Заклинательница бури

Терзал мой рот, действительно, наказывая, покусывал… и глухо билось в груди сердце.

Мое или его? Вкус ликера и горького шоколада растекался по языку, обволакивал небо, горел на губах, жег. Его дыхание заменило воздух, движение больших пальцев по моим запястьям и ладоням, осторожное и едва ощутимое, отчего-то отдавалось во всем теле.

Мой второй поцелуй был однозначно лучше первого хотя бы потому, что в этот раз я не так растерялась.

Он не застал меня врасплох.

Почти.

Я была готова к тому, что почувствую.

Почти.

Я знала, чего ожидать.

Почти.

Я могла ответить.

Почти.

И я отвечала. Как умела, пусть неловко, пусть несмело, но стараясь не уступить ему ни в чем. Ведьма внутри наслаждалась. Я наслаждалась. Зима, мне казалось, нет ничего вкуснее, ничего горячее, ничего прекраснее. Зачем мне тигриные острова и теплый океан?

Когда огонь — вот он, просто руку протяни.

Его губы были жесткими, его движения такими же стремительными, как и он сам, порывистыми, безудержными, настойчивыми. Это поцелуй был как сам Алекс — невозможным, невыносимым, сбивающим с толку. Ветра! А ведь это только поцелуй, всего лишь поцелуй! Алекс ничего не делает, лишь осторожно продолжает гладить мои запястья и ладони. И завеса белых длинных волос словно отгородила от всего мира.

Язык Алекса погладил небо, уголок рта, мужчина мягко сомкнул зубы на нижней губе, и сорвался стон, негромкий, но в ушах отчего-то отозвался гулом.

Что я делаю?

Я замерла на вдох, отрезвленная проскользнувшей мыслью, грун тоже застыл. Выпустил мои руки, резко поднялся. Брови сурово сведены, непроницаемое лицо, острый взгляд, тяжелый, почти колющий. Он так на советников своих смотрит, когда они что-то делают не так, и министры неизменно отводят глаза. Я глаз отводить не собиралась и говорить ничего не собиралась. Я видела, как часто вздымается широкая грудь, видела, как сжимаются в кулаки руки.

— А сегодня ты уже не боишься? — вдруг сощурился он.

— Чего? — вырвалось хриплым в ответ.

— Моих поцелуев.

Я села, склонила голову на бок, уставилась на собственные руки, медля с ответом.

Нарочито медля. Отвечать ему не хотелось, но Алекс без ответа уходить не собирался.

— Боюсь, Александр Гротери. Ты же знаешь, зачем спрашиваешь?

— Ты всегда меня боялась, — нахмурился грун, садясь рядом со мной. — Почему?

— Потому что ты пройдешь и не заметишь, потому что наша дружба гораздо дороже мне, чем мимолетное влечение, потому что… если у меня не будет тебя, у меня не будет никого.

— Софи…

— Что? Я же знаю, вижу, что ты несерьезен. Ты изводишь меня, словно проверяешь мою выдержку, подкалываешь, а я не могу дать тебе отпор. Знаешь, почему я все время прощаю тебя? Знаешь, почему терплю советников, эту долбанную дроу, почему никогда не выхожу из себя? А почему ни разу не врезала тебе, хотя иногда хочется просто до зуда?

Почему всегда так сдержана и холодна? Почему стараюсь быть незаметной?

— Милая…

— Потому что я боюсь потерять тебя, Алекс, потому что ты единственный, кто у меня есть. Дурной, взбалмошный, порывистый грун. И дело тут не в гребаной стихии, не в том, что я боюсь остаться без твоей энергии, или что-то подобное… Поверь, я нашла бы выход, — я сбросила с плеча мужскую руку, как ядовитую змею. — Дело в том, что ты — единственное живое существо, которое у меня осталось.

— Зима, Софи…

— Иди к духам грани, Александр Гротери, — тихо оборвала я мужчину, указывая ему на дверь. — Просто уйди. Просто не трогай меня какое-то время, и все у нас будет по-прежнему.

Повелитель тяжело поднялся и направился к двери, массируя сзади шею, взялся за ручку.

— Ты ошибаешься, ведьма. Ты очень сильно ошибаешься, — бросил он напоследок, покидая мою комнату. А я схватила подушку и запустила ее в стену с громким шипением.

Засранец! Засранец! Засранец!

Хотелось все-таки вцепиться ему в волосы и ударить пару раз обо что-нибудь прочное, хотелось придушить его, действительно навести порчу или проклятие. Игрок, мать его…

Зачем было все портить? Что я ему сделала?

Да и я тоже хороша. Тьфу! У него вошло в привычку называть меня "ведьмой"? Что ж, я стану ведьмой. Хватит, с меня хватит. И советников, и его баб, и его больной спины, и его неумения держать язык за зубами! Меня достала, до чесотки надоела, моя покорность.

Пора взрослеть, пора обзаводиться голосом.

Ведь, действительно, если вдруг что-то случится, я останусь одна. А одна такая, как сейчас, я просто не выживу, меня сметет и разотрет о камни первым же порывом ветра, меня сломает. Пора примириться и с силой, что живет внутри. Учиться жить, конечно, не по законам и обетам Неприкасаемых, но по законам ведьм.

Я создала вестника. Корявого, но все же вестника, надиктовала необходимый текст и отправила к собственному секретарю, потом привела себя в порядок и ступила за порог.

Надо же, я даже была довольна, что мы с Алексом все выяснили. Чувство вины для него полезно, а мне даст время, чтобы собраться с силами и мыслями.

Засранец! Засранец! Засранец!

Я дернула головой, стряхивая с себя пыль злости, и направилась к гостиной, в которой гадала.

Пункт первый: разобраться с той тварью, что прокляла меня.

Дверь открылась удивительно легко, я шагнула в почему-то абсолютно темную комнату и… проснулась.

Алекс сидел в кресле, скрестив ноги и подперев голову кулаком, глаза Повелителя были закрыты, и он хмурился…

— Прежде чем ты совершишь какую-нибудь глупость, — начала я предусмотрительно, садясь с другого края кровати, — позволь…

— Глупость? — перебил меня Повелитель, впрочем, даже не двигаясь. Колотящееся в груди сердце начало успокаиваться. — Ты снова себя довела, и это ты называешь глупостью? — голос мужчины был спокойным, но жестким. — Нет, Софи, это издевательство. Надо мной, над несчастным Лероем, который на стены лезть был готов, потому что не уследил, над Сабриной, которая решила, что все случилось по ее вине, в конце концов, над самой собой. Ты была, как уголь из костра, — после этих слов возникло странное чувство нереальности происходящего. — Сколько можно, Софи? Себя не жалеешь, других пожалей, тех хотя бы тех, кто тебя…

— Меня прокляли! — выпалила я прежде, чем он сказал или сделал еще что-нибудь. Что-то из того, что было в моем сне. Алекс застыл на месте, так до конца не поднявшись из кресла, а меня на вдох кольнуло разочарованием. Серьезно? Разочарована? — Я поэтому отключилась. Ты же оставил мне кристаллы, я следила за своим состоянием. Меня просто прокляли.

— Тебя? — он все-таки встал, зашагал из угла в угол, начал тереть руки. Была у него такая привычка. Точнее, появилась после того, как я попросила груна больше не щелкать пальцами. — Прокляли? Но как такое возможно? Ты же под защитой, ты же ведьма и…