Закат Тьмы

— Как мне в пылу битвы понять, кого из к'Зирдов уже застолбили благородные Орки, а кого ещё нет? — беспомощно развел руками Трэрг. — Змеиные языки снуют толпами, и наши воины, составляя рисунок боя, распределяют для себя цели сразу десятками! Как тут определить бесхозного песочника? Тем более что мне совсем нечасто удается добраться до схватки, и всегда это случается в финале сражения, когда врагов не хватает. Как же мне поступать, Крырд Широкая Ладонь?

— У меня нет ответа на твой вопрос, — признался вождь. — И я понимаю твоё стремление принять участие в схватке. Но всё равно, убивать чужих противников нечестно! Я не знаю, что тебе посоветовать! Спроси у других шаманов! — Он посмотрел на Дрорга Угадывающего Врага. — Только не у этого, ибо на него тоже регулярно поступают жалобы.

— А что я?! — заерзал в седле Дрорг. — Мне, между прочим, гораздо хуже! Стоит только вспыхнуть славной битве, как все ожидают от тебя исключительно целительных чар и восстанавливающих силы заклятий! Никто почему-то не помнит, что шаман тоже Орк и нуждается в сече не меньше остальных! А что на деле?! Стоишь позади рубящихся линий и шепчешь целительные заклинания до тех пор, пока не иссякнут силы или не приблизится окончание сражения. Но едва вождь позволит тебе присоединиться к битве, как оказывается, что все враги уже заняты на десяток-другой схваток вперёд! А где взять других, если битва вскоре стихнет?! Надо ещё разобраться, по отношению к кому регулярно допускается несправедливость! Огненному Смерчу хорошо, Рыгдард Кровавый не дал ему уменья исцелять, и он устремляется в сечу при каждой возможности, и никто ему сие не запрещает. А ты, вождь, помнишь, сколько раз ты позволял мне напоить хрардар кровью врага за прошедшие десять битв?

— Пять! — заявил Крырд Широкая Ладонь. — Ты участвовал во всех битвах этой войны! А те прошлые пять боёв, они не в счет, это были короткие схватки в пустыне ещё до присоединения Клана Разъяренного Щиторога к Союзу Свободных Кланов…

— Как это не в счет?! — возмутился Дрорг. — Да у моего когтекрыла поверженных врагов больше, чем у меня! И это говорит мне вождь! Удел которого заботиться о своих соплеменниках! Или шаман для тебя уже не боец, Крырд Широкая Ладонь?! Ответь мне!

— Да-да, ответь нам, доблестный вождь! — немедленно поддержал его Трэрг. — Полагаю, сейчас к нашему разговору с интересом прислушиваются все шаманы этой лавины. Мы очень ждем!

— Это нечестно! — обиженно возмутился Крырд Широкая Ладонь. — Это шантаж! Вы поставили меня в безвыходное положение! Что я должен сказать?! Что позволю всем шаманам забыть об исцелении и рубиться в первых рядах? А кто будет поддерживать воинов? А что я скажу клану, если целитель погибнет в бою?! Какой я после этого вождь?!! Я обязан думать о судьбе всего клана, а не подсчитывать разницу в количестве песочников, убитых воинами и шаманами в отдельной битве!

— Это верно, — согласился Трэрг. — Закон Предков народа Орков гласит, что судьба и интересы клана суть святы, и превыше судьбы и интересов отдельного Орка. Именно потому мы живы и наводим страх на врагов, хоть народ наш и невелик. Сейчас, когда все кланы объединились, я могу точно сказать, что в степях Ругодара обитает двадцать миллионов Орков. И все они, от мала до велика, сплотились ради будущего своего народа. Совет Кланов собрал могучую Орду, подобной которой Ругодар не видел ещё никогда, с самого Начала Времен. Двадцать миллионов Орков выставили три миллиона воинов и миллион лучниц. На Великую Войну пожелали выйти все Орки, способные держать оружие. В степях Ругодара остались лишь немощные старцы, что хранят традиции и Закон Предков, да беременные и кормящие женщины, что заботятся о чадах оркских кланов. Даже бремя добывать пищу для ушедшей в Человеческие Королевства Орды легло на плечи подростков. Они не знают отдыха, мало спят и отказывают себе в обильной пище, отдавая её детям и воинам, и это закалит будущих бойцов и жён кланов, сделает их ещё сильнее и ещё тверже духом! И потому мы победим, сколько бы к'Зирдов не исторгла из себя бескрайняя Ратхаш!

