Закрытая вечеринка

– Помастери что-нибудь руками, - был закономерный ответ. – А вечером старые фото переберем. Давно собирались.

Собирались они и правда давно, тут Вику возразить было нечего. Однако ничего все равно не вышло. Вечером опять заехал доктор, и у них состоялся еще один плодотворный диалог. Кажется, Вика решили проверить на вшивость – Г. Ю. Кессар просил рассказать ему ровным счетом то же самое, что и накануне, и сверялся со вчерашними показаниями. Вик постарался ничего не упустить. Впоследствии он к такому поведению привык и даже удивлялся, когда очередная встреча начиналась не с пересказов. Он залип дома на добрую неделю, и, наверное, провалил бы потом экзамены, если бы доктор Кессар не позволил ему связываться вечером по скайпу с товарищами и как-то нагонять программу. При этом он всегда был тут же, рядом, и Вика не покидало ощущение, что он юная девица под присмотром дуэньи. Тем не менее, доктор ему нравился. В нем не было той фальши, которая процветала у большинства людей старше четверти века. Он не говорил с Виком ни свысока, ни снисходительно, не сюсюкал и не пытался прикидываться товарищем. Подход у него был деловой, он не предпринимал попыток выдавать желаемое за действительное и ни разу – на свое счастье – не произнес никакой банальщины вроде: «Я хочу помочь тебе», или: «Я твой друг».

В один из дней он привез с собой коллегу – хмурого патлатого типа в черной водолазке, из-за которой тот смахивал на живой манекен. Тип все время нервно грыз какую-то палочку, нервно поигрывал пальцами, и нервно смотрел на людей. Вик бы сказал, что он сам нуждается в услугах доктора Г.Ю.Кесара, но мнение это оставил, разумеется, при себе.

– Это мой ассистент, - представил типа Вику врач. – Прошу тебя, расскажи ему о внешнем виде существа.

Вик закусил губу. Он не выходил из дому и не выглядывал в окна, особенно в темное время суток. Он не видел химеру уже давно – почти что десять дней. Тем не менее, нахмурившись, он постарался как можно точнее описать то, что было скорее его ощущениями, нежели тем, что говорили его глаза. Патлатый тип пристроил на колене планшетку и принялся черкать по ней карандашом. Он не произносил ни слова – все вопросы задавал доктор Кессар, иногда поглядывающий на лист. Спустя полчаса тип протянул Вику результат. То был рисунок – на нем существо, нечто среднее между пантерой и трансформером – скалило зубы. Оно было одновременно и похоже и не похоже на то, что видел Вик. Он даже не знал, что и сказать.

– Нет… - наконец неуверенно протянул он. – Нет, понимаете, оно… Не кусками, то есть не кубическое. То есть оно как будто пластинчатое. Но не как броненосец. Оно…

И он запнулся, не зная, как еще выразить свою мысль. Осознание, накатившее на него панической волной, было слишком ужасным. То, что, как он полагал, правдивейшая правда, не поддавалось простому словесному описанию. Он мог бы говорить о цвете, да, но форма… Нечто большое и уродливое – но вместе с тем в чем-то и красивое. Нечто ловко-хищное – однако и неповоротливое. Тяжеловесное - но не оставляющее следов.

Вик глядел на рисунок снова и снова, а потом тихо попросил:

– Могу я… оставить это?

– Конечно, - кивнул ему доктор Кессар. – Если ты вдруг что-то увидишь, во сне или наяву, вспомнишь, или тебя побеспокоит нечто – прошу, звони мне.

Вик кивнул. Доктор напоминал об этом всегда перед уходом. На визитке было два мобильных номера, однако пока что Вику не доводилось ни разу ими пользоваться.

Когда гости ушли, отказавшись от кофе – мама Вика всегда переживала, когда гости ничего не ели в ее доме – Вик аккуратно прикнопил рисунок над монитором, поверх мировой карты, лег на кровать, заложив руки за голову, и принялся смотреть. Мысленно он прикидывал – если бы что-то поправить на рисунке, стал бы он более похож на оригинал или нет?.. Около половины двенадцатого отец заглянул и велел ложиться спать. Вик кивнул, погасил свет, а потом, повинуясь какому-то внезапному порыву, отдернул штору.

Палисадник был залит лунным светом. Кусты слабо шевелил легкий ветерок. У калитки терлась дворовая кошка - безымянная, но откликающаяся и на безыскусное «кис-кис-кис» - Вик ее знал, потому что частенько кормил. А больше там ничего не было. Он ощутил смутное торжество.

