Законы войны

— Вы кто такие? — грубовато спросил он, подходя чуть ближе — ровно насколько, чтобы контролировать ситуацию и видеть темный салон машины.

Двое. Водитель и пассажир на переднем.

— ГВСУ [62] , сударь… — сказал водитель, — извольте…

Щелкнул замок двери.

Сашка не изволил. А сделал два шага вперед, от души дал пинка по открываемой двери. Прежде чем «военные юристы» сообразили, что к чему, он перекатился через низкий капот гражданской машины, на которой они приехали, ударил уже по пассажирской двери, перехватил руку второго «военюриста», в которой был пистолет.

62

Главное военно-судебное управление, ведомство военного прокурора.

— Ай…

Аскер нажал посильнее — и завладел пистолетом. Передернул затвор — вылетел патрон… ага, голубчики, военные юристы, — а патрон в патроннике. Устав нарушили, однако, который и так никто не соблюдает, даже военные юристы, вот, оказывается… Пистолет он направил на возящегося в салоне водителя.

— Замри, стреляю!

Военный юрист — подумав, сделал самое лучшее в данной ситуации — медленно поднял руки, упершись ими в крышу.

— Ага, молодец. Так и держи…

— Сам понимаешь, что делаешь, парень?! — второй военюрист, не добившись своего силой, решает перейти к угрозам. — На дизель [63] захотел?

— Свежо предание, — Аскер сам видел совершенно секретный документ, подписанный Ее Высочеством, Ксенией Александровной, освобождающий их от любой ответственности за содеянное. — Ты, дядя, какой формы допуск [64] имеешь, а? Как бы тебе самому не загреметь.

63

Дисциплинарный батальон.

64

К государственной тайне. Вполне резонный вопрос — все, что имеет отношение к действиям спецназа, — это как минимум ДСП, для служебного пользования.

И в последний момент успевает отскочить с дороги машины. Ублюдок-водила, так и держа руки вверх, резко подает машину вперед, едва не сшибая его с ног.

— Стоять!

Второй военюрист, со сноровкой, совсем-таки военюристу не приличествующей, ухитряется запрыгнуть в машину, уже двигающуюся. Боднув его «Фиат», машина устремляется вперед. Пистолет в руках, предохранитель снят, три точки выровнены прямо на голове одного из «военюристов» — но не стрелять же по этим козлам? Они все же свои, не духи — пусть и воняет от них и их удостоверений за километр. Но…

Свои же…

Моргнув стопами, машина сворачивает на улицу и исчезает из поля зрения.

— Твою же мать…

Сашка подозрительно огляделся по сторонам. Как они его вообще тут нашли — про это место никто не знает. Как узнали, что сегодня он будет здесь — он же никому…

Что вообще на хрен происходит?

Он подозрительно покосился на пистолет в руке — похож на табельный. Потерял табельный — борода, хотя может, это и не табельный. И военюристы из них — как из меня балерина…

И все это кажется сном — если бы не привычная тяжесть куска оружейной стали в руках. И башка опять разошлась…

И ехать надо…

В аэропорт он добрался почти посветлу. До базы еще добраться надо…

У одного из вспомогательных зданий ворочались бронированные машины казаков. Одна смена — сдавалась, вторая — заступала на дежурство. Казаки — бывалые люди, упрямые и основательные, как и все землепащцы, — готовились к короткому броску до базы, после чего у них будет два дня приятного ничегонеделания, приятного настолько, насколько может быть приятным в Афганистане безделье.

Несмотря на поглощенность разговорами, его, конечно, заметили. В Афганистане быстро учишься смотреть на собеседника вполглаза, слушать вполуха — а другую половину своего внимания употреблять на то, чтобы не погибнуть.

Кто-то вскинул автомат с красной лазерной точкой, потом включились сразу два фонаря, ослепив его.

— Дреш, фарери мекунам!

— Свой, русский… — привычно откликнулся Аскер.

— Отбой, казаки… — пробасил кто-то.

Фонари погасли. Аскер немного подождал, пока глаза начнут хоть что-то видеть, потом подошел ближе.

— Кто такой? Чего надо?

— До базы подбросите?

— Какой такой базы? Ты, мил-человек, путаешь чего.

— База «Ураган».

Название это знал не каждый.

— Ураган, говоришь? Кто старший там?

— У вас — есаул Охрименко.

— У вас? А у тебя, мил-человек?

— Отставить. Сосед, поди?

— Так точно…

Казаки и вправду называли подозрительных личностей, закопавшихся в грунт по соседству с их базой, — соседями.

— А тут чё делаешь?

— Да я знаю его… — лениво сказал другой казак, — он тут надысь по запретке шлялся. Из госпиталя дернул. Едва под выстрел не попал.

— Из госпиталя?

— Документы я видел, порядок. Подбросим, сами, что ли, в самоходы не ходили…

— Подбросим…

Появился кто-то из офицеров.

— Цыть, чего взгакались, как бабы? По коням!

Вместо коней теперь были трехосные бронированные машины. Избитые афганскими дорогами, обваренные решетками, обложенные мешками с галькой и песком — они плохо держали подрыв на фугасе, и потому казаки часто ездили верхом, на крыше, распределяя меж собой сектора обстрела, чтобы мгновенно ответить.

Аскеру досталось место по центру. Вакантное.

— Ну, чего, как сходил? — спросил тот казак. — Али добавил чего? Тут гутарят, самогон виноградный дюже гарный, до кишок пробирает.

— А чего гутарят. Я и сам зараз знаю… — сказал кто-то еще в темноте, перекрикивая рев дизеля и шум от шин…

— Ты-то знаешь. Тебе отработку из двигана слей, ты и то ее выжрешь…

— Э…

Один из казаков придвинулся поближе.

— Не, казаки… — громогласно сообщил он, — от него духами пахнет…

— Да ну…

Сашка был так зол со всего, что пихнул надоедливого казака так, что тот едва удержался.

— Э, э. Мы тебя подвезли, а ты, значит…

— А чего в душу лезешь?

Это было серьезным обвинением, и по казачьим меркам тоже.

— Ну, как знаешь…

На короткой дороге ожидать можно было всего, что обстрела, что подрыва — но в этот раз Бог пронес, может быть — исчерпал Аскер на ближайшее время запас неприятностей. Доехали без происшествий и даже с ветерком.