Заговор против террора

Кирилл, так и не проронив ни слова, вернулся к Софе.

— Больше она не будет здесь кликушествовать, — сказал он устало, лег на кровать и закрыл глаза. Шум в комнате с краю стал затихать.

— Что ты им сказал? — спросила Софа.

— Пригрозил. Не стоит повторять.

— Милый, не расстраивайся, — прошептала Софа, погладив его по щеке теплой, нежной ладонью. — Что поделаешь, коммуналка.

— Пойдем, пройдемся немного, — предложил Кирилл. — Вернемся, когда скандал уляжется. Я от тебя не уйду до утра. Ладно?

— До утра?

— Да. Нам нечего скрывать. Мы ведь скоро поженимся, правда?

— Пойдем, пройдемся. Оставайся до утра.

Глава 9

30 августа 1948 года Берия сидел в своем кабинете в Кремле, пытаясь разобраться в лабиринте проблем ядерного проекта, однако при всей важности стоявших перед ним организационных и технических задач сосредоточиться на них он никак не мог. Уже начало смеркаться, а он все еще ждал новостей, которые сейчас были поважнее атомной бомбы. Его люди донесли, что со Ждановым, вторым человеком по влиянию после Сталина, что-то по-серьезному неладно. Может быть, даже инфаркт. Сейчас его группировка явно была сильнее в окружении вождя. Кузнецов, человек Жданова, заведовал политическими кадрами, и уже только это могло решить судьбу группировки Маленкова-Берии, не говоря уже о тех, кто стоял за Хрущевым. Сталин пока не трогал установившийся хрупкий баланс, надо думать, из-за того, что заменить Берию на ядерном проекте было некем. Наверх пробивались в основном те, кто умел интриговать кто был изощрен в политических карьерных играх, а когда доходило до важных дел, Сталин выдвигал в руководство таких, как Берия или Вознесенский. Вспомнив о Вознесенском, Берия нахмурился. Хоть тот и не был склонен к тому, чтоб просто убирать соперников с дороги, но, когда дойдет дело до решающей схватки, он наверняка пойдет на ликвидацию.

За окном уже темнело, когда резко зазвонил телефон. Берия вздрогнул, как в ту ночь на Кавказе, когда в его палатку стреляли подосланные убийцы.

— Жданов умер, — услышал он в трубке короткое сообщение. И не стал расспрашивать детали: главное случилось, а подробности станут известны завтра в любом случае.

Его первым побуждением было позвонить Маленкову. Наверняка его друг и соратник тоже до сих пор в Кремле и ждет новостей. Но Берия отдернул потянувшуюся к трубке руку, пытаясь осмыслить огромную важность происшедшего. Сталин явно об этом знает, но не звонит. Что назревает?

Его спутанные мысли прервало второе сообщение, — прибыл конверт от министра госбезопасности Абакумова. Когда Берия, вытащив из конверта, прочел записку, его брови поползли вверх, а пенсне слетело с носа. Он успел поймать его на лету и, водрузив снова на нос, перечитал внимательнее присланные бумаги. Одна из них была копия записки Абакумова Сталину, к ней приложено письмо с жалобой врача-кардиолога Кремлевской больницы Лидии Тимашук.

В записке, под грифом «Совершенно секретно», Абакумов писал: «При этом представляю Вам заявление заведующей кабинетом кардиографии Кремлевской больницы врача Тимашук М.Ф. в отношении состояния здоровья Жданова А.А.».

В голове промелькнула озорная мысль, что никакого состояния здоровья у товарища Жданова А.А. больше нет. В записке Тимашук упоминались врачи-светилы, диагноз которых Тимашук считала неправильным и, как следствие, неправильным прописанное лечение. Подтверждала она свое мнение рисунком кардиограммы, который могли понять только специалисты. Еще интереснее было многозначительное пояснение Абакумова. Касалось оно адресата, которому Тимашук отправляла письмо.

Берия не успел полностью осмыслить эту записку, как размышления его прервал Маленков. Он явился без предупредительного звонка, а вернее ворвался в кабинет даже без стука. Обычно безукоризненно аккуратный, сейчас он был без галстука, ворот рубахи расстегнут. Его всегда идеально отглаженный костюм казался измятым, пиджак скособочился, будто пуговицы были застегнуты не в том порядке.