Трэрг на миг замолчал и обвел взглядом поле давней битвы, усыпанное источающее смрад разлагающихся тел останками убитых Людей и песочников. Змеиные языки озаботились лишь обшарить трупы в поисках трофеев, не пожелав предавать огню ни своих, ни чужих погибших.

— Взгляните на сие побоище, храбрые Орки! — продолжил он. — Три дня назад здесь полегла армия Сабии. Если судить по бесконечным россыпям трупов, то сабийцы потеряли здесь не менее трехсот тысяч клинков. Триста тысяч! Население Человеческих Королевств в совокупности приближается к девяноста миллионам душ! В одних только Сабии и Галтании Людей больше, нежели Орков во всём Ругодаре! И что эти миллионы противопоставили к'Зирдской армаде?! Триста тысяч клинков! На результат этого мы сейчас взираем, благородные воины! Авлия собрала почти миллион бойцов, из которых нам удалось спасти совсем немногих. Остальные Королевства мы застали и вовсе опустошенными. И это при том, что Людей девяносто миллионов, и Великие Боги даровали их народу волшебников, повелевающих могучей магией! Даже если бы Человеческие Королевства отрядили на битву лишь каждого десятого, их армия насчитывала бы девять миллионов клинков и тысячи магов! Столь невероятно могучая сила смешала бы с песком Ратхаш воинство змеиных языков и без нашего участия.

Он с безнадежностью покачал головой и презрительно усмехнулся:

— Но что на деле, благородные Орки? А на деле Люди трусливы, алчны и заботятся лишь о себе, в крайнем случае, о своих семьях, да и то далеко не все. Их не волнует ничего, что не касается напрямую набитости собственного желудка или кошеля. Ими руководят правители, вобравшие в себя все самые низменные черты человеческого племени, но никто не спешит взять в руки оружие и снести с плеч прогнившие головы. Потому что у самих такие же. Они способны лишь пожаловаться на тяжелую судьбу, на притеснения и несправедливость, покричать, собравшись толпою, и не более того. Ноющую толпу разгоняет стража, зачинщиков бросают в тюрьму, и все затихают. Никто не устремляется в битву, дабы восстановить справедливость, все продолжают трусливо ныть. Причем стража, которая тоже состоит из Людей, в свободное от службы время ноет о тяжестях и несправедливостях жизни не менее тех, кого во время службы разгоняет и заточает в застенки.

— Разве иногда Люди не устраивают восстаний? — уточнил Дрорг Угадывающий Врага. — Я что-то слышал об этом прежде, и Белый Маг Айлани рассказывала о давних волнениях в Редонии.

— Иногда устраивают, — согласился Трэрг. — Только сии восстания случаются у Людей весьма странно: десять тысяч бунтуют, остальные десять миллионов сидят по домам. Им либо безразлично возмущение соплеменников, либо слишком страшно взять в руки оружие. — Шаман издал короткий смешок: — И если вдруг десять тысяч побеждают и обретают власть, то немедленно оказывается, что остальные недовольны ею не менее, нежели прежней! Но на этом всё и заканчивается, потому как взять в руки оружие и установить справедливость они не торопятся. У них хорошо получается только жаловаться. И вообще, у Людей принято храбро прятаться за спинами своих детей. Выражение «У меня дети» в народах Людей и Орков наделены противоположным смыслом. Если Орк идет сражаться за правду и свободу потому, что его заботит будущее, в коем будут жить его дети, то Человек, наоборот, усердно избегает битвы, дабы не погибнуть в ней ненароком. А то его дети останутся сиротами и будут никому не нужны.

— Но сие невозможно! — нахмурился Дрорг Угадывающий Врага. — Клан всегда заботится о детях погибших воинов пуще, нежели об остальных! Это великая честь — быть потомком героя, покрывшего себя неувядаемой славой в битве за родной клан! Это свидетельство благородства и наилучшего качества потомства! Ничто не расскажет о клане лучше, нежели история подвигов его воинов и красоты и преданности его женщин!

