Закат

– Я уверен, что здесь важную роль играет финансовая составляющая. Иначе зачем вообще затевать этот аукцион? «Сотбис» явно полагает, что комиссия от продажи «Окцидо люмен» перевешивает риски, связанные с выставлением этого предмета на торги.

– Я воздержусь от комментариев по поводу наших коммерческих дел.

– Ну пожалуйста. – Сетракян мягко положил ладонь на край стола, словно то была рука самой представительницы. – Неужели это невозможно? Неужели нельзя устроить так, чтобы один очень старый человек просто взглянул?..

Глаза женщины смотрели поверх маски все так же непреклонно.

– Нет, нельзя.

Сетракян снова взглянул на Фета. Специалист по борьбе с паразитами поднялся во весь рост, стянул маску с лица и предъявил сидевшей за столом женщине значок муниципального служащего.

– Терпеть не могу прибегать к таким мерам, однако я должен немедленно видеть коменданта здания. Человека, отвечающего за данную городскую собственность.

* * *

При виде коменданта здания, вошедшего в кабинет вместе с Фетом и Сетракяном, директор Североамериканского отделения «Сотбис» поднялся из-за стола.

– Что тут у нас происходит? – спросил комендант; маска на его лице колыхнулась от энергичного движения воздуха. – Этот джентльмен утверждает, что мы должны очистить здание.

– Очистить… Что?!

– У него есть полномочия закрыть здание на семьдесят два часа, пока городские службы здесь все не проинспектируют.

– Семьдесят два… А как же тогда аукцион?

– Отменяется, – объявил Фет и пожал плечами для усиления эффекта. – Если только…

Черты лица директора словно бы разгладились под маской – до него вдруг дошел смысл сказанного.

– Город вокруг разваливается на глазах, и вдруг вам приходит в голову именно сегодня, сейчас, явиться сюда за взяткой?

– Я пришел вовсе не за взяткой, – сказал Фет. – По правде говоря – и вы, вероятно, догадались об этом по моему виду, – я некто вроде страстного любителя искусства.

Разрешение на частичный доступ к «Окцидо люмен» было получено. Осмотр состоялся в специальной выгородке со стеклянными стенами, которая сама по себе размещалась в большом демонстрационном зале без окон на девятом этаже, куда вели двойные двери, запираемые на ключ. Книга хранилась в пуленепробиваемом контейнере. Его отомкнули, и «Окцидо люмен» наконец явилась миру. Фет с интересом наблюдал, как Сетракян готовится к обследованию фолианта, который он столь долго искал. Скрюченные руки профессора были облачены в белые хлопчатобумажные перчатки.

Старинную книгу бережно положили на пюпитр из белого дуба, отделанный затейливой резьбой. Размерами она была 30,5 на 20,3 на 4,6 сантиметра. 489 сшитых листов. Текст рукописный, выполнен на пергаменте. Двадцать страниц украшены цветными рисунками. Переплет кожаный. На передней и задней обложках, а также на корешке пластины из чистого серебра. Все обрезы опять-таки посеребренные.

Только теперь Фет понял, почему Патриархам так и не удалось завладеть «Люменом». И почему Владыка до сих пор не явился и не забрал книгу силой – здесь и сейчас.

Серебряная оболочка. Эта книга была в буквальном смысле вампирам не по рукам.

Над пюпитром с двух сторон возвышались видеокамеры, укрепленные на изогнутых стебельках, – они снимали раскрытую книгу и транслировали изображение на большие вертикальные плазменные экраны перед Фетом и Сетракяном. На изукрашенной странице в начале сборного листа была детально изображена фигура с шестью отростками, оттиснутая фольгой из чистого, сверкающего серебра. Стиль и тонкая каллиграфия текста, окружающего фигуру, говорили об очень дальнем прошлом, словно бы несли весть из совсем иного мира.

