Заметки авиапассажира. 37 рейсов с комментариями и рисунками автора

В Ницце, опять же дождливым февральским днем, меня повели во дворец Лобановых-Ростовцевых. Этот Лобанов-Ростовцев был министром иностранных дел, потом (в 1850 году) послом в Константинополе. Там он влюбился в жену французского посла и отбил ее у мужа.

Короче, чтобы его любимая не страдала без родины, он принес себя в жертву ей, покинул Россию и отгрохал потрясающий особняк в Ницце. Потом этот особняк у его потомков купил один бразилец, который тоже был влюблен в свою жену-француженку, которую тоже отбил у мужа-француза (не везет им). Когда его жена умерла, дети захотели продать дом, а деньги потратить. Дети всегда так – продадут что-нибудь родительское, купят “сникерсов” и страдают от диатеза. Но здесь отец сказал твердое “нет!”. Сам уехал в Швейцарию, а в доме сделал гостиницу на восемь номеров, оставив все, как было при его жене. То есть – мебель, утварь, которыми посетители могут пользоваться. Музей – и не музей. Как дома, да не совсем. Любовь все-таки заставляет творить прекрасное.

Улетал я из Ниццы, всегда оставляя там кусочек Москвы. Потому как над центральной площадью царил мой персонаж “Петрович” многометровых размеров.

Летел я как-то из Ниццы спустя семь лет после моих карнавальных и описанных выше визитов туда. То есть совсем недавно. Смотрю, на стойке регистрации объявление по-русски – рейс-то в Москву. Крупными буквами дан перечень того, что нельзя везти в ручной клади. Первым пунктом крупно написано, чт'o в ручной клади нельзя везти – сыр. Вот оно что. Видимо, русские стали брать сыр, и вонючий, с собой в самолет. И там, в самолете, наверное, русские стали его есть. Привет, Джером К. Джером!

Французы, которые летели с русскими в самолете, видимо, на них настучали. И вот результат. А в Duty Free, пожалуйста, покупайте сыра сколько хотите. Только там вам его запаяют в пакет. И сырный запах, без утечки, вы привезете на родину.

31 Страна соленых рек

* * *

Тем, кто любит жариться на солнце часами, принимая вычурные, неэротичные позы, чтобы загорели все участки кожи, включая подмышечные впадины и область промежности, тем, кто любит сидеть в соленой теплой воде, кого мало интересует страна пребывания, а название водоема, куда погружалось тело, становится известным случайно по дороге на родину, – всем этим людям не следует лететь этим рейсом.

Это я вам как психиатр говорю.

Так получилось, что с озера Байкал, с однодневной передышкой в Москве, я полетел на норвежские фьорды. С берегов пресного моря – на берега соленых рек (здорово загнул!). В самолете Иркутск – Москва я уже начал готовиться к поездке в Норвегию, эксплуатируя уже упомянутого своего друга Диму Петрова, знатока тридцати с лишним языков. Мол, расскажи мне, Дима, что это за страна такая – Норвегия, кто там жил раньше, чем промышлял? Коротко, самое захватывающее, чтобы интрига была.

Вот что я записал в самолете со слов Димы.

В VII–XII веках жили в Норвегии викинги, то есть морское казачество. Викинги – это юноши с плохим поведением, практически хулиганы. Семьи были большими, земля – бедная, всех не прокормишь. Молодые люди собирались в компании или бригады, садились на корабли – драккары, украшенные головами драконов для красоты и страха, и шли на дело. Грабили в основном чужих, заодно открывая новые страны. Один, правда, попытался грабить своих, но его прогнали, и он тогда с братанами поехал грабить чужих. Звали этого парня Эрик Рыжий, и он открыл Гренландию, а также, как говорят, и Америку.

