Загадочная русская душа на фоне мировой еврейской истории
Шрифт:
Вот как он описывает наш «колхоз» за более чем две тысячи лет до его создания. «Так как равенства в работе и в получаемых от нее результатах провести нельзя – наоборот, отношения здесь неравные, — то неизбежно вызывают нарекания те, кто много пожинает или много получает, хотя и мало трудится, у тех, кто меньше получает, а работает больше. Вообще нелегко жить вместе и принимать участие во всем, что касается человеческих взаимоотношений, а в данном случае особенно. Обратим внимание на компании совместно путешествующих, где почти большинство участников не сходятся между собой в обыденных мелочах, и из–за них ссорятся друг с другом. И из прислуги у нас более всего бывают препирательства с тем, кем мы пользуемся для повседневных услуг. Такие и подобные им затруднения представляют общность собственности».
Во–первых, Аристотеля надо зачислить в основатели космической психологии, в которой очень долго и трудно подыскивают совместимых членов экипажа, зачастую ошибаясь. Во–вторых, я нахожу в этом примере Аристотеля исконную русскую черту «несовместимости» русских, которые вынужденно вечно жили «соборно», «артельно», «общинно». Здесь же я нахожу и так называемое
Действительно, суровая и длительная русская зима заставляла людей больше полугода жить в совершенно, по сегодняшним меркам, недопустимой скученности, буквально впритык друг к другу. Психологов, подобравших бы их друг к другу по совместимости, не было. Я понимаю страдания людей, вынужденных непреодолимыми обстоятельствами жить столь долго бок о бок. Это даже не «совместно путешествующие», это многократно хуже. Притом это продолжалось нескончаемые века. Даже и сегодня 7 или 9 квадратных метров на человека – средняя плотность населения московских квартир, тогда как, например, в Исландии – 50 или даже больше. Не отразиться генетически на характере русского человека это, безусловно, не могло. А ведь мы очень конфликтные люди именно из–за этого. Я просто не находил причины многим нашим, русским чертам характера. Но здесь не только конфликтность, но и ее производные: завистливость, недоброжелательность к соседу, плохое воспитание детей, но и стремление помочь просящему, готовность кормить детей, пока сам жив и так далее. Во всем у нас очень резкое «единство противоположностей», такое же резкое, как летняя жара и зимний холод в России. На резко континентальном климате некоторые ученые основывали эти резкие переходы, например, от добра к злобе у русских. Дело, оказывается, в другом: в неимоверной скученности людей большую часть года. Рассмотрим эти черты.
Я объяснял разрозненность северных народов невозможностью прокормить своих оленей, если бы племена жили скученно. Это так. Но и вынужденность почти круглогодичного пребывания семьи в чуме, тоже должна наложить свой отпечаток, поэтому временные стойбища у северных народов состоят всего из нескольких семей, а не больших, так сказать, передвижных деревень. Мало того, в Исландии, лежащей на параллели Архангельска, – стране достаточно высокого уровня жизни по мировым меркам, оказывается, самая большая в мире жилая площадь домов на одного человека. Причем там почти нет многоквартирных домов, большинство домов – частные, семейные, отдаленные друг от друга. Там в 10 комнатах проживает всего несколько человек, и могут не видеть друг друга сутками напролет. Оказывается, это не прихоть исландцев – иметь столько жилой площади, а острая необходимость, чтобы не возникало «конфликтов скученности». Надо добавить еще, что геодезические параллели очень плохо отражают климат земли из–за Гольфстрима. Стокгольм лежит на параллели Магадана, но кто же будет сравнивать их климат? Между тем, у россиян никогда не было возможности хоть немного рассредоточиться в своем жилье, они веками спали в три этажа в одной комнате: на полу, на единственной в доме супружеской кровати (лавке) и на печи, полатях, под потолком. Вот где надо искать истоки, — в постоянных «конфликтах скученности», закрепившиеся в генах. Вот где надо искать отмеченные многими иностранными свидетелями непонятные им черты русских, о которых, например, пишет Я. Маржарет: «Все, без различия, мужчины и женщины, мальчики и девочки, заражены пороком пьянства…, имеют на устах (матерщину) и говорят это родители детям, а дети родителям». А что вы хотите? Не научиться этому всему, живя в такой скученности, просто невозможно.