Василия заворожило благоговение, с каким Сетракян разглядывал «Люмен». Книга была сделана очень искусно, и это произвело на Фета сильное впечатление, но что касается иллюстраций, он лишь терялся в догадках: Василий не имел ни малейшего понятия о том, что представало его взору. Он ждал какого-то озарения, подсказки старого профессора. Василий ясно видел только одно – поразительное сходство между иллюстрациями в «Люмене» и знаками, которые они с Эфом обнаружили в подземелье. Даже тройной символ полумесяца и тот присутствовал в книге.

Сейчас Сетракян с особой сосредоточенностью разглядывал один конкретный разворот: на левой странице был только текст, на правой – роскошная цветная иллюстрация. То, что это произведение искусства, Василий понимал, но, помимо явной художественности рисунка, не видел там ничего, что могло бы поразить воображение старика – да еще так сильно, что на глазах Сетракяна выступили слезы.

Они провели возле книги куда больше отведенных им пятнадцати минут: Сетракян спешил зарисовать двадцать восемь непонятных символов. Только Фет никаких символов в тех рисунках, что были на раскрытых страницах книги, не видел вовсе. Впрочем, он не сказал ни слова – лишь стоял и смотрел, как Сетракян, в явной досаде оттого, что ему плохо подчиняются негнущиеся кривые пальцы, заполняет этими символами две странички заранее прихваченной бумаги.

Спускаясь на эскалаторах в вестибюль, старик хранил молчание. Он нарушил его, лишь когда они вышли из вестибюля и оказались достаточно далеко от вооруженных охранников.

– На страницах этой книги – водяные знаки, – сказал Сетракян. – Только опытным глазам дано их увидеть. Моим – дано.

– Водяные знаки? Как на купюрах?

Сетракян кивнул:

– На всех страницах книги. Это обычная практика при создании гримуаров и алхимических трактатов. Водяные знаки есть даже на ранних комплектах карт Таро. Понимаете? На странице напечатан собственно текст, но под ним есть второй слой – в виде водяных знаков, которые уже были внесены в бумагу к моменту печати. Это и есть истинное знание. Магические меты. Тайные символы… Ключ…

– Эти символы вы и копировали…

Сетракян похлопал себя по карману, дабы лишний раз убедиться, что забрал зарисовки с собой.

Вдруг он остановился – что-то привлекло его внимание, – затем двинулся дальше. Последовав за Сетракяном, Василий пересек улицу и подошел к большому зданию, стоявшему напротив стеклянного фронтона «Сотбис». Это был «Дом Мэри Мэннинг Уолш» – интернат для престарелых, уход за которым епархия возложила на сестер-кармелиток.

Сетракяна заинтересовало что-то на кирпичной стене здания по левую сторону от навеса над входом – граффито, нанесенное черной и оранжевой красками из баллонов. Фету потребовалось меньше секунды, чтобы осознать: перед ним очередная версия – пусть грубая, но хорошо стилизованная – того самого рисунка, что украшал сборный лист «Люмена». Книги, которая сейчас была заперта в контейнере на верхнем этаже противоположного здания. Книги, которая многие десятилетия не попадалась на глаза людей.

– Что за чертовщина? – воскликнул Фет.

– Это он, – ответил Сетракян. – Его имя. Его истинное имя. Он метит им город. Приписывает его себе.

Старый профессор отвернулся и посмотрел на небо в черном дыму, застилающем солнце.

– А теперь надо придумать, как заполучить эту книгу, – сказал Сетракян.

Отрывок из дневника Эфраима Гудвезера

Дорогой мой Зак!

Пойми, я должен был сделать это. Не из самонадеянности или излишней веры в свои силы (я вовсе не герой, сынок), а по убеждению. Оставить тебя там, на вокзале… Я никогда не испытывал боли сильнее той, что терзает меня сейчас. Знай, я никогда не променял бы тебя на всю человеческую расу. Все, что я собираюсь совершить, – ради твоего будущего, только твоего и ничьего больше. Остальное человечество тоже может выиграть от моих действий, но это лишь побочный эффект. Главное же – чтобы тебе никогда, никогда в жизни не приходилось делать выбор, который только что сделал я: выбор между собственным ребенком и долгом.