Закон Дальнего космоса
Шрифт:
– Слышь, Хоня, тут этот, вчерашний. Мы его, кажись, отметелить хотели, - прищурился Рушер.
– На, пей.
– Хонтеш подошел и передал бутылку Ру-шеру.
– Не хотели мы его метелить. Он нам, вроде, какую-то балалайку мастерить помогал.
– Может, все-таки отметелим, а?
– с надеждой протянул Рушер.
– Пей, урод!
– рявкнул Хонтеш.
Рушер аж присел от кулибинского рева. По лицу стеклодува было видно: он мучительно выбирает, что сделать: дать бутылкой Хонтешу по голове или же сначала все-таки отхлебнуть.
Решил отхлебнуть, отчего о Толике временно позабыл. Затем поделился пойлом с безымянным
В общем, литровую бутылку эта троица приговорила минут за пять. Безо всякой закуски.
“Ну, сейчас начнется”, - решил Толик с тоской, тиская в кармане рукоятку шокера.
– Чепалов!
– донеслось по связи.
– Немедленно на базу! Это приказ!
– О! Толик!
– почти одновременно с “комом” сказал Рушер, словно и не собирался несколькими минутами ранее землянина “отметелить”.
– Привет!
– Привет, - растерянно поздоровался Толик.
– Я тебе дам привет!
– раздраженно и громко выкрикнул коллега с базы; кажется, это был Козельски.
– За тобой флаер выслали! Нештатная ситуация!
– Мы чего… - протянул Рушер слегка испуганно.
– Бить тебя хотели?
Взгляд у него теперь стал совсем другой. Еще не вчерашний, но уже с проблесками мысли.
– Как тебе сказать… - Толик попытался дипломатично уклониться от обсуждения.
– Хотели-хотели, - вмешался Хонтеш.
– Остолопы. Ты извини их, Толя!
Толик уже решился было ответить - снова профессионально-уклончиво, но тут сверху тоненько засвистело - снижался флаер. Аборигены дружно задрали головы.
Флаер сел прямо на улицу, даже не совершив предупредительного круга. И это притом, что шеф запретил всем работникам базы приносить в города любые техногенные вещи, за исключением средств личной обороны и контактерского “кома”!
А уж когда из флаера выскочили два десантника в полной боевой и с лучеметами наготове, Толик совсем растерялся.
– Чепалов! Ты цел?
– донеслось из флаера.
– Цел, - пробормотал Толик.
– На борт, живо!
– Простите, ребята, - обратился он к Хонтешу.
– У нас, кажется, что-то случилось. Я потом приду.
– Ладно, - легко согласился кулибин.
– Если что, мы или в салуне, или в кузнице! Пошли, братва!
Аборигены, то и дело поглядывая на флаер и десантников, направились привычным утренним маршрутом - в салун. Толик же послушно влез в кабину флаера. Десантники запрыгнули следом, и спустя пару секунд полупрозрачная капля со свистом взмыла в зеленоватое небо Флабриса.
– Что стряслось-то?
– встревоженно спросил Толик.
– Биологи объяснят, - отмахнулся пилот.
– Говорят, тебя запросто убить могли сегодня.
Козельски сунул Толику стакан свежевыжатого апельсинового сока.
– На, держи… И садись, а то упадешь еще.
Толик послушно уселся на диван.
– Ты чего поперся в город в такую рань?
– хмуро осведомился шеф.
– Да там это… Кулибин мой паровую турбину изобрел. Видно, готовится вас паровозом порадовать. Я ему обещал помочь, ошибочки кое-какие устранить… Увлекся, неохота было до полудня ждать.
Голос Толика поневоле звучал виновато, хотя, если вдуматься, - ничего крамольного он не совершил. Ну, подумаешь, сунулся в город в нерабочее время! Так ведь не курорт тут. Научная база в Дальнем Космосе, черт знает как далеко от Земли.
– Ладно, - буркнул шеф.
– Уцелел, и хорошо.
– А что стряслось-то?
–
– Да ничего особенного.
– Шеф вздохнул.
– Раскусили нашу аномалию. Расшифровали.
– Где? На Земле, в Центре?
– В Центре. Только не в нашем. Биологи раскусили, не контактеры. В общем… Все просто: мы от водки тупеем, а аборигены - умнеют. Хотя и пьянеют тоже.
– Как это - умнеют?
– не понял Толик.
– А так. В прямом смысле. Алкоголь на них действует как интеллектуальный стимулятор. Вызывает динамическое обновление нейронных связей мозга. Хлопнул абориген рюмку - плюс десять ай-кью. Всосал бутылку - Эйнштейн. До тех пор пока не проспится. Проспался - опять тупица тупицей. А тупиц на что первым делом тянет, а? Правильно, на подвиги, на баб и на водку. Подвиги, понятное дело, антисоциальные. Понял теперь, почему они с утра пораньше - в салун, а работают только после полудня?
Толик только глазами хлопал, лихорадочно соображая - что же тут не так.
– Погодите, - сказал он спустя несколько секунд.
– Ерунда какая-то получается. Не могли же тупицы самостоятельно изобрести самогонный аппарат? С чего все началось-то? Естественной браге тут и получиться-то не из чего, ковыль один.
– А началось все, парень, - доверительно сообщил шеф, - с того, что задолго до прошлогоднего почтаря, аж целых двести сорок два года назад, на это самое место, где сейчас стоит база, нештатно сел аварийный грузовик-контейнеровоз. Сесть - сел, а взлететь - не смог. И помощь запросить не смог. Не знаю уж почему. Грузовик этот в свое время искали, да, как оказалось, совсем не там. И вез этот грузовик, не поверишь, виски. Девятьсот тысяч тонн.
Нетто.
Владимир Михайлов
ЭВТАНАТОР
Местом обитания Орлена Кордо в те дни была Середина.
Если бы его спросили: “Середина чего?” - он лишь пожал бы плечами. Или, в крайнем случае, пробормотал: “Середина ничего. Просто - Середина, и всё”. Но никто не задавал такого вопроса. Все, кто общался или мог бы общаться с Орденом, прекрасно знали, что Середина - всего только название планеты, на которой они живут. Кто так назвал её и почему - сведений история не сохранила. Да какая разница? Бывают названия куда глупее, и ничего.
Это всё сказано просто так, для разгона. Потому что название этого мира в тех событиях, о которых пойдёт речь, не играет ровно никакой роли.
А играет - тот факт, что восемнадцатого змееносца (в серединском календаре месяцы назывались именами созвездий, а имена эти пришли из глубокой старины, хотя рисунок созвездий, естественно, не имел ничего общего с теми, древними: точка зрения на Галактику на Середине весьма сильно отличалась от терранской), да, восемнадцатого змееносца Орлен Кордо намеревался скромно отметить день своего рождения. Какой по счёту - он никому не говорил, поскольку никто его и не спрашивал. Орлен был человеком не очень общительным - и по характеру, и из-за того, что на Середине он появился относительно недавно и до сих пор не обзавёлся даже одним-двумя приятелями. Люди не спешили с ним сближаться - скорее всего потому, что его профессия или, вернее, та работа, которой он занимался, как-то смущала и даже отпугивала. Предрассудки живучи, можно даже, наверное, сказать - бессмертны.