Беседы с психиатром в какой-то мере примирили невольного домоседа с собой. Он сиднем сидел дома и пару раз сам пытался изобразить химеру на бумаге, но всегда бросал, не доведя дело до конца. Рисовать он никогда толком не умел.

У него нашлось множество дел: он пару дней перебирал свой велосипед в коридоре, и все об него спотыкались, но никто ничего не говорил ему. Обуянный внезапным альтруизмом, он выдраил все окна и зеркала и рассортировал провода в чулане, а потом, откопав на дне нижнего ящика комода, свои старые полинялые джинсы, наконец-то взялся их художественно порезать и нашить разнообразных заплат и прочих прибамбасов.

Он больше не будил родителей криками, и они этим были вполне довольны. Для них связь была очевидной: раз Вик больше не голосит, значит, полностью владеет собой. А значит, у доктора Г. Ю. Кессара все под контролем.

Иногда психиатр приезжал один – Вик научился отличать его белую «Ланчию» по шуму за окном – а иногда привозил с собой ассистента. Они всегда отказывались от кофе и чая, не смотря на все старания мамы Вика, уходили с ним в зал или в его комнату и там говорили – по часу или более. Вик чувствовал, что страх отступает. Кошмар блек, становился зыбким и неверным. Привидение со штампом прачечной на саване – курам на смех, да и только. Он ни разу не видел кошмаров с участием своего монстра, хотя ему не давали никаких таблеток, и он верил, что скоро образ пластинчатой каменной химеры навсегда изгладится из его памяти. Постепенно, он пропитывался той же родительской уверенностью: доктор Г. Ю. Кессар знал свое дело.

Как оказалось впоследствии – и правда, знал…

– Томография!..

Мама нахмурилась. Ей не нравилось это слово.

– Но почему так срочно?..

Доктор Кессар улыбнулся. Улыбка у него была располагающая к себе. Человеку, который так улыбается, веришь безоговорочно.

– Я договорился, нас подождут, - пояснил он. – Ожидание в очереди, в толпе, может сказаться отрицательно.

Мама понимающе кивнула. Стоять в очередях она и сама терпеть не могла. Вик же в это время смотрел не на нее и даже не на доктора Кессара, а на его ассистента – коллегу, как он тогда выразился. Прочесть по его лицу ничего было невозможно. Он стоял чуть в отдалении, сунув руки глубоко в карманы серого плаща, и снова что-то грыз.

– Это не займет много времени.

– Но уже темно…

– И что?.. – доктор пожал плечами. – Я на машине, да и телефоны тоже есть, и мы всегда на связи.

– Ну, хорошо… - мама Вика нервно укусила нижнюю губу. Ей не хотелось отпускать его, когда на улице уже стемнело, но не отпускать не хотелось тоже, потому как дело шло к развязке. Вик, уже зная, что она согласится – зная еще до того, как доктор предъявит свои аргументы – ждал в передней у зеркала. И, едва услыхав прощания, отворил дверь, выходя на улицу.

Свежий воздух закружил ему голову. Ему показалось, что никогда еще он не ощущал мир так остро, как в этот миг. Заточение в четырех стенах не прошло для него даром. Доктор обогнал его и пошел по дорожке к калитке, быстро и уверенно. Вик запрокинул голову. Мельком увидел звезды – редкие и не очень яркие. Но полярную медведицу он все же отыскал – а потом снова вернулся на грешную землю.

…Она неслась прямо на него…

Доктор еще протягивал руку к калитке, чтобы ее отворить, и не видел того, что происходило у него за спиной. Вик еще стоял на ступенях – вернее, на последней, готовый сойти на дорожку. Расстояние для такой махины – плевое. В три прыжка она размажет его по земле тонким слоем. А по этой сплюснутой морде видно, что именно того-то она и желает. Долгое ожидание ее раздраконило…

Крик застрял у Вика в горле. Он захрипел, пытаясь одновременно позвать врача, обратить его внимание на страшилище позади него – и попятится, спрятаться в безопасном вроде бы доме…

Раз!

Тварь согнулась как гибкий, готовый в любой момент выгнуться обратно, прут. Сжатая, стиснутая в ком сила.

Два!

Тварь распрямилась, выбрасывая вперед лапы, зависла на миг в полете, словно парящий камень.

Три!

Над головой что-то хлопнуло, а потом еще и еще. Звук странный, нездешний, какой-то звучно-легкий…