Заколдованная рубашка

– А вот здесь, кажется, кое-что интересное, - сказал Мечников, приближая к свечке четвертушку бумаги.
– Адресовано Манискалько, прибавил он, наклоняясь над своей находкой.

– Читайте вслух, - попросил Пучеглаз.
– Нам ведь тоже важно знать, что за компания была здесь, в этой пещере.

Лука с благодарностью взглянул на него.

– "Бумаги, которые вам посланы, - начал негромко Мечников, - содержат списки тех сицилийцев, которые связаны родственными или иными узами с бунтовщиками, вошедшими в банды Гарибальди. Вам предоставляется возможность по этим спискам арестовать всех родных и близких мятежников и, если таково будет ваше желание, подвергнуть их казни. Возможно, это заставит многих мятежников задуматься и даже уйти из преступной шайки гарибальдийцев. Во всяком случае, мера эта весьма своевременна, потому что вооруженные крестьяне со всех сторон стекаются к Гарибальди. В настоящее время у него, как мне стало известно, уже около восьми тысяч человек вместе с бунтовщиками. Правда, боеспособны из них не больше половины, однако..." Записка не дописана. Видно, что-то помешало тому, кто ее писал.

– Лев поднял глаза.

– О, негодяи! Значит, они теперь уже арестовали всю нашу родню в Сицилии!
– простонал Марко Монти.
– У меня здесь брат живет. Значит, они и его схватили?!

Он был вне себя. Бормотал что-то, беспокойно двигался по "часовне". Между тем Александр изучал у огня какую-то смятую бумажонку.

– А у вас что?
– спросил его Мечников.

– Прелюбопытный черновик, - отвечал Есипов.
– И кажется, можно будет сделать кое-какие заключения о самом авторе.

– Да читайте же, читайте, синьор Алессандро!
– не выдержал Лукашка. Эх, был бы я грамотный!
– жалобно вздохнул он.

– "Милостивый государь, - читал Александр, - еще в Риме я имел честь передать вам мнение его святейшества об известном вам пирате и его действиях в Италии. В настоящее время необходимо более чем всегда помнить о тактике Г. Он дьявольски хитер и часто в своей борьбе использует притворные отступления. Эти отступления - излюбленный его маневр. Теперь, когда его пиратские отряды продвигаются к Палермо..." Тут что-то перечеркнуто и вымарано, - заметил Александр.
– А вот многозначительное обещание: "Разумеется, вы, как и раньше, можете рассчитывать на мои сообщения, хотя П. Ф. находится уже на территории, занятой Г.".

– "П. Ф." - это, конечно, пещера Францисканца, - вставил Мечников. Ну-ну, что же дальше?

– Дальше какая-то закорючка стоит вместо подписи.

Пучеглаз подошел поближе к свету, ему хотелось тоже взглянуть на "закорючку".

– Почерк один и тот же и на вашей и на моей записке.
– Мечников сличил обе бумаги.
– Жаль, что мы не видели почерка Датто.

– Как левша, он и пишет, конечно, левой рукой, - заметил Александр.

– В вашей записке, Александр, по-моему, содержатся два важных указания, - сказал Мечников, - во-первых, автор ее был в Риме, а во-вторых, выполнял поручения самого папы.

– А коли так, это человек не простой, - подхватил Пучеглаз.
– Это важная птица! Что ж, мы-то знаем: Датто был в Риме, и мы видели его в монашеском обличье в компании с чернохвостым.

– Как будто все сходится, - кивнул Мечников.
– Неясно только одно: что помешало Датто (если только это и вправду он!) дописать и отослать свои донесения. И куда он и его спутник девались, если Лука стерег их у единственного выхода.

Лука тихонько ахнул, однако никто не обратил на него внимания.

– И мясо не доели, а к вину и вовсе не притронулись, - прибавил Пучеглаз.
– Видно, услышали что-то, что их вспугнуло, решили удрать поскорее, покуда их не сцапали.

– Но здесь же ничего не слышно, тихо, как в могиле, - с беспокойством сказал Монти.
– Они могли услышать и испугаться только одного: выстрелов. Но мы уже давно не стреляем, ведь так?

Лука подскочил к Марко:

– Что? Вы говорите, дядя Марко, их могли вспугнуть только выстрелы?

Он был так взволнован, что сам не замечал, как вцепился в рукав Монти.

– Ну да, - отвечал тот, тихонько освобождая свой рукав.
– Помню, однажды мы здесь застряли надолго, и родители хотели нас вызвать. Кричали, звали - мы не слышали. Тогда попросили одного охотника выстрелить из ружья, и только по выстрелу мы поняли, что нас ищут, и вылезли наружу.

– Святой Джованни! Значит, это я, я своими руками все натворил! Это я спугнул этих шпионов, синьоры! Накажите меня, я вас прошу! Накажите сильнее, я опять упустил их! Я всему, всему виной!
– запричитал, завопил несчастный Лукашка.

Сквозь этот поток причитаний, слез, самообвинений четверо взрослых с трудом разобрали, что Лукашка подобрал где-то бурбонский пистолет и присоединил его к своей сабле. Пока он преследовал Датто и неприятельского офицера, ему некогда было подумать о своем трофее, но, когда оба беглеца исчезли и Лука рыскал вокруг, осматривая все выемки горы, он не устоял перед соблазном попробовать свою добычу и несколько раз выстрелил в воздух и в пролетающую птицу.

– Я попал в нее, синьоры, клянусь святым Джованни, я попал прямо в нее, и она упала в обрыв, - бессмысленно повторял Лука, как будто то, что он попал в птицу, могло как-то возместить его промах в другом деле.

– Одну маленькую птичку подстрелил, а многих больших упустил, безжалостно подвел итог Пучеглаз.

– Да, парень, здорово ты промахнулся, - кивнул и Монти.

Мечников и Александр ничего не сказали, но маленький денщик видел их красноречивые взгляды.

Лукашка не выдержал и заревел. В первый раз с тех пор, как стал гарибальдийцем. Но уж слишком жгучей была его обида на самого себя.

Так под его рыдания четверо взрослых забрали узел, бумаги и все, что нашли на "алтаре". Пучеглаз снова зажег свою запасную свечу, подтолкнул к "кишке" Луку, и все благополучно выбрались из пещеры Францисканца в темь и теплоту сицилийской ночи.

34. НОЧЬ ПОЛКОВОДЦА

Молодой генуэзец-часовой вполголоса, но сердито перекорялся с кем-то в темноте спящего лагеря.

– Я сказал - не пущу, и не пущу! Откуда я знаю, кто вы такие и правду ли вы говорите? И дежурного офицера не стану звать, и не просите! Вы говорите, что сердцем с нами, что Галубардо для вас все равно что отец, но у вас, как видно, нет сердца! Людям надо дать покой после такого дня, как этот, а вы хотите, чтоб я всех перебудил! Наверное, генерал только что заснул, я недавно видел у него в палатке свет, а вы его не жалеете.

– Мы понимаем, друг, мы все понимаем, - возражал ему взволнованный голос мужчины, - но и ты пойми нас... Сегодня, в день великой победы, у меня родилась дочь. А раз она родилась именно сегодня, то и я и все наши родичи решили: нельзя, чтоб это прошло, как обыкновенное рождение... Вот мы и пришли просить милости у генерала и у той девушки-героини, про которую у нас рассказывают чудеса... Ведь ты знаешь: если мы не увидим ее и Галубардо нынче ночью, то завтра будет уже поздно, вы все уйдете дальше... И в нашей семье рождение дочери не будет ничем отмечено...