Заклятые враги

Нет, это скорее слабость. Он почти слышал это тихое “убей меня”.

Убей, убей, убей.

Дар остановился и зажмурился. почему он должен брать на себя ответственность за чужую жизнь, почему должен позволять кому-либо, особенно королю чужой державы, так просто перекинуть, пересыпать на чашу его весов всю ту безмерную тяжесть?

Нет.

— Почему ты так меня мучишь?

Дарнаэл не ответил на вопрос. Не остановился, когда они миновали внутренние врата дворца, а он вновь зашагал по гулкому коридору. Он не позволил себе замереть, когда завопила какая-то служанка — и даже чары не заскользили от его боли и ярости.

Замок Торрессы словно вымер. Казалось, во дворце не было ни единой живой души — только две уставшие, опустошённые тени, упрямо шагавшие вперёд. Дарнаэл не мог это отрицать, не мог оттолкнуть от себя глупую мысль о том, что всё складывалось слишком просто.

— Они все ушли, верно? — спросил он, не оборачиваясь.

— Да, — Галатье остановился. Он надеялся, наверное, на следующий вопрос, но того всё не было и не было — если хотелось продолжать разговор, следовало продолжать самому.

Дарнаэл вышел на улицы города, не скрываясь. Наступила тёмная ночь, и всё вокруг затянуло тучами, даже звёзды, даже луну. Как Тьеррон ориентировался в темноте, оставалось секретом — он, будто тот кот, упрямо и уверенно вышагивал по тонким бордюрам, минуя опасные ямы, перепрыгивая через лужи — или перешагивая, может быть, через них.

Он прошёл бы и по канату, как думалось Галатье — а Торрэсса думалось, что он и сам видел исходившее от его проводника золотистое свечение. Ему нужна была смерть, но теперь, войдя в раж, он и не просил больше о погибели.

— Моя жена, её сын и этот маг, с которым они сговорились — они увели всех, кто только здесь был, — в очередной раз подал голос Галатье. — Не знаю, как у них это получилось — получилось и всё. Может быть, во всём виновата одна только магия — я просто не знаю, что с этим на самом деле следовало делать. И я в той темнице — ведь жизнь моя совершенно бесполезна, ничтожна… Кому я нужен? Дарнаэл, ведь ты милостив — почему ты не можешь…

Тот вновь промолчал. Скоро должно было начать светать — или Галатье опять запутался во времени, — а король соседнего государства оставался всё так же предельно неумолим.

Они добрались до причала уже к утру. Галатье казалось, что специально для него Дарнаэл сбавил темп, чтобы его невольный мысленный пленник не посмел отстать, остаться где-то там, вдалеке. Он словно сковывал его своими вечными, сильными, крепкими нитями, не давал сделать шага ни вправо, ни влево, гарантируя немедленную жизнь.

Торрэсса уже и не знал, за какой целью он шагает за ним. Может быть, просто искал утешения — и это была его холодная блажь. Попытка скрыться от жестокой реальности, страшной, сковывающей льдами руки-ноги.

А ещё ему почему-то хотелось узнать о том, что будет дальше. Как поступит милостивый и жестокий король Элвьенты.

— Ведь я на самом деле тебе не нужен, — продолжил он. — Я не могу ничего сказать своей армии, она меня никогда не послушает.

— Твоя армия, — Дар обернулся, — ждёт своего истинного правителя. И если ты не сумеешь остановить её, то тогда остаётся только воевать.

— Вам действительно остаётся только воевать.

Неужели Дарнаэл не мог победить воинов Торрессы? Их было не так уж и много, они слабы…

Они ведомы магией. Магией, что заставляла бы их идти вперёд вопреки всему, не останавливаться ни на миг, даже если у них на теле не было места без ран.

…Дарнаэл остановился у какого-то небольшого корабля. На его борту уже собирались отбывать люди — и Галатье был уверен в том, что это пираты.

Тьеррон запрыгнул на борт — Торрэсса пришлось идти по трапу, очень осторожно, чтобы не упасть и не пострадать совершенно случайно. Он чувствовал себя обессиленным и едва-едва дышал, вот только, возможно, сопротивляться не имел никакого шанса.

Капитан корабля обернулся — и скривился, увидев недавнего знакомого. Тот самый заяц на его борту, что так просто ушёл в прошлый раз, теперь стоял прямо на палубе.

— И зачем же ты явился? — скривившись, поинтересовался он.

— Хочу, чтобы ты сейчас отвёз меня в Элвьенту.

— Мы собираемся к берегам Халлайнии.

— Сделаете крюк.

Галатье удивлялся этой невероятной силе в голосе. Он не понимал, как можно было стоять на корабле, переполненном врагами, и столь уверенно, столь чётко диктовать собственные условия, ни на миг не вспоминая о том, какую опасность несли в себе эти люди.

Капитан корабля положил руку на эфес новоприобретённой сабли — отыскал её где-то у местных кузнецов взамен сломавшейся в Элвьенте.

— Зачем нам это делать?

— Просто так.

— И кто же ты, чтобы я просто так отвозил тебя в Элвьенту?

Капитану было интересно. Он сгорал от любопытства, от желания узнать, что за наглец стоял на его борту. Он подошёл ближе — Галатье даже содрогнулся от того, как сверкнула в первых лучах солнца отвратительная кривая сабля.

— Я тот, — Дарнаэл бросил какое-то зёрнышко на палубу, — кто способен разнести твой корабль в щепки, — из семени моментально появился огромный росток, обвивший ногу капитана, а после Тьеррон широким, резким жестом просыпал то, что было в его ладони.

Галатье даже не запомнил, когда он успел найти эти семена, не знал толком, зачем было так нагло и самоуверенно их рассыпать.

— Либо ты отвозишь меня к берегам Элвьенты, — проронил он, — либо я превращу твой корабль в щепки. Выбирай, капитан. Возможно, это твой единственный шанс спасти последнее, что всё ещё тебе дорого.

— И тебе хватит твоей магии? — капитан заинтересованно улыбнулся. — Я отвезу, если таковы условия — но мне всё ещё любопытно, кто ты такой. Может быть, я б и не отказался узнать твоё имя, путник. Катаешься туда-сюда между странами.

— Кто я такой? — белозубая улыбка показалась пирату почему-то знакомой. — Скажи ему, Галатье, — он обернулся, — кто я такой. Скажи.

— Перед тобой восходит элвьентское солнце, — зачарованно прошептал Галатье.

Корабль отчаливал. Пират не стал возражать против лишнего путника — но элвьентским солнцем мог оказаться кто угодно.

— И кто же, — он прошёлся по палубе, наступая на семена, что были готовы превратить его корабль в щепки, — на самом деле посмел получить столь наглое звание, при живом-то короле?