Заговоры: Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул

К главе III

К стр. 113

О происхождении веры в слово см.: Кагаров Е. Г. Словесные элементы обряда // Из истории русской и советской фольклористики. Л., 1981, с. 66–76. Современную точку зрения см.: Топоров В. Н. Об индоевропейской заговорной традиции. I. О природе заговора и его статусе // Исследования в области балто-славянской духовной культуры. Заговор. М., 1993. с. 3–13.

К стр. 115

Приветствую тебя, вечерняя звезда! Я любуюсь тобой и сегодня, и всегда; Светит месяц через двор моему возлюбленному, я вижу и т. д. — свети сюда, свети туда, освети девять углов; посвети над кроватью моего возлюбленного, чтобы он не отдыхал, не спал, пока обо мне не подумал (нем.).

К стр. 117

О связи заговора и молитвы см.: Storm G. Anglo-Saxon magic. Hague, 1948; Grattan J. H. G. Anglo-saxon magic and medicine. L., 1952.

К стр. 120

Различные типы соотношения слова и ритуала на материале фольклора австралийских туземцев см.: Stanner W. On aboriginal religion. Sydney, 1966 / Серия «Oceania monographs», II.

К стр. 122

Как крутится это веретено, пусть так и скотина возвращается домой (пол.).

Дай нам Боже лен вышиною как клен! (пол.).

К стр. 123

Дай Бог, чтобы зоб исчез, как исчезает этот камень (нем.).

К стр. 124

Приколень — вбитый в землю деревянный кол для привязки скота.

К стр. 125

Подубрусник — женский головной убор, носимый под повязкой (убрусом).

Будь твердой, как камень! (фр.).

К стр. 126

Как эти листья высохли, так пусть погибнет (имярек) хозяин и дети его (пол.).

К стр. 128

См. об этом Липс Ю. Происхождение вещей. М., 1954; и более современную работу: Берндт Р., Берндт К. Мир первых австралийцев. М., 1981.

340

В настоящее время существует обширная литература по родильной обрядности. Библиографию см. в работе: Гаврилюк Н. К. Картографирование духовной культуры (по материалам родильной обрядности украинцев). Киев, 1981.

К стр. 129

Ключи, которые отпирают небо (лат.).

Обширный материал по обрядам, связанных с узлами см. в работе: Шеппинг Д. О. О древних навязях и наузах и их влиянии на язык, жизнь и отвлеченные понятия // Архив историко-юридических сведений, относящихся до России. СПб., 1861, кн. 3, с. 181–202. Современный взгляд см. в ст.: Топорков А. Символика и ритуальные функции предметов материальной культуры // Этнографическое изучение знаковых средств культуры. Л., 1989, с. 97.

К стр. 139

Если носить при себе голубиное сердце — все тебя полюбят (лат.).

К стр. 140

Собачья старость — пупочная грыжа новорожденных.

К стр. 142

Утин — боль в пояснице.

К стр. 144

Я связываю эту иву и с ней мои 77 лихорадок (нем.).

Все болезни, горе и страдания я кидаю в реку (нем.).

Я лижу, вылизываю моего теленочка от дурного глаза от злого умысла (фр.).

К стр. 145

Ты уходишь в землю и ты вернешься, вокреснув в день страшного суда! (фр.).

Лигатура — насланная колдуном импотенция.

В скорби и крови я был рожден, все волшебство и колдовство мною утрачено (нем.).

Эта поваренная соль — на глаз завистника (фр.).

Вот тебе, завистник! (фр.)

К стр. 146

Вор, я укалываю твой мозг, ты должен потерять рассудок (нем.).

Ляк — детские судороги.

Сцень (от сцать — мочиться) — недержание мочи.

Будь твердой, как камень! (фр).

К стр. 149

Месяц большой, / Месяц маленький. / Опухоль, ты должна тоже пройти (нем.).

К стр. 150

Иисус, рожденный в Вифлееме и крещеный в реке Иордане, останови кровь у этого человека. Как встала вода в реке, когда ты в нее вошел (англ.).

К стр. 156

Чары, которые Мария наложила на глаз рыбы (англ.).

Кто является врачом? / Сам Господь Иисус (нем.).

К стр. 159

С помощью Бога Отца, Бога Сына и Бога Духа Святого (нем.).

К главе IV

Четвертая глава книги Познанского посвящена основным заговорным мотивам: мотиву «чудесной щуки», задержанию вора с помощью палки, убывающего счета, цветка, руки мертвеца, головни, «огненной Марии», рога, горящего в печи огня. Мерзебургскому мотиву, мотиву ризы или пелены, сметания, смывания и отстригания болезни, кузницы, ключа и замка, железного тына, чудесного одевания, встречи со злом, отстреливания и выклевывания болезни.

341

В соответствии с общим замыслом Познанского, эти мотивы должны показать отдельные этапы развития заговора. Таким образом Познанский выделяет два основных этапа: обрядовое действие и словесную чару. Причину же эволюции Познанский видит в первоначальном забывании смысла обрядового действия. При таком подходе оказались неучтенными тематические группы: наговоры (вызывающими зло) и обереги (направленными против зла), а также и различия между текстами заговоров, имеющими разновременное происхождение. Правда, современному читателю следует учесть, что в последних работах по индоевропеистике показана нерасчлененность древнейших представлений о заклинании (см.: Иванов Вяч. Вс., Гамкрелидзе Т. В. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Тбилиси, 1984, т. 11, с. 818). Более подробно об этом см. в работах: Schlerath B. Zu den Merzeburger Zauberspruchen // Indogermanische Dichtersprache. Darmstadt, 1968, S. 325–333; Vries de, J. Aligermaniche Religionsgeschichte. V. 2. Berlin, 1957, S. 169–173.

Подход Познанского, видимо, был вызван стремлением дать развернутые возражения на основные положения труда В. Мансикки, который считал, что заговоры возникли среди «духовных лиц, книжных начетчиков, церковной и околоцерковной среды» (Мансикка В. «Uber russische Zauberformen» mit Beruckstigung der Blut- und Verrenkungslessen. Helsingfors, 1909, S. 32). А значит они являются результатом разложения и забывания христианских молитв, образов и символов.

Действительно, сочетание церковной и фольклорной образности, их сопоставление, а иногда и отождествление являются характерной особенностью сознания человека средневековья. Это, в частности показывает сборник Н. Виноградова, где опубликовано огромное количество апокрифических спасительных молитв.

Выдвигая забывание первоначального смысла как ритуального действия, как основную причину развития заговоров, Познанский не учитывает того, что словесное объяснение наполовину забытого смысла действия никогда не будет тождественно его начальному пониманию. На принципиальную важность учета этого положения при сравнительных исследованиях неоднократно обращали внимание как фольклористы, так и этнографы (см.: Malinowski B. Magic, science and religion. N. Y, 1954, p. 42–43., а также: Тэрнер В. Символ и ритуал. М., 1983, с. 106–150). В этой связи небезынтересно привести и следующее высказывание А. Н. Веселовского: «Средневековые заговоры часто столь похожи на древние языческие заклятия не потому, что повторяют их в новой форме, а вследствие самостоятельного воспроизведения мифического процесса на христианской почве» (Веселовский А. Н. Заметки и сомнения о сравнительном изучении средневекового эпоса // Веселовский А. Н. Собр. соч. Л., 1938, т. 16, с. 291).