Викинги были смелыми и драчливыми. Для храбрости они ели мухоморы. У них возникали галлюцинации, и им казалось, что они медведи. Последних называли берсерки, еще были ульфинги, ходившие в волчьих шкурах, и свинфилькинги, косившие под кабанов. Роста парни были невысокого, где-то метр шестьдесят, но выше, чем все остальные. Это ведь было давно, еще до акселерации. Грабя и открывая новые страны, викинги женились, рожали детей. Так появились Рюрики и Ярославы Мудрые. Так что мир развивался не только благодаря научно-техническому прогрессу, но и благодаря браткам, жившим по понятиям.

Прошло много времени, а мир практически не изменился, как я уже не раз говорил. Природу Норвегии описать невозможно. И я этого делать не буду, ибо нельзя описать норвежский фьорд.

Море, врезающееся в землю на десятки километров и окруженное с двух сторон невероятной красоты берегами с водопадами, в брызгах которых – неизменная и неисчезающая радуга.

Как описать воду во фьордах изумрудного, а также бирюзового цвета?!

Когда смотришь на все на это, на языке только восклицания – нецензурные, но с положительной окраской. Типа “ничего себе!” или “ну ваще!”.

В городе Олесун я узнал, что кашалоты уплывают на север, чтобы как следует отъесться планктоном. Здесь они толстеют и толстыми возвращаются на юг, к самкам. Потому что самки любят полненьких. А старые кашалоты, те, кому уже за тридцать, остаются на севере и только едят, их уже не интересует любовь.

Но главное, что я узнал в этом городе, – это что такое треска “клипфикского раздела” (читайте рейс № 11). Меня этот вопрос мучил тридцать с лишним лет. Ну, во-первых, в Архангельске писали с двумя ошибками. Правильно писать так: “треска клиппфискского раздела”. Таким образом, в Архангельске выбросили одну букву “п” и букву “с”. Дело все в том, что “клипп” – по-норвежски “утес”, “скала”. А “фиск” – “рыба”. Треску сушили на камнях, скалах. Собственно говоря, и до сих пор так делают. Это был основной продукт (и остается до сих пор) экспорта в Португалию, Испанию, Латинскую Америку, Италию. В упомянутых странах из этой трески делают блюдо “бакалао”, которое там стало национальным. Известно даже имя человека, первого экспортера клиппфиска, – Ренеберг. Страна Норвегия помнит своих героев.

Когда мы плавали по фьорду, я смотрел на отвесные его берега, на которых жили люди на каких-то маленьких пятачках земли, стриженых лужайках перед обрывом. В таких местах скот и детей привязывают за ногу, чтобы не упали в пропасть. Кстати, в Норвегии из-за такого расположения домов существует проблема сбора налогов. Приезжает, например, налоговый инспектор и просит спуститься с горы налогоплательщика, а тот веревочную лестницу поднял, сидит дома и пиво дует с “Аквавитой” или самогон гонит, что в Норвегии довольно распространено.

В Норвегии огромное количество водопадов. Один из них называется Семь сестер. Это семь водопадов, а напротив один мощный – это жених. Он якобы просил руки каждой из сестер, но ему все отказали, и он запил. Действительно, струя внизу раздваивается, оставляя кусок скалы, похожий на бутылку. Легенда мне показалась слабой. И я придумал свою версию. Пора внедрять собственные варианты. Вот она.

Семь друзей хотели одну девушку, а она никому не дала, потому что была садисткой и получала удовольствие от того, что всем отказывала. Вот и плачут семь друзей. А напротив их слез мощный водопад, как фата, – напоминание о непокоренной девственности и непредсказуемости сексуальных отношений.

В одной маленькой норвежской деревушке в бывших сараях сделали книжные магазины. Это надо видеть представителям некогда самой читающей страны в мире. На берегу фьорда аккуратные крашеные домики с книжными полками, библиотека, книжное кафе, гостиница. Захожу в магазинчик. На аккуратно же сколоченных полках масса старых книг. Нахожу набор открыток с видами Москвы 1959 года, полку с русскими книгами. Могли ли эти книги знать, где окажутся? Вот бы проследить историю их передвижения. Двенадцать лет назад какой-то библиофил придумал это для привлечения туристов – и на тебе, работает.