Загадка о тигрином следе

Лишь две квартиры пока ещё занимали прежние хозяева. На последнем этаже доживал свой длинный век старый адмирал в отставке, – лишённый пенсии бедняк с дочерью – старой девой. В прежние времена оттуда по вечерам частенько доносились фортепьянные партии – семейство не теряло надежды приманить жениха, которого не интересовало бы приданное, зато очень привлекала духовная жизнь потенциальной невесты. Но за последний год Луков ни разу не слышал уютного музицирования, и если бы однажды случайно не столкнулся на лестнице с дочерью отставного флотоводца, которая сообщила, что батюшка её ещё жив, то решил бы, что и их унесло лихое время.

Прямо на лестничной площадке третьего этажа жгли костёр из книг и пили самогон несколько субъектов запойного вида. Какой-то небритый тип в ватнике злорадно «прожевал», не вынимая папироску изо рта, и призывая в свидетели такого же разбитного вида приятеля:

– Гляди, Гришаня, сосед вернулся! Я мы то надеялись, что ему в Чеке юшку пустили… Везучий, падла! Ну да ничего! Скоро эта буржуйская морда вместе со своим доходягой-папашей переедет отсель на ближайшую помойку! А мы по ним поминки справим. Верно, Гришаня?

Торопливо отперев ключом дверь, Одиссей тут же запер её за собой. Наконец, он в знакомом с детства мирке, где, несмотря на все проносящиеся над этим городом социальные бури и потрясения, всегда чувствовал себя спокойно и уверенно! Правда, в квартире было темно и очень холодно. И не единого звука. Молодой человек позвал из прихожей отца. Ответом ему была гробовая тишина. У Одиссея стали ватными ноги от ужаса. Он вдруг ярко представил в собственном воображении, как сейчас обнаружит холодный труп самого дорогого ему человека.

Не снимая одежды – в пальто и ботинках Одиссей бросился в комнаты. И тут же к огромному своему облегчению услышал доносящейся из дальней комнаты кашель и слабый голос отца:

– Я тут, сынок. Слава Богу, ты пришёл!

В отцовском кабинете было темно. Вначале он наткнулся на ширму, из-за которой снова послышался отцовский кашель. Одиссей зажёг фитиль керосиновой лампы. Отец лежал на диване в домашнем халате, накрытый пледом. Лицо его было очень бледным, даже жёлтым. Он страшно ослаб, так как почти ничего не ел в последние дни. Только пил пустой свекольный чай. Иногда его навещала бывшая кухарка. Эта добрая женщина, когда могла, покупала где-то на свои скромные средства мёрзлую картошку, свекольную ботву, другую доступную ей еду и варила из них каши и борщи, подкармливая бывшего хозяина, который всегда был очень добр по отношению к ней. Если бы не эта сердобольная женщина, Одиссей конечно бы не застал отца живым. Хотя затяжная простуда и недостаточное питание сильно подточили силы отца.

Молодой человек наклонился к старику, нежно обнял его, поражаясь его худобе.

– Я же писал тебе в последней записке из камеры, что скоро мы встретимся! – ликовал молодой человек. – Теперь всё будет хорошо, я выхлопочу тебе паёк.

– Слава угодникам, ты вернулся! – сияя от счастья, прохрипел отец. – Ты знаешь, сынок, я человек не религиозный, но после того как тебя забрали, я только и делаю, что молюсь о твоём возвращении.

В ответ на вопрос сына: зачем он отгородился в пустой квартире ширмой, отец ответил, что сделал это на случай внезапного визита бывшей кухарки, чтобы он не застала его в неслишком приличивствующем спящем виде. Он попросил сына помочь ему сменить домашний шлафрок* на сюртук – даже перед ним старый профессор не хотел выглядеть неподобающим образом.

* домашний халат

Чтобы скрыть подступившие слёзы радости Одиссей отправился на кухню готовить обед. С собой он принёс объёмистый куль со всякой вкусной и питательной всячиной. Этот пакет с настоящим сокровищем ему вручил на прощание Вильмонт, не смотря на все протесты Лукова. В пакете, помимо, хлеба, сыра, колбасы и яблок, оказалась даже бутылка кагора. Так что молодому человеку удалось накрыть просто шикарный по нынешним временам стол.

Потом они уютно устроились за столом. За едой Одиссей рассказал отцу о предложении, которое ему сделал сам Дзержинский. Отец к удивлению Лукова сразу и беззаговорочно поддержал его, причём рассуждал он примерно так же, как и бывший царский генерал Вильмонт:

– Знаменитый египетский поход Наполеона был ни чем иным, как попыткой революционной Франции оттяпать жирный кусок от богатого колониального имущества «Владычицы морей»*. То есть революционной авантюрой чистой воды, вроде в той, в которую нынче снаряжают тебя. Тем не менее, благодаря тому, что в поход с Бонапартом отправились не только воины, но и лучшие умы французской науки, мир получил множество великолепных открытий. Чего стоит одна только расшифровка Шампольоном древних иероглифов на знаменитом Розеттском камне, которая стала прорывом в египтологии.

Лукову было очень важно услышать это. Тем не менее, радость его сменилась печалью, стоило молодому человеку вспомнить обращённое к нему лицо несчастной Свекольникова. Сколько в нём было удивления и надежды!

Нет, Одиссей не мог держать это в себе. Ему необходимо было поделиться своей душевной болью с родным человеком:

– Отец, я сегодня поступил низко, о чём теперь искренне сожалею. Пойми, я не ищу себе оправданий. Но мне очень хотелось бы как-то исправить дело.

И Луков рассказал родителю про инцидент возле тюрьмы.

– Могу себе представить, что она подумала, увидев меня на свободе, в то время как её муж всё ещё в застенках. Уверен: профессорша пожелала мне гореть в аду за предательство.

Лицо отца стало скорбным. Тут Одиссей заметил, что на безымянном пальце его правой руки отсутствует обручальное кольцо. После смерти матери, Одиссей несколько раз случайно становился свидетелем, как отец разговаривает с этим кольцом. Молодой человек бросился к комоду, достал шкатулку с семейными драгоценностями. Но и она тоже была пуста.

Тяжело вздохнув, отец пояснил, что кольца пришлось продать, чтобы купить продукты для тюремных передач.

Они выпили кагора. Поставив рюмку на стол, отец задумчиво протянул:

– Я слышал, она сильно бедствует.

– Ты о Свекольниковой?

– М-да… Знаешь что сынок: собери-ка ты часть этих деликатесов обратно в пакет, да отнеси их ей.

– И что я ей скажу?

– Всё как есть – честно. Ты ведь не сделал ничего дурного, никого не предал, не оклеветал. Тебе нечего стыдиться.

– Да она плюнет мне в лицо, и слушать не станет!

– Пусть плюёт, – спокойно согласился отец. – Плевок не пуля. Зато твоя совесть успокоиться.

Фонари на улицах не горели. Не обращая внимания на страшную темень и грязь, Одиссей шёл через полгорода к Свекольниковой. Под мышкой он держал куль с продуктами – лакомую добычу для любого бандита. Выходить из дома после наступления темноты было очень опасно. Если в дневное время ЧК поддерживала в городе относительный порядок, то по ночам на улицах беспредельно властвовал разного рода уголовный элемент. Где-то поблизости хлопнули выстрелы. Одиссей увидел, как в конце улицы заметались тёмные силуэты. Но странное дело, к одинокому прохожему с увесистым пакетом под мышкой никто не посмел приблизиться. Уличные грабители, словно на расстоянии чувствовали в нём новоиспечённого сотрудника могущественного ЧК.