Закон дороги

— А вы не думаете, что это у меня была единственная возможность выжить, и только она одна…

— Ну с чего вы взяли?! Просто она оказалась рядом, вот и все. Тоже мне, подвиг: сделать то, что ты не только можешь, но и должен! — Дингра пожала великолепными плечами, едва прикрытыми тончайшим шелковым палантином, — наверное, я действительно зря трачу слова. Вы же все равно остаетесь слепым, как крот. Никого, кроме нее не видите.

Зеленоглазый волшебник лишь вопросительно поднял бровь, говорить ему было трудно. Молчать, впрочем, еще труднее — собеседница мастерски играла на его чувствах к Тайри, на упорно не забывающихся мелких фактах, догадках, мечтах, обидах… Он находился в шаге от того, чтобы безоговорочно признать правоту темной жрицы — ведь эти же мысли не раз приходили и ему в голову.

— Вы никогда не допускали, что вас может полюбить другая? — Дингра стояла теперь очень близко, глядя на Даррена чуть снизу. Он чувствовал дурманяще-сладкий аромат ее духов, видел, как дрожат длинные ресницы, — напрасно… Я похожа на вашу Хранительницу, ведь так? Не пытайтесь отрицать, я видела ее лицо много раз глазами моих лазутчиков. Случайная шутка судьбы? Или нет? Я встретила вас, Даррен, и, наверное в насмешку, все, что должна бы чувствовать к вам она, теперь чувствую я.

Лоцман попытался отступить, вернуть себе прежнее душевное равновесие, в конце концов, как-то отвлечься и перестать слушать, но колдунья крепко держала его: взглядом, голосом, доверительной интонацией.

— Да, вы мне глубоко небезразличны, и я не боюсь сказать об этом. Ну же, не отводите взгляд, — да он и не смог, даже если бы захотел. Какие удивительные глаза, этот дивный разрез и цвет, какая глубина…

— Вы рождены в прекрасном Ирольне, вы стоИте на ступень выше всех этих варваров, именующих себя магами, — продолжала Верховная мягко и вкрадчиво, — я убеждена, что вам должно нравиться все совершенное. Посмотрите на меня, разве я не более совершенна, чем Хранительница?

Лоцман только глубоко вздохнул, стискивая кулаки. Зачем спрашивать об очевидном?

— Последнее время я только и думаю о том, что мое сходство с Хранительницей не случайно. И о вас — с тех пор, как увидела, — голос жрицы дрогнул. Если это и была игра, то весьма искусная. — Мне невыносимо видеть, как она мучает тебя.

— Вот как?

— Именно так… Хочешь, я прямо сейчас пошлю в самую дальнюю преисподнюю и свою власть, и эту войну, и пойду с тобой, куда ты захочешь? Я же вижу, как ты устал… Она никогда не говорила, что готова последовать за тобой в твой мир, а я пойду! Скажи, тебе не надоело еще воевать и скитаться? Давай бросим все и исчезнем… Посмотри, разве я не достойна тебя, разве я не жертвую всем, что у меня есть?

Дингра стояла так близко, что Лоцман ощущал кожей ее горячее дыхание. Она была хороша — просто воплощение цветущей женственности во всей своей красе и силе. Тайри рядом с ней показалась бы, самое малое, неинтересной простушкой. Открытый корсаж подчеркивал великолепную грудь и царственные плечи, шитый золотом пояс охватывал соразмерно тонкую талию. Жрица одним движением вынула из прически зачарованный гребень, и дивные каштановые волосы заструились пышной волной до самых бедер. И лицо — такое родное, такое искреннее, лучащееся той любовью, которую он так долго ждал… Может, и правда, бросить все и уйти, вернуться домой, — подумал Даррен, точно во сне. Дингра осторожно коснулась его щеки тонкими пальцами с длинными, отливающими металлом ногтями.

— Ты мне веришь?

