Законник

А проснулся я от ледяной воды, лившейся мне в лицо. Когда я разлепил глаза, то понял, что оказался в весьма постыдном положении.

– Доброе, сука, утро, – передо мной возникло недовольное лицо моего командира, Тендера Свиба. Свиб ударил меня в нос.

Я пробормотал что-то нечленораздельное. Оказывается, что я уже был на городской площади. Потерев разбитый нос, я посмотрел по сторонам.

– Где… Эрвинд… – с трудом вымолвил я и сразу же принялся неудержимо блевать. Голова раскалывалась так, что больно было даже фокусировать взгляд на чём-то одном.

Мы разгромили несколько мелких лавчонок. В одной из них, прямо на сломанной вовнутрь крыше, сейчас и барахтался Гез. Я посмотрел на то, как мои сослуживцы Крид и Юргенс пытаются его вытащить, и не удержался от улыбки.

***

Следующее, что я очень хорошо помню, так это сам Рубеж. Конечно, я наблюдал его громаду неоднократно, ползая по горам за очередным ублюдком-преступником, но вблизи город производил совсем иное впечатление.

Он был огромен. Нет, не так.

Он был колоссален. Глядя на ровные стены обсидианового цвета, стоявшие кругом, вчитываясь в письмена, что покрывали их, я тут же ощущал дыхание минувшей эпохи.

Рубеж, который раньше назывался Траумгард, был построен ещё во времена Этельвельдской империи и верно служил в качестве непробиваемого фортификационного сооружения в войне с лигийцами. Те с легкостью преодолевали хребет Бирдена, разметая роты лёгких горных стрелков с луками, но ломали зубы о чёрную полукруглую (на тот момент) громадину Траумгарда.

Но это была не только крепость, но и огромный город за чёрными стенами, где жило великое множество людей.

Случилось то, что случается всегда – империя рухнула под собственным весом, а из Траумгарда все просто ушли и расселились по окрестным землям. Несколько десятков лет спустя, когда руины Этельвельда поросли колючим мертвянником, а аборигены начали терроризировать окрестные дикие земли, местные жители, в поисках спасения, решили вернуться в Траумгард, под защиту вечных чёрных стен.

Название города напоминало о печальном конце великой империи, а посему поселенцы нарекли его Рубежем – потому что они знали, что живут на самой окраине цивилизованных земель.

И свободные люди вновь поселились в Рубеже и его окрестностях, наладили хозяйство, и в город пришла жизнь, благо, окончательно прийти в запустение он просто не успел. С тех самых пор угроза переместилась с востока на запад, но Рубеж по-прежнему выполнял свои защитные функции, а его воины не позволяли ни единому аборигену прорваться на восток.

В последнее время… Что, чёрт побери, произошло в последнее время? Я был на брифинге Лейхеля, но ни черта не понял.

Свиб коротко объяснил мне, в чём суть – вождь племени узрел страшный сон со своей богиней, а толкователи снов, радостно визжа, тут же разглядели в этом пророчество наступления года Смерти.

А значило это лишь то, что пора очищать жертвенные алтари от пыли и громоздить на них новых несчастных, а затем, изрыгая страшные слова, вырезать у них сердца и пить кровь. Мерзость, не так ли? Вот и мы также думали.

Ну и, несмотря на то, что жители Диких земель плевать хотели на весь мир, что лежит к востоку от их драгоценного клочка земли, втиснутого меж двух холодных морей, они всё же не хотели умирать в мучениях, а посему сразу объявили всеобщую мобилизацию.

***

Обнаружить ворота было довольно трудно, и пока мы не приблизились на расстояние, не превышающее сотню футов, казалось, что тракт просто упирается в чёрную стену.

– Ну и что? – пронёсся недоумённый ропот по рядам фронтменов.

Оштераусский батальон в пути встретился с ханготскими стрелками. За нами, ровно в полусутках пути, следовали парни с форпоста Рогена, охраняя и караван со всем необходимым – порохом, пулями, запасами провианта, водой, медикаментами, тканью и всякой мелочью, без которой, тем не менее, выдержать осаду затруднительно.

Ровная бескрайняя степь расстилалась по обе стороны. Изумрудная трава переливалась на солнце, небо в тот жаркий день было ясным, над степью звонко щебетали птицы. И лишь чёрная клякса Рубежа, казалось, поглощала весь свет и навевала сумрачную тревогу.

Со страшным скрипом ворота растворились. Я заметил, что от ворот внутрь ведёт мощёная дорога. Неслыханное дело! Мощёные улицы я видывал только в Бирдене. Да и там их было маловато.

– Что ж, двинули, – нерешительно крякнул Гервиц и взял лошадь за поводья.

Вся наша процессия въехала внутрь города.

По обе стороны от широкой дороги выстроились стройные ряды местных ополченцев.

– Ух. Весь город высыпал встречать своих спасителей, – надменно сказал Эрвинд, который ехал рядом.

Встреча выглядела завораживающе. Дикоземельцы где-то раздобыли старые этельвельдские нагрудники и шлемы и до блеска натёрли их песком.

Солдаты стояли в два ряда. Впереди расположились знаменосцы. Их штандарты, конечно, выглядели потешно – просто разноцветные лоскута с намалёванными углём и киноварью волками, медведями и орлами. Но всё же мы заметно смутились, осознавая, что у нас-то штандартов нет вообще.

Гервиц тут же о чём-то начал перешёптываться со Свибом. Ясно о чём – предстоит и нам соорудить себе боевое знамя. А затем радостно проливать за него кровь в бою.

Я пытался считать, сколько ополченцев стояло по стойке «смирно» вдоль мощёной дороги, но сбился после четвёртой сотни, не добравшись и до половины. Удивительно, просто удивительно.

А за самими бойцами расположились дома, по большей части – нежилые, с заколоченными окнами. Рубеж, несмотря ни на что, всё же наполовину был заброшен, а зачастую откровенно назывался крепостью-призраком.

Я заметил, что целые кварталы были снесены для того, чтобы дикоземельцы смогли устроить фермы за городскими стенами. Всё продумано.