— Жданов умер, — взволнованно проговорил Маленков, без приглашения плюхаясь в кресло напротив. — Уже знаешь?

Берия молча кивнул и протянул Маленкову абакумовские бумаги. Пухлые щеки Маленкова зарумянились и затряслись. Прочитав, он вернул бумаги на стол и посмотрел Берии в глаза.

— Думаешь, что-нибудь с врачами сейчас затеет? — спросил Маленков.

Берия отрицательно покачал головой.

— Вряд ли. Там почти все врачи русские. Но тут есть кое-что еще, поважнее.

Маленков согласно кивнул головой. Для него это известие, конечно, праздник.

— Давай пройдемся, — предложил Берия.

Маленков с готовностью и с неожиданной для его грузного тела легкостью вскочил со стула.

— Хорошая погода, — радостно откликнулся он. — Да и по домам пора.

Не успел Берия запихнуть бумаги в портфель, как раздался звонок. Он схватил трубку, приставил ее к уху, буркнул «а-ха» и положил на подставку.

— Кто звонил? — озабоченно спросил Маленков.

— Поскребышев.

— Что ему нужно? Сталин к себе вызывает?

— Нет. Никого Сталин видеть не хочет. Завтра утром, тридцать первого августа, он вылетает к себе на дачу под Сочи отдыхать. Странно, не захотел видеть нас.

Они молча вышли из здания и, пока не отошли подальше, не проронили ни слова.

— Ну и дела. — тихо начал Маленков. — Что это значит?

— Сталин очень плох. У меня есть донесения от лечащих врачей. Да ты и сам можешь судить по его виду, не нужно быть врачом. Сталин пока не знает, что делать дальше. Или не решил. Сейчас многое зависит от нас с тобой. Все поворачивается в нашу пользу. Если его не станет в ближайшее время, мы справимся со всеми. Если нет, то будущее неизвестно. В конечном итоге, все может обернуться против нас. Наверняка обернется.

— Не понимаю ход твоих мыслей, — признался Маленков. — Кстати, ты упомянул, что есть в документах Абакумова кое-что поважнее. Что именно? Может, я что пропустил?

— Ты пропустил только то, что не было упомянуто. Тимашук адресовала свое заявление Власику, посчитав, что он, как глава охраны Сталина и Кремля, доставит эту записку Хозяину. А он ее не доставил вовремя. Пока я не знаю — почему. Первым ее записку передал Абакумов. Понимаешь?

— Ну и что? День-два ничего не решают в таком деле.

— Сейчас не решают. Но многое решат в будущем.

— Что именно?

— Георгий, настало время говорить откровенно. Ты прекрасно знаешь, что я тебе верный друг. Это я тебя вытащил из ссылки. Это благодаря мне ты стал снова соперником Жданова, а сейчас, после его смерти — фактически заместителем Сталина.

— Я это прекрасно понимаю и ценю, Лаврентий, — кивнув головой, согласился Маленков.

— Ты можешь на меня рассчитывать в любой ситуации.

— И еще, я хочу, чтобы у нас была полная ясность в отношении будущего. По отдельности, друг без друга, никто из нас не будет представлять из себя решающей силы. Только вместе мы сможем решать все проблемы вокруг Хозяина, а после его смерти — в Политбюро.

— Тебе не нужно это объяснять, Лаврентий. Ты знаешь, на меня можно рассчитывать в любой ситуации.

— В любой? — с многозначительной неуверенностью спросил Берия.

— В любой, — уже с легким раздражением повторил Маленков.

— Ладно. Так вот, если Хозяин продержится еще несколько лет, то тогда всем нам конец. Сначала тем, у кого жены еврейки. Это — Молотов, Ворошилов. Туда же отнеси Кагановича, но на этого падлу мне наплевать. Потом пойду за ними я, если атомный проект закончится успешно. Без меня Хрущев захватит власть, или кто-нибудь новый, и тогда под откос пойдешь ты.