Замок из стекла
Шрифт:
После этого случая я отказывалась ходить мыться к дедушке. Быть сильным – хорошо, но я не желала, чтобы Стэнли вообразил, что я возвращаюсь потому, что мне от него чего-то надо. Я начал мыться в доме на Литтл Хобарт Стрит. На кухне у нас был большой алюминиевый таз, который можно было наполнить водой из колонки под домом, когда погода была хорошей, а вода теплой. Помыв тело, я наклонялась и мыла голову. Но таскать вверх по лестнице ведра с водой было непросто, поэтому я всегда до последнего откладывала такое мытье, которое накачивало мускулатуру рук.
Весной полили дожди. Вода сбегала по горным склонам, смывая камни и небольшие деревца, размывала асфальтовые
Наша улица была расположена высоко, и нас не затопило, но ниже дожди смыли часть асфальтовой дороги. Правда, вода подмыла столбы, на которых стоял наш дом. Дырка в потолке на кухне стала огромной и вскоре начал течь потолок еще в нашей детской спальне – с той стороны, где стояли нары Брайана и Морин. Спавший на верхней койке Брайан начал накрываться брезентом, чтобы не промокнуть.
Все в доме стало влажным. Книги, бумаги и картины покрылись зеленой плесенью. В углах комнат появились маленькие грибы. Влага разъедала деревянную лестницу в дом, и ходить по ней стало опасно. Однажды под мамой сломалась прогнившая ступенька, она упала и покатилась по склону. После этого у нее несколько недель не заживали ссадины на руках и ногах. «Мой муж меня не бьет, – объясняла мама тем, кто пялился на ее раны, – он просто не хочет починить лестницу».
Веранда тоже начала гнить. Перила и пол стали скользкими от плесени. Ночами стало опасно ходить в туалет, потому что каждый из нас минимум по разу ночью поскальзывался и падал. От веранды до земли было около трех метров.
«Нам надо что-то сделать с верандой, – говорила я маме. – Ночью очень опасно ходить по ней в туалет». Кроме того, туалетом под лестницей уже нельзя было пользоваться, потому что яма окончательно наполнилась.
«Ты права, – сказала мама, – надо что-то предпринять».
Она купила ведро из желтой пластмассы и поставила его на кухне. Теперь все, кто хотел ночью сходить в туалет, ходили в ведро. Когда ведро наполнялось, самый смелый из нас выносил его на улицу, рыл яму и выливал туда его содержимое.
В один прекрасный день мы с Брайаном собирали трухлявые ветки для огня и среди личинок и вьюнков нашли кольцо с бриллиантом. Камень на кольце был крупным. Сначала мы подумали, что это бижутерия, но почистив кольцо и попробовав поцарапать его стеклом, как нас учил папа, поняли, что оно, скорее всего, настоящее. Мы решили, что кольцо принадлежало старушке, которая жила и умерла в доме до нас. Все говорили, что эта старушка была немного чокнутой.
«Как ты думаешь, сколько это кольцо может стоить?» – спросила я Брайана.
«Наверняка больше, чем дом», – ответил он.
Мы решили продать кольцо для того, чтобы купить еды и рассчитаться за дом (родители не платили месячные взносы и шли разговоры о том, что нас рано или поздно выселят). После этого у нас могли бы остаться деньги, на которые можно было бы приобрести что-нибудь для нас, например, пару кроссовок.
Мы показали кольцо маме. Она посмотрела на него. Мы сказали, что надо кольцо оценить. На следующий день мама поехала на автобусе в Блуфильд, в ювелирный магазин. Когда она вернулась, сообщила нам, что кольцо оказалось действительно настоящим с бриллиантом в два карата.
«А сколько оно стоит?» – спросили мы.
«Не
имеет никакого значения», – ответила мама.«Почему?»
«Потому что мы его не продаем».
Она решила оставить кольцо себе в качестве компенсации за обручальное кольцо, которое ей подарил папа, но вскоре после свадьбы заложил.
«Но, мам, за кольцо можно купить много еды», – возразила я.
«Это верно, – ответила мама, – но это кольцо может придать мне чувство собственного достоинства. В наши времена чувство собственного достоинства гораздо важнее еды».
Мамино чувство собственного достоинства и самооценка действительно находились в минусе. Время от времени она ложилась в постель на несколько дней, плакала и кидалась в нас вещами. Она кричала, что могла бы стать известной художницей, если бы у нее не было детей, особенно тех, которые совершенно не ценят многочисленных жертв с ее стороны. Но когда депрессия проходила, мама вставала с кровати и начинала рисовать и насвистывать как ни в чем не бывало.
Однажды в субботу утром вскоре после того, как мама начала носить кольцо, у нее было хорошее настроение, и она решила, что нам надо заняться уборкой дома. Мне ее предложение понравилось. Я сказала, что нам надо вынуть все вещи из каждой комнаты, тщательно все помыть и поставить назад только самое необходимое. Такой способ казался мне наиболее разумным. Но мама решила, что можно обойтись косметической уборкой, поэтому мы лишь выровняли стопки бумаги и спрятали грязное белье. Мама настояла на том, чтобы мы громко читали молитву во время уборки. «Таким образом мы очистим не только дом, но и наши души, – сказала она. – Двух зайцев одним ударом».
Мама объявила, что в последнее время она пребывала в депрессии потому, что не делала гимнастику. «Я начну заниматься аэробикой, – сказала она. – Главное – это хорошая циркуляция крови в организме. Это изменит мое отношение к жизни». Она наклонилась и дотронулась до пальцев на ногах.
Разогнувшись, мама заявила, что уже начинает чувствовать себя лучше, и снова наклонилась для того, чтобы прикоснуться к пальцам ног. Сидя за письменным столом и сложив руки на груди, я внимательно за ней наблюдала. Я знала, что проблема не в плохой циркуляции крови. Нас не спасет аэробика, нам надо было принимать серьезные меры. Мне уже исполнилось двенадцать лет, и я провела тщательное исследование в городской библиотеке о том, как живут другие семьи на нашей улице. Я придумала план и ждала удобного случая, чтобы поведать его маме. Казалось, что момент созрел.
«Мам, мы больше не можем жить так, как сейчас живем», – сказала я.
«Наша жизнь не такая уж и плохая», – ответила мама. Она сгибалась, доставала кончики пальцев ног, разгибалась и поднимала руки вверх.
«Неплохая? Мы три дня подряд едим один попкорн, – сказала я. – Давай чуть реалистичней взглянем на сложившуюся ситуацию».
«В тебе очень много негатива, – ответила мама. – Ты напоминаешь мне мою собственную мать, которая постоянно критиковала».
«Это не негатив, это реализм».
«В сложившейся ситуации я делаю все, что могу, – сказала мама. – Почему ты не хочешь увидеть вину отца? Он, между прочим, далеко не ангел».
«Я знаю, – ответила я и потрогала пальцами край стола. Папа клал сюда зажженные сигареты, и весь край стола был словно фигурно обожжен. – Мама, тебе надо расстаться с папой».
Она перестала делать свои упражнения. «Я не верю своим ушам, – сказала она. – Я не представляю, как ты можешь идти против папы. Ты самый лояльно настроенный по отношению к нему человек». Действительно, я всегда до последнего защищала папу, верила в его сказки и объяснения и считала выполнимыми его планы на будущее. «Он же тебя так любит, – говорила мама. – Как ты можешь про него так говорить?»