— У Людей давно нет кланов, — объяснил Трэрг. — Они не чтут родичей, отказались от Закона Предков и позволяют власть имущим всячески изменять его в угоду личным алчным интересам. Человеческие родичи живут вдали друг от друга и зачастую вообще, совершенно ничего не ведают о родной крови, если та отстоит от них далее двоюродного родства. Семьи Людей живут обособленно, и каждая такая семья суть сама за себя. А раз им малоинтересны даже близкие родичи, что же удивляться тому, что им безразличны судьбы и стремления обычных соплеменников, живущих вокруг. Посему Люди многие лета существуют, заключенные в утлый мирок своей крохотной семьи, если таковая у них вообще есть. И их не интересует ничего, кроме личного благополучия, — лишь бы поставить в собственном жилище дверь покрепче, да набить за эту дверь добра побольше. И попутно ненавидеть соседа, если тому удалось превзойти тебя в сим состязании корысти и эгоизма. Поэтому, когда некоторые из Людей, прозрев, понимают, что ими правят суть подлецы и алчные стяжатели, им не удается собрать достаточное для победы количество единомышленников. Ибо таковых попросту нет. Окружающим или очень страшно, или и так хорошо. И вообще — у них дети. Посему они никак не могут сражаться, хотя, конечно же, пылают негасимым желанием сбросить с себя ярмо подлых воров и корыстолюбцев. Поэтому сражаться за них всегда должен кто-нибудь другой. Сами же они могут собраться на столичной площади и поплакаться друг другу в отвороты одежд, пока стражники не разогнали их обратно по щелям, из которых сии пестователи детей повылазили. Иными словами — исключительно малое количество достойных представителей среди Людей лишь красочно подчеркивает всю гнилостность и ничтожность человеческого племени.

— Король Авлии Домелунг и его брат Герцог Номфор показались мне неплохими Людьми, — пожал плечами Крырд Широкая Ладонь. — Впрочем, утверждать не буду, ибо совсем не знаю их.

— Я тоже считаю их достойными вождями, — согласился Трэрг. — Но при этом испытываю подозрение, что таковыми они стали благодаря соседству Авлии с Ругодаром.

— Хочешь сказать, что постоянные набеги наших кланов взрастили в авлийцах боевой дух? — поднял брови Дрорг Угадывающий Врага. — Что их достойные качества суть необходимость, но не данность, свойственная от природы?

— Это одна из двух главных причин, — кивнул Трэрг. — У Авлии всегда было больше внешних врагов, нежели у других Королевств. Ей угрожают и к'Зирды, и Дети Ругодара, случались войны и с соседней Мергией, хотя сие было довольно давно. Южные кланы народа Орков ходят в набеги и на Галтанию, но та практически никогда не опасалась песочников, коим не по силам преодолеть мощные крепостные стены галтанийских перевалов. Вот и выходит, что лишь Авлии приходится быть начеку постоянно. Авлийцы более сплочены потому, что знают истину: только сообща можно выстоять против опасного врага. Именно поэтому среди Авлийцев более всего воинов и Людей достойных.

— Какова же вторая причина? — с любопытством вопросил Дрорг Угадывающий Врага.

— Я полагаю, что она мне ведома! — уверенно произнес Крырд Широкая Ладонь. — Это обилие в Авлии магов высоких рангов! Я стараюсь наблюдать за Людьми с тех самых пор, когда Трэрг Огненный Смерч поручил нам посреди Ратхаш заботу о Белом Маге и её спутниках. В Авлии я не стал упускать возможности побеседовать с многими из них. И я понял, что волшебники весьма отличаются от обычных Людей. Не только тем, что повелевают стихиями, они другие. Различия заметны уже с Оранжевого ранга, но после Желтого меж Людьми и их чародеями пролегает весьма резкая грань. Они совершенно различны. Маги вбирают в себя самые лучшие человеческие качества, причем некоторые из них вбирают самые худшие, но всегда сии значения абсолютны. Волшебникам высоких рангов неинтересна нажива, они в любой миг могут заработать состояние и потому лишены алчности. Им не требуется власть, ибо они и без того едва ли не всевластны. Мне неведомо, что движет Эманором, но я полагаю, что его амбиции истолкованы нами ошибочно. Чего бы он ни хотел, это не сводится лишь к повелеванию народами. Могучие чародеи благородны, они всегда выше личных устремлений, им хочется помочь всем и сделать мир лучше. В Авлии сейчас множество волшебников, среди которых шестеро Лазурных чародеев и два Синих мага. Все они состоят при Королевском Дворе с юного возраста, и их благородное влияние сказалось на Королевской семье. Король и Герцог выросли вместе с ними, и благородство магов передалось им. — Он посмотрел на Трэрга: — Истинны ли мои догадки, Огненный Смерч?