Он едва не ответил согласием, но дрогнула потревоженной струной связующая нить. О нем беспокоились, его искали, чувствовали, что он в беде! Даррен решился. Прижав крепче ладонь жрицы, он попытался проникнуть в ее мысли так, как его учили когда-то в Обители. Ему было известно, что Серые Зеркала отражают порой странные вещи, которые прячет человек глубоко в себе, но они никогда не лгут. То, что удалось разглядеть за несколько коротких мгновений, привело Даррена сначала в замешательство, потом взбесило. Он чуть не купился на тщательно подготовленную и великолепно разыгранную ложь, искусно спрятанную среди кусочков правды. Был ли он нужен Дингре — да, но только как проводник, чтобы иметь возможность легко исчезнуть из этого мира. Хотела ли она оставить войну — да, чтобы избежать кары А’Деула. Желала ли она отправиться с ним в Ирольн — всей душой, ведь это идеальное убежище, куда ее Хозяину путь заказан. Ей не нужен артефакт, ради которого затеяна эта война? Разумеется, не нужен, ведь есть другой — в мире Даррена. Она испытывает к нему какие-то чувства? Не более чем к полезному орудию и красивой игрушке. У этой женщины не было иной цели кроме власти, и ей абсолютно безразлично, какими средствами ее можно достичь. Она считала себя способной перехитрить даже своего Хозяина!

Видимо, Даррен чем-то выдал себя: Верховная удивлено подняла соболиные брови:

— Что случилось, волшебник? Снова подумал о своей Хранительнице?

— Возможно. Я не останусь с тобой, Дингра, ты напрасно стараешься.

— Почему?!

— Потому что ты лжешь! Я нужен тебе, для того чтобы избегнуть, в случае неудачи, заслуженной кары Царя Бездны и завладеть вторым ключом, что спрятан в Ирольне. Жаль, но твой расчет не оправдался.

— И что с того? Чем лучше твоя Тайри?! — Дингра произнесла имя его любимой женщины, точно ругательство, — она ведь тоже вертит тобой, как хочет.

— Тебе не понять, сколько бы я ни говорил, — грустно усмехнулся Лоцман, — в любом случае, она не лжет. А здесь нет ничего, кроме обмана, впрочем, предельно глупо было бы ожидать иного.

Женщина резко отдернула руку, будто обжегшись. Прекрасное лицо ее все еще оставалось спокойным, но глаза полнились гневом.

— Ты играешь с огнем, зеленоглазый. Я еще никому не доверяла так, как тебе, а ты обвиняешь меня во лжи!

— Ты прекрасная актриса, Дингра.

— Это все, что ты можешь сказать? — она взглянула на него, чуть склонив голову набок. Почти так, как это делала Тайри, — Хочешь испытать мою Силу?!! — голос ее изменился, став низким и вибрирующим, — что ж, не хочешь добровольно, так будешь привязан!

Ожерелье из рубинов на ее шее показалось Даррену брызгами свежей крови. В каюте стало темнее, жрица чертила на ладони какой-то знак узким каменным стилетом, едва слышно произносила слова заклинания. От странного аромата ее духов путались мысли, голова становилась тяжелой, накатывала дремота. Волшебник понял, что еще минута, и он останется здесь навсегда, и, даже если вырвется, унесет в себе колдовскую занозу, которая будет возвращать все его мысли, сны, чувства сюда, к Дингре. Он собрался, стряхнул с себя оцепенение и ударил древним запретным заклинанием. Даррен никогда в жизни не решился бы на это, не покусись жрица на свободу его мыслей и чувств.

"В тебе прокиснет кровь твоих отцов и дедов.

Стать сильным, как они, тебе не суждено.

На жизнь, ее скорбей и счастья не изведав,

Ты будешь, как больной, смотреть через окно.

И кожа ссохнется, и мышцы ослабеют,

И скука въестся в плоть, желания губя,

И в черепе твоем мечты окостенеют,

И ужас из зеркал посмотрит на тебя."

(Поль Верхарн)

Лоцман не стал дожидаться, подействует ли его страшное оружие, или Дингра отразит его. Он шагнул, а лучше сказать, вломился на ближайшую Сокрытую Тропу. Обратная дорога показалась ему вечностью: весь путь домой пришлось «выжигать», отдавая за каждый шаг частицу собственного Огня. Когда он буквально вывалился во внутренний дворик бывшей резиденции купца, шум сражения и пушечная канонада показались ему райской музыкой. Он с трудом верил, что добрался живым.

— Творец милосердный, Дар, что с тобой случилось? — перед ним стояла Тайри — живая, хоть и с перебинтованным плечом. — Я чуть с ума не сошла от беспокойства. Ты как будто исчез…

— Н-ничего, надеюсь, что ничего страшного. Мне сказали, что ты опасно ранена…

— Да, было дело, зазевалась — полоснул какой-то сумасшедщий, — отмахнулась волшебница, — нет ни времени, ни сил затянуть рану. Что-то ты мне не нравишься, не верю я твоему «ничего страшного».

— Я сам ему не верю, Тайри. Я все расскажу тебе… позже.