Я думаю, что исток следующего анекдота тоже лежит в этом. Например, армянина, спрашивают: «Как вы поступите, когда ваш сосед построит большой и красивый, богатый дом?». «Соберемся с другими соседями и в складчину построим такой же, сперва одному, потом другому и так далее, чтобы все имели хорошие дома», — отвечает, — «а вы русские как поступите»? «Мы сожжем у первого, чтобы ни у кого не было», — отвечает русский. Анекдоты же русские – это сама душа народа. Тут без обмана она проглядывает. Но никто не станет отрицать, а иностранцы это подтверждают самым решительным образом, что русский готов всегда отдать «последнюю рубаху» просящему, приютить путника, с самыми большими почестями встретить гостя, как говорится «в доску расшибиться». Это и есть диалектическое единство противоположностей, проистекающее из скученности житья большую часть года. От сильного воздействия условий мера чувства или черты характера тоже большая, как, например мера жадности или пьянства. Но не может так быть, чтобы соответствующее противоположное чувство или черта характера проявлялась в малой мере, тогда бы нарушался принцип единства противоположностей. Вот почему у русских такой «резко континентальный» характер, как и сам климат. Когда русский в такой невообразимой зимней скученности вырабатывает такие резкие черты характера, противящиеся этой скученности, вернее истекающий из нее, то и другая сторона этих черт характера, доброта и отзывчивость, тоже должны быть резкими, выделяющимися для наблюдателя.
Вспомните нашу совсем недавнюю жизнь до революции, когда подавляющее большинство из нас жило в курных крестьянских избах, и спало в три этажа. В течение каких–нибудь 30 лет мы почти все переехали из деревень в города и поселились там, в коммунальных квартирах, когда в одной квартире стало жить по 5 – 10 семей. Это стало большей мукой, чем жить в деревнях, где каждая семья жила хотя бы в отдельной избе. Только с шестидесятых годов семьи стали постепенно, крайне медленно переселяться в отдельные квартиры, но этот процесс и до сих пор далеко не завершен. Спасибо за это Никите Хрущеву, он очень помог нам начать процесс
улучшения характера в смысле общежития (не путать это слово с общежитием с комнатой на 10 человек). Да что такое отдельная квартира «хрущевского» типа с нормой жилья 9 квадратных метров на человека, а в общежитиях – 4 квадратных метра, когда кровать занимает 2 квадратных метра? Вы не забыли еще «норму» Исландии? На каждую ночь в таких советских квартирах ставится от одной до трех раскладушек, так что, идя ночью в туалет, их поочередно перешагивают. И надо утром выстраиваться в очередь и около часа ждать, когда она подойдет к умывальной раковине. Так что, ждать нам еще очень долго исправления своего характера. Предпосылок для этого нет, и пока не предвидятся.Что же делают наши правители? О, они думают только о себе, о своем хвастовстве «великой и неделимой», которую все надо увеличивать, а не уменьшать. О реставрации Кремля, о своих многочисленных дачах, о хвастовстве атомной бомбой и ракетами, о космосе, да вообще обо всем, чем можно похвастаться перед коллегами из–за границы. Им плевать на тех, кто им все это сделал и продолжает делать, а на их характер – тем более. Но об этом – в соответствующем месте. Продолжу о том, что в заголовке.
Неплохо Аристотель 2400 лет назад и о государстве сказал: «Ясно, что государство при постоянно усиливающемся единстве перестает быть государством». Это только формула, доказательства очень пространны, поэтому читайте их у него сами. Вы не находите, что нынешние реформы Путина напоминают попытку возродить «постоянно усиливающееся единство»?
Аристотель сводит все виды царской власти к двум видам. Первый – «это тот, когда один человек является неограниченным владыкой над всем, точно так же как управляет общими делами то или иное племя или государство. Такого рода царская власть есть как бы власть домохозяйственная: подобно тому, как власть домохозяина является своего рода царской властью над домом, так точно эта всеобъемлющая царская власть есть в сущности домоправительство над одним или несколькими государствами или племенами». Прерву, чтобы обратить ваше внимание на то, что это пишет человек, который словно побывал в нашей стране и досконально ее изучил.
