Заговор патриотов
Шрифт:
– А конкретно? Или это секрет?
– Да нет. Господин Юрген Янсен.
Член политсовета национал-патриотов, которого Кыпс представил как одного из главных спонсоров, приблизился к микрофонам и уверенным жестом руки попросил внимания:
– Позвольте мне дать пояснения. Да, действительно всего две недели назад я сообщил Томасу, что он является внуком Альфонса Ребане. Но знали мы об этом давно. Просто не было документов, которые подтверждали бы это с полной достоверностью. Альфонс Ребане был для коммунистов злейшим врагом. Поэтому родители Томаса тщательно скрывали это опасное для них родство. По вполне понятным причинам
– Да, конечно, - покивал Томас.
– Если честно, вышибли меня за прогулы. Но историю я действительно никогда не любил. Клио никогда не относилась к числу любимых мной муз.
– А с каких пор ты художник?
– не унимался корреспондент "Эстонии".
– Об этом ты тоже узнал всего две недели назад?
Томас обиделся. Из кармана плаща он извлек журнал с яркой глянцевой обложкой и продемонстрировал его публике:
– Это журнал "Дойче арт". Месяц назад в мюнхенском музее "Новая пинакотека" проходила выставка современного искусства из частных коллекций. А "Новая пинакотека" - это, кто не знает, как Эрмитаж. На выставке была и моя картина, я назвал ее "Композиция номер шесть". Она была отмечена в статье одного из самых известных немецких искусствоведов доктора Фишера. Так что можешь засунуть свою иронию... В общем, ты знаешь, куда ее засунуть.
Ответ Томаса вызвал одобрительные смешки в публике.
– Ты - в "Новой пинакотеке"?
– поразился настырный корреспондент.
– Что же написал о твоей картине доктор Фишер?
– Пожалуйста, могу прочитать.
– Томас раскрыл журнал и нашел нужное место.
– "Композиция номер шесть" молодого эстонского художника Томаса Ребане - это похмелье красок, обнаженный примитивизм, вызывающий, наглый, исполненный такого равнодушия и даже отвращения к зрителю, что картина невольно обращает на себя внимание".
– И что это значит?
– озадаченно спросил журналист.
– Что?
– То, что написал о твоей картине доктор Фишер.
– А! Ну, это типа того, что я выразил свое отношение к этому, как его... В общем, к советской власти.
– Прекрасно, Томас Ребане!
– заявил корреспондент "Ээсти курьер". Прекрасный ответ! Вы помните своего знаменитого деда?
– Увы, нет, - ответил Томас.
– Я его никогда не видел.
– Но вы ощущали его присутствие в своей судьбе?
– Я? Да, конечно. А как же? Иногда ощущал. Но каким-то странным, даже мистическим образом. Словно кто-то предостерегал меня от одних поступков и поощрал к другим. Должен признаться, я не всегда следовал этим советам. И потому совершал ошибки, которых вполне мог избежать. Но я же не знал, кто дает мне эти советы.
– Альфонс Ребане был непримиримым борцом против коммунистического режима. Вы разделяете политические взгляды своего деда?
– Как же их можно не разделять?
– удивился Томас.
– Сейчас все стали антикоммунистами. Даже коммунисты.
– Господа, разрешите мне закончить на этом пресс-конференцию, - объявил Кыпс.
– Благодарю всех. Благодарю Томаса Ребане за откровенность его ответов. Объявляется перерыв. После
Толпа потекла под навес к заскучавшим официантам, солидные гости неторопливо спускались с подмостков, на ходу обмениваясь впечатлениями о пресс-конференции. Говорили в основном по-эстонски. Лишь однажды мое ухо уловило русскую речь. К Томасу Ребане, сошедшему с трибуны в сопровождении национал-патриота Янсена, подошел квадратный спонсор, заявивший в начале пресс-конференции, что он эстонец и этим, блин, все сказано, и проговорил со странным выражением, с эдакой смесью удивления, уважения и пренебрежения:
– Ну ты даешь, Фитиль! Внук Альфонса Ребане! Никогда бы не подумал.
– И тебе, Краб, придется с этим считаться, - не без вызова ответил потомок эсэсовца.
– Никаких "фитилей", Анвельт, - приказал национал-патриот.
– И никаких "никогда бы не подумал". Никогда, нигде и ни при каких обстоятельствах. Ясно?
– Вник. Проехали Фитиля. Господин Ребане. А просто Томасом я могу тебя называть?
– Можешь. Кстати, Краб, у тебя зависли мои десять штук баксов. Закинь мне их. Счетчик я включать не буду, но советую не тянуть.
– Какие десять штук?
– возмутился квадратный Анвельт.
– Я твоих бабок в глаза не видел!
Томас Ребане обернулся к Янсену:
– Значит, это вы должны мне мои десять тысяч?
– Свободны, Анвельт, - сухо кивнул национал-патриот. А когда тот отошел, резко посоветовал Томасу:
– Не забывайтесь, молодой человек. Если бы не я, вы никогда не узнали бы, что являетесь внуком Альфонса Ребане.
– Но я узнал. А теперь узнали все. И вам тоже придется с этим считаться. Я хочу получить свои бабки. Мне не нравится, когда они лежат в чужом кармане.
– Да отдаст он вам ваши жалкие баксы, отдаст!
– раздраженно бросил Янсен.
– Другой разговор, - с удовлетворением констатировал внук национального героя.
– А теперь я бы чего-нибудь выпил. Чего-нибудь невульгарного, соответствующего человеку моего положения.
– Обойдетесь!
– прикрикнул национал-патриот.
– Не забывайте, что вы под домашним арестом. А в условия домашнего ареста входит сухой закон. Пойдемте, мы должны присутствовать на мастер-классе.
– Хоть сценарий дали бы почитать, - сказал Томас.
– А то меня будут спрашивать о подвиге дедули, а что я могу сказать?
– Получите сценарий, - пообещал Янсен.
– Возьму экземпляр у Кейта. Он вряд ли станет его перечитывать. А у вас для этого будет много времени.
– Связался я с вами!
– пробормотал Томас Ребане и послушно поплелся за Янсеном.
– Тут какая-то темниловка, - заключил Муха, прислушивавшийся, как и я, к этому странному разговору.
– Но мне он почему-то нравится, этот фитиль. Хоть он и внук эсэсовца. По-моему, редкостный раздолбай. Но в этом гадюшнике выглядит нормальным человеком. А что это, если не гадюшник? Снимать фильм про подвиги эсэсовцев в годы Великой Отечественной войны! Это надо же! Я даже представить себе не мог, что такое вообще возможно!