку с квашеными овощами, ким-чи, однако Эльза не обратила на него внимания. Она задумчиво смотрела на улицу за окном, хотя Глассхаус-стрит не так уж и отличается от прославленной Сэвил-Роу.

Потом покачала головой и вздохнула. Я поступил, так же как Мэллори, – стал молча ждать, что она скажет.

И Эльза наконец заговорила:

– Гиповолемический шок наступает, когда тело потеряло примерно пятую часть объема крови. Сердце перестает биться, вены расширяются, давление падает и вот…

– Вы отключаетесь.

– Именно. Если мы примем такой медицинский термин, то да, вы отключаетесь.

– Со Свином этого не случилось, потому что крови он потерял меньше. Очень много, но недостаточно, чтобы рухнуть без чувств.

– Разумное предположение.

– Итак, убийца вонзает ему в шею нож, прорезает трахею, отвлекается на что-то и выпускает жертву из рук. Филипс в сознании? Я уточняю на всякий случай.

Эльза неохотно кивнула.

И наконец она дала мне то, за чем я пришел:

– Я понимаю, к чему вы клоните, и мой ответ: да.

Она взяла палочки и выудила из чашки кусочек ким-чи. Соус чили, пропитавший листок пекинской капусты, был ярким, точно свежая кровь.

– Гай Филипс мог видеть нападавшего в лицо.

* * *

У главного входа в больницу стоял сержант полиции. Он притопывал, чтобы согреться, лицо раскраснелось от холода.

– Филипс еще жив, – уверенно сказал я.

Сержант улыбнулся и показал на пустынную улицу.

– Если он отбросит коньки, вы сразу поймете. Сбегутся все.

Я кивнул. В таком случае вокруг больницы собралось бы море камер и микрофонов.

У лифтов стоял еще один офицер. Я его не знал и на подходе вытащил удостоверение.

– Все тихо?

– Медсестры постоянно пристают, сэр. Им нравятся мужчины в форме.

– Проявите выдержку, – сказал я и шагнул в лифт, подумав, что в Хэндонском колледже зря не учат легкому флирту.

У дверей в интенсивную терапию возвышалась долговязая фигура Билли Грина. Он клевал носом, однако, увидев меня, тут же выпрямился.

– Снова в дозоре? – спросил я.

Билли заулыбался:

– Да, детектив Вулф.

– Гости были?

– Приходит один и тот же мужчина. Его друг, политик. Посетителей не допускают, но мистер Кинг, похоже, уладил этот вопрос.

Из отделения вышел врач.

– Добрый день, – сказал я. – Когда мне можно будет поговорить с вашим пациентом?

– У мистера Филипса сильно повреждена трахея, детектив, – ответил он. – Как вам известно, кто-то проткнул ее ножом. Тридцать процентов людей с такими ранами умирают. Большинство – в течение часа.

– Я понимаю, дело серьезное.

– Не уверен, что понимаете. Мистер Филипс находится под действием седативных препаратов, на искусственной вентиляции легких. Если он выживет, ему потребуется сложная операция по восстановлению трахеи. И даже если она пройдет успешно, у него до конца жизни будут трудности из-за сужения дыхательных путей.

Врач оторвал взгляд от своего блокнота и посмотрел на меня:

– Вы серьезно спрашиваете, когда с ним можно побеседовать?

– Мы думаем, что он мог видеть лицо преступника, – объяснил я. – Не нужно говорить. Он мог бы все написать.

Врач посмотрел на меня с откровенной враждебностью:

– Сейчас к нему нельзя. Я дам вам знать, когда с ним можно будет увидеться.

Он ушел.

Я отдал Грину свою визитку.

– Если Филипс очнется, позвоните мне. Если его состояние изменится, позвоните мне. Если возникнут любые проблемы, что вы сделаете?

– Позвоню вам.

– Правильно.

Я вошел в отделение, констебль Грин – следом. Пока я мыл руки в большой глубокой раковине, какие бывают только в палатах интенсивной терапии, Билли с тревогой за мной наблюдал.

– Не беспокойтесь. Я не собираюсь его оперировать и быстро уйду.

Я вошел в комнату.

В сумраке на койке с приподнятым изголовьем лежал человек. Сейчас Гай Филипс был совсем не похож на того мужчину с окровавленной шеей, который вышел к нам из лесополосы. Он выглядел как единственный выживший после катастрофы.

С края щупальцами свисали три трубки – тонкая и две толстые, рифленые. Они были подключены еще к одной, а та, в свою очередь, соединялась с горлом и носом пациента. Врач сказал, что из-за поврежденной трахеи больной не может самостоятельно дышать. Я и представить не мог, что это значит, пока не увидел и не услышал Филипса. С аппаратом искусственной вентиляции каждый вдох и выдох Свина звучал, точно шум небольшого боя.

Шею обмотали бинтами, и он стал похож не то на египетскую мумию, не то на человека, которого пытались обезглавить.

– Здравствуйте, детектив, – сказал кто-то. – В глубине комнаты, сгорбившись в одиноком кресле, сидел Бен Кинг. – Спасибо, что спасли жизнь Гая.

Он говорил очень тихо, и хотя мы никак не могли разбудить больного, я тоже понизил голос.

– Спас его старший инспектор Мэллори. Это он остановил кровотечение.

– Конечно. Я поблагодарю его лично. У вас уже есть какие-то зацепки?

– Нет. – Я помедлил. – Но мы предполагаем, что мистер Филипс видел убийцу и сможет его опознать. Когда очнется.

– Когда очнется, – повторил Бен Кинг. – Будем надеяться, что скоро.

Он встал. Я думал, что политик собрался уходить, однако он просто пожал мне руку. В его глазах стояли слезы.

– Этим убийствам, этим чудовищным злодеяниям нужно положить конец.

В полумраке больничной палаты он пристально взглянул на меня, и в этот момент я почувствовал силу его личности, понял, почему он так быстро достиг вершины.

Шестнадцать

На следующее утро я вошел в Отдел серьезных инцидентов и сразу узнал ее.

Она приехала раньше Мэллори и сидела в кабинете одна, глядя в ноутбук. На мониторе был открыт файл с руководством по расследованию убийств.

Девушка повернулась, спокойно и внимательно посмотрела на меня. Я помнил этот взгляд еще с того дня, когда встретил ее в банке, у выхода из кабинета, где на ковре лежал Хьюго Бак. Однако на самом деле выдали ее непокорные рыжие волосы. Все остальное было другим: сегодня она не надела форму.