Загляни в себя. Ни воды, ни луны

«Я не верю в дисциплину», - ответил я.
– Кто создал ее? Существует ли какие-то законодательные предписания?»

«Таких предписаний нет, - сказал он.
– Но если вы посадите юношей и девушек вместе, они будут интересоваться друг другом, а не вашей лекцией».

«Вы ошибаетесь!
– воскликнул я.
– Если их держать раздельно, тогда они думают друг о друге, а не о моей лекции. И я посадил их так тесно, что юноши больше не задумаются о девушках. От девушки пахнет потом, как и от юноши, который уже несколько дней ленится принять душ. Сколько можно интересоваться противоположным полом в таких обстоятельствах? Я дал им все возможности. Если они захотят выйти вместе, пожалуйста. Им не требуется мое разрешение. А если они захотят вернуться в аудиторию, то и на это им не требуется мое разрешение. Я здесь для того, чтобы учить, а не для того, чтобы делать из них святых и грешников. Они могут стать кем угодно».

«Лучше всего пережить оба состояния, то есть в один день быть святым, а в другой день быть грешником, - рассудил я.
– Почему бы ни разрешить людям всю шкалу поведения? Иногда вы святой. Вы поститесь, молитесь, сидите в позе лотоса. Иногда вы становитесь повесой. Постигнув все состояния, человек преодолеет их. А главное для нас это как раз трансцендентность».

Заместитель ректора всплеснул руками: «Трансцендентность? Я никогда не слышал, чтобы в университетах преподавали такой предмет!»

«Ну и пусть, - отозвался я.
– А я помогу своим студентам выйти за пределы всякой двойственности мужчины и женщины».

Вы сами видите, что здесь вы слушаете меня. Никто не интересуется своим соседом независимо оттого, женщина это ли мужчина. Даже если рядом с вами женщина с бородой, никто и бровью не поведет. Если вы сидите здесь, то для того, чтобы послушать лекцию.

Но все святые прошлого постоянно обращали внимание на внешний мир. Особое внимание мужчина уделял женщине, а женщина -мужчине. Но для созерцателя это не настоящие трудности. Созерцатель должен закрыть глаза и наблюдать за своими мыслями, даже не вынося суждение о том, что это мыльные пузыри, тени, иллюзии или сновидения. Когда вы выносите суждения (грезы, тени, мыльные пузыри, иллюзии), то говорите, что не понимаете.

Если это просто иллюзия, тогда вам не нужно ничего говорить, иллюзия исчезнет. Если это мыльный пузырь, то сколько времени он продержится? Скоро облако отойдет от луны, даже не поцарапав ее. Вам не нужно беспокоиться ни о чем иллюзорном. Но все святые постоянно тревожились о мыльных пузырях, тенях, иллюзиях и грезах.

По моему мнению, во время медитации человек отпускает все на самотек. Вы просто все время безмолвны, ни о чем не судите и ничто не толкуете. Вы не превозносите и не осуждаете. Скоро вся пыль осядет, и вы останетесь во всей своей славе и красоте, на пике сознания.

Дайкаку говорит об устаревшем шаблоне, старомодной медитации. Я не согласен с ним, такой метод берет начало в страхе.

Если ваши глаза открыты, и вы видите все, что расположено вдали, ваш ум может отвлечься на другие объекты.

Я не понимаю такую установку, потому что смотрю по сторонам, и мой ум не отвлекается. Ум смущается, потому что вы знаете что-то о медитации. Если вы постигли медитацию, тогда ваш ум становится зеркалом, которое отражает, но не смущается.

Если ваши глаза закрыты, вы впадаете в состояние забвения и тьмы, ваш утрачивает ясность.

Что же в этом плохого? Вы погружаетесь во тьму: очень красивую бархатистую тьму. Вас охватывает самозабвение, а это сильное переживание.

Когда ваши глаза полуоткрыты, ваши мысли не пускаются в бега, ум и тело представляют собой единую истинную природу.

Если вы четко исследуете себя, тогда горести рождения и смерти неведомы вам. Это называется осознанием поля Будды там, где вы есть. Таков смысл великой способности и великого действия.

Дайкаку абсолютно правильно рассуждает, но он склонен практиковать традиционную медитацию. Иногда, в определенные ситуации, старые методы работают, но мне нужен более научный метод, который работает всегда. Не должно быть вопроса о каких-то случайностях. Например, у вас умирает жена...

У одного человека умер отец. В его дом пришли все престарелые соседи. «Не беспокойся, - сказали они.
– Мы здесь. Если тебе нужен совет, считай всех нас своими отцами. Ни о чем не волнуйся, все это ник чему».

Потом у него умерла мать, и снова повторилась прежняя ситуация. Все престарелые соседки пришли в его дом и сказали: «Не плачь. Мы твои матери. Ты всегда можешь положиться на нас».

Затем у него умерла жена, но никто не пришел в его дом. Он сидел перед домом, плакал и причитал.

«Что у тебя стряслось?» - поинтересовался прохожий.

«Дело в том, что никто не идет ко мне, никто не просит меня перестать плакать, никто не предлагает себя в качестве жены. А я все жду! Когда у меня умер отец, я не звал отцов. Когда у меня умерла мать, я не звал матерей. Но сейчас у меня умерла жена, но ни одна женщина не пришла ко мне из сострадания, чтобы успокоить меня и предложить свои услуги в качестве жены».

«Что же ты станешь делать?» - спросил прохожий.

«Я стану саньясином, - в досаде махнул рукой горемыка.
– Мирская жизнь никчемна. Весь мир иллюзорен, здесь все люди лишь чешут языками».

Многие люди становятся саньясинами потому, что им больше нечем заняться, ведь у них нет работы и образования. Я встречал многих саньясинов, которые с радостью отказались бы от своего монашества, но они боялись что после такого шага не найдут еду, одежду и кров. Эти же люди, которые сейчас низко кланяются им, потом не дадут им средства к жизни. Они потребуют у бывших монахов диплом, рекомендательные письма.

Но для саньясы никто не просит дипломы и рекомендательные письма. В прошлом большинство монахов всех религий составляли бродяги. Они не могли найти свое место в жизни, не могли ничего добиться, поэтому считали саньясу самым простым средством достижения почестей.

Я хочу изменить определение саньясы. Я хочу, чтобы мои саньясины жили в мире, но не были его частью. Я хочу, чтобы мои саньясины жили в мире, но не позволяли миру проникать в них.

Это очень просто. Необходима лишь правильная медитация и правильная внутренняя основа, и тогда мир не сможет смущать вас. Ни у кого нет времени смущать вас. Все люди поглощены своими делами, тревогами и заботами. И если вы можете быть безмолвным в мире, тогда у вашего безмолвия есть ценность, подлинность. В Гималаях безмолвие принадлежит не вам, а самим горам. Стоит вам возвратиться в мир, и вы сразу же смутитесь.

Один человек тридцать лет медитировал в Гималаях, и он начал считать себя Буддой. Однажды в Аллахабаде устроили большой праздник Кумбха Мела. Возможно, это самое большое собрание индуистов на земле. Поэтому какие-то люди попросили великого святого: «Вы просидели в гималайских пещерах тридцать лет, и вам пора спуститься. Лучше всего сделать это на праздник, потому что на Кумбха Мелу соберутся миллионы людей. Они порадуются при виде вашего покоя и безмолвия».