Закон семи

— Не спите? — спросил он.

Я смотрела на него, пытаясь скрыть отвращение и ужас. Опустила глаза и быстро щелкнула мышью, потому что он как раз подошел к столу.

— Проверяете почту?

— Да, — с трудом расцепив челюсти, ответила я.

— Можно, я тоже посмотрю? — тихо спросил он, но в голосе мне слышалась угроза.

Он положил руку на мою ладонь, легонько ее сжав, и английский текст вновь появился на экране. «Загадочное убийство. Жертва до сих пор не найдена».

— Признаться, не ожидал, — усмехнулся он. — Сами додумались, или подсказал кто?

— Это правда? — все-таки спросила я и посмотрела ему в глаза.

Странное дело, недавний страх исчез, растворился без остатка. И это показалось невероятным, как и тот факт, что человек, стоявший рядом, мог хладнокровно убить кого-то. Он опять усмехнулся:

— Разве можно не доверять газетам?

— Я задала вам вопрос, — резко сказала я, и вдруг находиться с ним рядом в одной комнате сделалось невыносимым. Не потому, что я испугалась. Точнее, я все еще боялась, но совсем не того, на что намекал Мухин. Я боялась поверить.

Он смотрел на меня, продолжая усмехаться, но теперь в глазах его была ненависть. Она, казалось, переполняла его, но его взгляд так же неожиданно изменился. Прохоров покачал головой и сказал:

— Хорошо. Я отвечу. — Он устроился в кресле, закинул ногу на ногу, как будто испытывал мое терпение. — Мы жили вместе больше года, — заговорил он. — С девушкой, о которой идет речь в этих статьях. Я ее не любил. Не спрашивайте, почему я в таком случае жил с ней, было много причин, например, жалость. Еще нежелание менять привычки. Мне было комфортно рядом с ней, и я был убежден: она спокойно относится к тому, что у нас с ней нет будущего. Я неоднократно говорил ей, что не уверен, хочу ли остаться в Англии. В общем, мне казалось, мы неплохо понимаем друг друга. Она была улыбчива, молчалива, даже робка, а я понятия не имел, что скрывается за ее маской.

— И что за ней скрывалось? — спросила я.

— Обида, — пожал он плечами. — А потом — ярость. И дикое желание отомстить за нелюбовь. Однажды утром она исчезла. Дальше вы знаете. В газетах писали правду. В саду дома, где мы жили, нашли ее окровавленные вещи, в багажнике моей машины следы крови. За четыре месяца до своего исчезновения она оформила страховку, деньги в случае ее смерти должен был получить я. Очень большие деньги. Вот и мотив для убийства.

— Здесь написано…

— Следствие длилось долго, — перебил он. — Я проявил упорство, и им пришлось отступить. Они сделали это с большой неохотой. Казалось бы, история закончилась, но у нее есть продолжение, которое не попало ни в одну газету. — Он поднялся, подошел к окну и теперь стоял ко мне спиной.

Я ждала, что он скажет. Время тянулось мучительно медленно, а он все молчал. И я не решалась нарушить это молчание и эту тишину, в которой две вороны тихо переступали лапами, точно шептались. Когда я готова была задать вопрос, он наконец заговорил:

— Я нашел ее. После года упорных поисков… Я нашел ее довольно далеко от Англии. Она жила вполне счастливо, наслаждаясь своей местью, хотя мир успел похоронить ее. Ведь для всех она была мертва…

— И вы убили ее? — с трудом сглотнув ком в горле, спросила я.

— Я поступил хуже, — тихо ответил он. — Дважды ударил кинжалом по ее лицу. Для женщины это, должно быть, хуже смерти. По крайней мере, для такой, как она. Она была красивой. — Он повернулся и посмотрел на меня. В глазах его была печаль. А еще мука, которую он безуспешно пытался скрыть. — Я располосовал ей лицо, — повторил он. — А потом горько жалел об этом. Испугался, что очень похож на своего отца.

— Кинжал… — пролепетала я. — Вы его сломали…

— Да. Только это ничего не изменило.

В комнате опять повисла тишина, и две вороны смотрели на нас, замерев в своей клетке. Его единственные друзья… Все эти годы он жил в презрении к себе, так и не сумев простить свой грех.

— Это слишком жестоко, — покачала я головой. — Вы были жестоки с ней, а теперь с собой. Так ничему и не научились, — с горечью добавила я.

— Хотите, чтобы я отвез вас домой? — спросил он деловито, как будто не было этого разговора, как будто ничего не изменилось и мы болтали о пустяках. Но взгляд, брошенный вскользь, выдал его.

— А вы хотите, чтобы я уехала?

— Нет. Не хочу, — ответил он серьезно.

— Зачем вы мне все рассказали? — все-таки задала я вопрос. — Могли бы обойтись заверениями, что вас обвинили ложно.

— А вы не догадываетесь? — усмехнулся он.

— Нет, — покачала я головой, хотя, конечно, догадывалась.

— Чтобы вы знали обо мне правду. Довольно глупое желание, если учесть, что теперь я вас потеряю.

— Мне звонил Мухин, — резко сменила я тему, отводя от него взгляд. — Проявил заботу, открыл мне глаза… Вы правы, это его парни были на кладбище. Он предложил купить у меня кинжал.

— И что вы ответили?

— Что кинжал в прокуратуре и он не настоящий. Вам не кажется, что мы в тупике? И доказать ничего не сможем, и скорее всего ничего не найдем. По крайней мере, у меня нет идей, как поступить дальше. — Я поднялась и направилась к двери, а он, понаблюдав за мной, спросил:

— Есть что-то еще? Что-то, чего я не знаю?

— Да, — кивнула я. — Но для начала я бы хотела поговорить с бабушкой. Завтра утром.

Я уже открыла дверь, когда он позвал меня:

— Ярослава… — Я обернулась, а он сказал:

— Спасибо.

Войдя в свою комнату, я зарылась лицом в подушку и заревела, стискивая рот, боясь, что Прохоров услышит. Мне было нестерпимо жаль его и вместе с тем было страшно. И я подумала: как было бы хорошо, не знай я ничего о нем. Но тут же другое: как хорошо, что знаю. В общем, я окончательно запуталась, и то вновь начинала реветь, то вытирала слезы и называла себя дурой. Потом вдруг подумала: каково ему сейчас? О чем думает он? И как мы встретимся завтра, и что я ему скажу…

* * *

Утром Прохоров готовил завтрак, когда я появилась в кухне. Как всегда, элегантный и насмешливо вежливый. Но теперь я знала, что скрывается за его маской, и на мгновение почувствовала себя неуютно. Он взглянул на меня и покачал головой:

— Кажется, я взвалил на твои плечи непосильную ношу.

— Справлюсь, — буркнула я.

— Не спала всю ночь?

— Что, скверно выгляжу? — Я потерла лицо и вздохнула.

— Глаза усталые, — пожал он плечами, — а так ничего. Если тебе действует на нервы моя болтовня, могу заткнуться.