Закрытая вечеринка

Меж тем она вдруг свилась в тугой клубок и вмиг оказалась на ногах. Приникая брюхом к дорожке, она сделала шаг по направлению к нему. Тяжеленная лапа опустилась на плиту дорожки, и Вик увидел, как та покосилась. Один ее край вынырнул из маслянистой земли, а другой наоборот зарылся. Монолит возвысился. Она шагнула. К нему.

Вик услышал вопль - а потом понял, что кричит он сам. Это было очень странное чувство. Никогда на него не нападали животные – даже собаки не кусали. А вот эта тварь выглядела так, будто готова проглотить его в единый миг, если только Вик приблизится, но проверять, правда это или нет, он не хотел.

Она выглядела, как будто вся была высечена из камня. Она выглядела так, что если бы наступила ему на ногу, то сломала бы ее. Это было бы равносильно тому, как если бы на эту ногу наехал автомобиль. А эта дробящая пасть…

Распахнулось окно. Родители видели его, но почему-то не догадывались опустить взгляд вниз, к ступеням, туда, где… Вик ткнул пальцем, чтобы дать понять, в каком направлении стоит смотреть, но когда повернул голову сам, то уже оказалось поздно. И дорожная плитка ни о чем бы не сказала. Родители не помнили, была она вывернута или нет, но аргументом ее странное положение не сочли. Дорожка старая, мало ли, что могло приключиться, кто знает.

Вик угрюмо молчал. В гостиной мать заламывала руки, не зная, каким успокоительным его еще напоить, а отец стоял у стены с мрачным видом.

– Я не сумасшедший, - в который раз повторил Вик. Он проклинал себя за то, что закричал. Конечно, легко было сетовать теперь, когда твари след простыл – и к тому же непонятно, сколько бы он так торчал у калитки и не оказалась бы химера чересчур быстра, вздумай он подавать голос… Но обо всем этом думать уже было поздно.

Теперь отец не только встречал его после занятий, но и провожал тоже. Слабое утешение для него, подумал Вик мстительно. Эта штука являлась ему одному и только в палисаднике, более нигде…

В субботу он попытался втихую улизнуть утром, однако на шум ключа выглянула из кухни мать. Вика посетило неприятное подозрение, что она пряталась там все это время, ожидая его.

– Виктор, - произнесла она. – Я бы хотела, чтобы ты помог мне.

Ничего она на самом деле не хотела. Ничегошеньки. И не надо было ей пересаживать цветы и на антресолях убирать – тоже. Это всегда делалось ближе к лету, когда прятались пуховики и извлекались шезлонги. Но Вик покорно стерпел. А что ему было делать? Отказаться значило бы пойти на конфликт. А он не любил конфликтов. Родители, в конце концов, хотели как лучше. А с Лолой он как-нибудь объяснится. Напишет ей пока что смс, упомянет закидоны предков. В их среде – среде всех подростков – обычное дело свысока говорить о родителях. Проявлять чувства любви и привязанности не принято. Это – то, что подразумевается и само собой. Они пришел бы в ужас, если бы встретили того, кто не любит и не трясется над своей родней. Но говорить об этом не говорят. Скорее даже наоборот. Родители, предки – народ занятой и ничего не понимающий в современной жизни. О чем с ними можно беседовать? Они живут в совершенно разных мирах, какие могут быть общие дела…

К вечеру Вик наломался так, будто разгружал вагоны, но это была приятная усталость. Он всем телом ощущал, что день прошел не зря. Они пересадили цветы и перебрали чулан, выбросили целую кучу хлама и освободили место для нового. Теперь мать с кем-то болтала по телефону – Вик слышал долетавшие с кухни обрывки фраз – а он сам валялся на диване. По телевизору крутили старого «Фантомаса» с де Фюнесом, которого обожали родители. Фильмы с ним они знали наизусть, так что если бы Вик сейчас отключил звук, это не помешало бы им смотреть дальше. Вик сам мало понимал, чем их так пленяет плешивый коротышка-холерик, однако махал рукой на их причуды. Небось, его дети тоже будут недоумевать, чем ему так дороги эти допотопные три-де фильмы, в которых даже голограммы нет…

Хлопнула дверь. Мать что-то крикнула из кухни, кажется, здоровалась. Спустя минуту, в залу вошел отец и еще какой-то незнакомец. Вик торопливо сел. Пригладил волосы, не зная, куда девать свой стакан. Ставить на пол было бы, наверное, не очень правильной идеей, а идти к столу значило бы повернуться спиной.