Второй тип царской власти он называет «лакедемонским» (спартанским): «она основывается преимущественно на законе, но она не является верховной властью в полном смысле: царь – верховный вождь военных сил лишь в том случае, когда он выходит за пределы страны; сверх того, царям предоставлено ведать религиозным культом. Таким образом, эта царская власть является как бы некоей неограниченной и неотменяемой стратегией; но право казнить царь имеет исключительно только во время похода. То же самое было и в глубокой древности во время военных экспедиций, когда действовало право сильного, о чем свидетельствует Гомер: Агамемнон на народных сходках выслушивал брань, сдерживая себя, но, когда войско отправлялось против неприятеля, он имел полную власть казнить; недаром он заявляет: «Если же кого я увижу вне ратоборства… нигде уже после ему не укрыться от псов и пернатых: смерть в моих ведь руках»».
Во–первых, такую власть имели казаки–разбойники, они же хазары и прочие печенеги. Да, и у простых казаков власть была такая же. Внутри куреня – демократия, на войне – глава выборный, но единоначальный. Во–вторых, это не царская власть, а прелесть. В третьих, «лакедемонский тип царской власти» «военного царя» хазарских казаков–разбойников показывает связь хазар с греками, то есть с древними евреями (см. главку «Здравствуйте, хазары…»).
Аристотель спрашивает себя: «под какой властью лучше находиться – под властью лучшего мужа или под властью лучших законов?». И отвечает себе: «… должны существовать законы, теряющие, однако, свою силу тогда, когда они извращаются». Немного ниже: «предпочтительнее, чтобы властвовал закон, а не кто–нибудь один из среды граждан», ибо «закон – это свободный от безотчетных позывов разум». Еще ниже: «Пример из области искусств, который показывает, что лечить согласно букве предписания – плохо, а предпочтительнее обращаться к знатокам врачебного искусства, представляется ошибочным. Врачи ведь ничего не будут делать из дружбы против правил. Они и вознаграждение получают после того, как вылечили больного. Напротив, люди, занимающие государственные должности, зачастую во многом поступают, руководствуясь злобой или приязнью. Таким образом, ясно, что ищущий справедливости ищет чего–то беспристрастного, а закон и есть это беспристрастное».
Особенно близко нам, россиянам, аристотелево понятие: «законы, теряющие свою силу тогда, когда они извращаются». Как видите, он все это описал задолго до возникновения «Святой Руси» и «смотрел как в воду», определяя нашу еще не возникшую страну. Но, что же говорит по этому поводу христианство, более позднее дитя разума человеческого? Знатоки Библии, я не сомневаюсь, найдут в ней подходящую притчу, которую можно понимать, хоть так, хоть эдак. Но они никогда не найдут в ней четкого и ясного толкования подобных вещей как у Аристотеля. Но ведь Библия–то могла бы быть и поконкретнее, и понаучнее, ведь ее создатели не могли не читать Аристотеля. В те времена в мире перечень книг–то был, наверное, не больше двух–трех дюжин. Вот только за одно это, не считая другого, Библия мне ненавистна, хотя и занимательна как детектив Марининой. И правильно сделали протестанты, что во главу угла поставили «не человек человеку – брат», а «ты должен доказать богу своим трудом, что ты достоин его». Я их понимаю, они могли бы и «круче», как говорят сегодня, взять, но времена–то, в которых они жили, тоже надо принимать во внимание. И коммунистов я тоже понимаю. Они ведь не христианство развенчивали, а меняли его на другую религию–идеологию, более худшую, и взяв из христианства тоже самые худшие его черты. И Гитлера я понимаю. Он все делал по тому же сценарию, только не для всего мира, а только для «немецкого народа», вернее для себя лично. Одного я не понимаю, как можно было, создавая новую религию, не заглянуть в такие хорошие аристотелевы книги? И не шибко ведь торопились. Наверное, потому, что были законченными подлецами. Другого определения у меня просто нет, хоть и пытался его найти.