Законы войны
Шрифт:
— Между собой? Что ты этим хочешь сказать, Юсеф?
Страшное подозрение вползало в душу. Собственно говоря, его я вынашивал уже давно — но вот сейчас мне показалось, что я стою где-то совсем рядом, у самого края. Рядом с чем-то важным, масштабным, тем, что не видно на поверхности, но определяет всю сущность происходящего здесь. Как хищник — косатка, неторопливо кружащая в черной, ледяной воде под лодкой…
Я подошел ближе. Отодвинул стул, сел напротив афганца, чтобы смотреть ему в глаза.
— Скажи мне, Юсеф, это очень важно. Все это останется между нами, запись не ведется. Здесь
…
— Кто, Юсеф? Кто приказал тебе делать это? Кто-то из советников?
…
— Жандармерия? Разведка? Частники? Кто стоит за всем этим? Не думай, что они так сильны, я сильнее. Я сильнее. У меня есть выход на самый верх. Скажи — кому идут деньги, и мы вывезем тебя и твою семью в Россию. Или еще дальше — как захочешь. Россия большая, она так велика, что ты и представить себе не можешь. Никто и никогда не найдет тебя, клянусь.
…
В отчаянии я стукнул кулаком по столу:
— Почему ты молчишь — ты что, не понимаешь? Не понимаешь, что твое молчание лишает твою страну и твой народ будущего? Кем ты хочешь видеть своих детей — злобными дикарями? Не время хранить клятвы, данные преступникам!
— Господин адмирал, разрешите, а…
Я встал:
— Нет. Не время. За мной…
В предбаннике я достал из оставленной там сумки бутылку минералки, не отрываясь выпил половину.
— На, глотни…
Добивают такие допросы. Кто-то говорит, что многочасовые допросы — это пытка. Смех. Любой допрос — это пытка, если не проводится для галочки. Это противоборство ума, хитрости, воли. Я, например, себя чувствую, как будто на мне воду возили…
— Макнуть пару раз в ведро и посмотреть, как запоет, — предложил Араб, допив бутылку.
— Ты тоже это слышал?
— Что — меж собой разобраться? А как же. Курчаво сказанул. И непонятно.
— Да нет, как раз таки понятно.
— Да бросьте, Ваше Благородие. Должен же он был хоть что-то сказать.
— Кому — должен? Мне? Тебе? Сам себе? До этого он молчал как рыба, а тут решил ни с того ни с сего чушь сказать? Да нет, я его все-таки раскрутил. Не выдержал он. И сказал то, что накипело. Как думаешь, почему в самый разгар операции нас от канала связи отрубили.
— Первый раз, что ли?
— При таких обстоятельствах — первый. Кто-то что-то знал. А кто мог знать про все про это…
— Господин адмирал…
— Не надо, не надо. Ты в каждом уверен?
— Да как в себе!
— Ты забожись еще. Время такое сейчас — доверять никому нельзя. Совсем никому.
Араб утер пот с лица.
— Если так, то звиняйте покорно, но я обратно поеду, Ваше Высокопревосходительство. Потому как нельзя так. Лучше я в станице сидеть буду, землю пахать, оженюсь мабуть, чем пулю в спину от своих же ждать.
— Ожениться — это дело хорошее, это хорошо. Да ты не вставай на редан [60] , не вставай. Если бы кто-то из наших сдал — они бы по-другому сделали. Просто за деньгами никто бы не пришел. Или послали бы туда смертника. Когда вы за этим козлом погнались — он успел кому-то по телефону брякнуть. Те и отрубили беспилотник над зоной. Возможно, даже не конкретно нас, а всех пользователей отрубили. Но ты прикидывай,
какого калибра эти фигуры. И какие приказы имеют право издавать. И за своими присматривай. Они не обязательно предатели. Возможно, кому-то приказали тихо следить и доводить.60
Выход скоростного торпедного камера на максимальный ход, когда большая часть корпуса висит в воздухе.
— Я уверен в каждом.
— Ну-ну. Этот твой архаровец, который в больницу не захотел.
— Этот? Да он самоход первостатейный, вот я его встречу. Но вы не думайте, я его сам учил. Нет в нем гнили.
— Тебе видней. Пошли на воздух. Небо здесь какое…
— Небо Божье, а на земле сущий ад.
— Оно так…
Они вышли один за другим из затхлого мрака подземных коридоров на свежий воздух. Навстречу кто-то шагнул, Араб схватился за пистолет, накрученный тяжелым разговором. Но тут же расслабился, опознав человека.
— Что случилось?
— Аскер сбежал…
Это был подъесаул.
— Сбежал? — недоуменно спросил Араб.
— Так точно. Из больницы. Я ожидать остался…
— Может, его положили?
— Никак нет, у врачей спрашивал…
— Вот же с…нок! — вызверился Араб, — машина на месте?
— Так точно.
— Гаденыш. Ничего, придет — поговорим. За мной…
— Полковник…
Араб недоуменно остановился — адмирал очень редко называл его так.
— Полегче. Если бы он был врагом — уверен, он бы придумал что-нибудь поумнее, чем тупо сбегать из больницы. Но его могут использовать вслепую по молодости лет, такое очень даже возможно. Если это так, нам надо понять — кто. Начинайте с утра, сейчас не надо, в ночь по городу рыскать. Ясно?
— Ясно… — раздосадованно поговорил Араб, — все равно уши оборву… П…ец!
С психа — Араб использовал выражения, которое давно уже забыл, которое он помнил еще по срочке. Ведь для Араба, хоть он и сам себе не признавался — Аскер уже был как сын, которого у него не было и, наверное, уже не будет. Вот такая вот веселая жизнь…
Афганистан, близ Кабула
Международный аэропорт, госпиталь Вечер
2 ноября 2016 года
Несколькими часами ранее
Небольшой, неприметный «Морозовец» остановился около главного корпуса госпиталя, развернутого в пределах видимости Кабульского международного. Два человека — молодой и постарше — прошли в приемный покой, показав на входе военные карточки — удостоверения личности…
— Дальше сам я… — Аскер сделал знак рукой, — дорогу знаю…
Молчаливый подъесаул прошел к кофейному аппарату, в приемном покое одной из лучших в мире больниц, специализирующихся на пулевых ранениях и минно-взрывных травмах. Эта больница примыкала к Кабульскому международному аэропорту для быстроты доставки раненых, и принимали здесь всех, в том числе и афганцев…
Сашка прошел по первому этажу, огляделся — тихо. Нырнул под лестницу, достал швейцарский офицерский нож с набором инструментов.
Замок открылся меньше чем через минуту…
Вот и хоккей…