– Виктор, это доктор Кессар, - произнес отец, и Вик почувствовал, что готов расколотить злополучный стакан о стену. Доктор…

Доктор Кессар был молод и подвижен. В сером костюме-двойке, с портфелем, он был похож на адвоката из кино. Волосы у него были аккуратно зачесаны назад, а руки – Вик обратил внимание, когда ему подавали визитку совсем как взрослому – руки были отнюдь не руками врача… Врачи белоручки. А у этого человека руки были такие, будто он трижды в неделю вскапывал огород, а все прочее время сколачивал сараи. Машинально Вик посмотрел на оказавшуюся у него визитку – бледно-золотистый прямоугольник плотного мажестика с красивыми, итальянски-изыскано закрученными буквами. Доктор Г.Ю. Кессар, университет психологии и психиатрии.

– Я думаю, вам стоит побеседовать, - произнес отец торопливо и вышел, чуть не задев плечом дверной косяк. Он вышел так, словно боялся заразиться витавшим тут безумием. Вик проводил его взглядом и снова уставился на доктора Г.Ю.Кессара.

– Расскажешь мне, что ты видел? – улыбнулся тот. И Вик, временно приглушив злость, рассказал. Почему бы нет? Ему нечего скрывать и не от кого. Он видел, что видел, и тут не может быть никаких поводов для увиливания… Если этот психиатр смыслит в своем деле, то уж наверняка сможет понять, сочиняет Вик ради того, чтобы привлечь к себе внимание, или говорит правду.

Доктор слушал его молча. Сидел напротив, чуть наклоняясь и уперев локти в колени, сведя кончики пальцев вместе. Казалось, он так и впитывает звук.

– Какая она была? – спросил он, когда Вик умолк. – Можешь показать?

Вик показал, как мог. Он даже отмерил размеры, шагая по квадратным паркетинам пола. Доктор кивнул. Он еще много чего спросил – про внешний вид и поведение, и все время уточнял, как будто был служителем зоопарка и собирался ловить сбежавшего хищника, о точном месте и времени. Они долго говорили – Вик обратил внимание, что за все время дискуссии их никто не беспокоил. Его дорогие почитатели де Фюнеса наверняка засели на кухне, в ожидании. Наконец, доктор Кессар кивнул в последний раз.

– Что ж, - произнес он. – Я полагаю, я разобрался, насколько это возможно.

– И? – хмуро уставился на него Вик. Доктор пожал плечами.

– Мне надо поговорить с твоими родителями.

========== Часть 2 ==========

Ну хоть «погуляй пока» не добавил – и на том спасибо… Оставшись один, Вик мрачно уставился на телеэкран. Он действительно выключил звук, когда началась беседа с новым знакомым, и теперь бравые жандармы откалывали свои коленца в гробовом молчании. В этом было даже нечто жуткое. Смотреть на них не хотелось. Но Вик не отводил взгляда: потому что надо ведь и на что-то смотреть? Если он будет пыриться в стену, это вызовет куда больше вопросов. А в окно… В окно он глядеть совершенно не хотел. Боялся. Даже не знал, чего он опасается больше – увидеть или не увидеть.

Доктор Г.Ю. Кессар справился быстро. До Вика донеслось: «Вы уверены?», - и еще: «Это не повредит?» - а потом звук затворяемой двери. Вскоре раздался шум мотора – очевидно, визитер был на своей машине. Вик все так же сидел недвижимо. Он ждал, что родители поговорят с ним, что-то предпримут или хотя бы пояснят, но они, кажется, считали, что все идет как должно. Вик нуждался в докторе, и они вызвали доктора. И обсуждать тут нечего.

Наутро он проспал. Будильников Вик терпеть не мог и давно уговорился, чтобы его поднимали как-то иначе – но этим утром его никто не растолкал. Недоумевая, он прошел по дому, прислушиваясь. Мать на кухне пекла оладьи.

– Достанешь варенье? – спросила она, не оборачиваясь. Вик замялся.

– Достану, конечно же, - кивнул он. – Почему ты…

– Доктор считает, что тебе пока лучше побыть дома, – мать перевернула ловко оладьи румяной стороной вверх. – Он сказал, что стоит пока ограничивать информационную нагрузку, так что будь добр, не копайся в интернете, ладно?

– А что же мне тогда делать?.. – Вик был ошарашен. Внеплановые каникулы в чем-то может и были хороши, но не тогда, когда он окажется на информационном необитаемом острове.