Заморозь мне Маргариту

Фиалка надменно вскинула голову и отчеканила:

– Не вижу никаких причин ревновать к Табите!
– Нет, конечно, это она могла бы к тебе ревновать, - задумчиво проговорил Хьюго.

Придя в себя, Фиалка занялась едой. Мы сидели в "Кафе Фло" на Аппер-стрит - одном из самых любимых заведений Хьюго; он имел привычку в день спектакля плотно обедать около двух. После спектакля он ел только салат, сыр и фрукты - считал, что от поздних ужинов безбожно жиреют.

– Ты только посмотри на этих обжор - оперных певцов, - злорадно говорил он, объясняя свой аскетизм.
– Я не хочу, чтобы через двадцать лет мне предлагали роль сэра Тоби Белча<Персонаж из "Двенадцатой ночи" Уильяма Шекспира.>.

Фиалка уплетала яйцо-пашот и салат с курицей с таким наслаждением, как будто это была жареная картошка. На мое блюдо с этой самой картошкой она взирала с осуждением.

– Эй, меня же не будут показывать по телевизору, - заметила я, поймав ее укоризненный взгляд.
– Меня не тревожит, что камера добавляет три килограмма.

– Если у тебя тонкая кость, то скорее четыре, - уныло ответила Фиалка.

– Вот подожди, когда тебя станут приглашать на интервью в ночные программы, - сказал Хьюго, - начнешь клянчить у нас советы.

Фиалка тотчас оживилась:

– Инъекции инсулина очень хорошо помогают! За них я ручаюсь.

– Не понимаю я этого, - вздохнула я.
– Инсулин ведь разрушает углеводы, да?

– И сахара.

– Но ты же практически не ешь углеводов. Посмотри на свой салат. Да прокопай его хоть на семь миль, не найдешь никаких углеводов. В отличие от моей картошки.
– Я помахала кусочком, прежде чем отправить его в рот.

– Она права, Фиалка, - заметил Хьюго.
– Бог его знает, что они с тобой делают, эти инъекции.

Фиалка надулась:

– Ну я же не каждый день колюсь. Только после того, как плохо себя веду.

– Как Филип, - добавила я, - после обеда с агентом Хьюго.

Глаза Фиалки вспыхнули.

– Это не был несчастный случай!
– Она наклонилась ко мне через стол, вилка с цыплячьей грудкой осталась лежать на тарелке.
– Филип не мог совершить такую ошибку. Ни за что! И неважно, пьян он был или нет. Я бы не дала ему инсулин, если бы хоть чуть-чуть сомневалась.
– Она вдруг побледнела.
– О, неужели... О, нет!

– Что?
– с любопытством спросила я.

– Беда, которой делишься, - подхватил Хьюго, - уменьшается вдвое. Даже втрое в данном случае.

– Хьюго, - рявкнула я, - заткнись, а то останешься без информации.

– Хорошо, дорогуша моя.

Он откинулся в кресле и принялся изучать кольца у себя на пальцах.

– На допросе, - прошептала Фиалка очень тихо, чтобы усилить эффект, полицейские спросили меня, сколько ампул я дала Филипу. Я не могла вспомнить точно, но их было не меньше пяти или шести.

– И?
– спросил Хьюго.

– А когда они нашли его, рядом лежали только три. Они все обыскали. И в его квартире тоже.

– И что с того?
– нетерпеливо спросил Хьюго.
– Наверно, использовал остальные раньше и выкинул.

Фиалка покачала головой:

– Я дала их ему за два дня до этого. И мы все время были вместе. Я бы знала, если бы Филип сделал себе укол. К тому же, как я уже говорила, он был очень аккуратен. И не стал бы колоться каждый день.

Я отметила, что от волнения Фиалка забыла о своем пижонском акценте. Надо сказать, так она мне нравилась гораздо больше.

– То есть ты думаешь, - произнесла я, - что где-то гуляют еще две-три ампулы?

– По меньшей мере.

– Этого достаточно, чтобы кого-нибудь убить. Значит, если Филип не покончил с собой, убийца запасся инсулином на тот случай, если ему понадобится убрать еще кого-нибудь.

Фиалка кивнула. Я посмотрела на Хьюго.

– Это бодрит.
– Он оттолкнул тарелку и протянул руку к бутылке с вином.
– По-моему, Сэм, тебе не стоит пить столько в одиночку.

Он налил себе и Фиалке. И мы выпили. Мы пустые, ограниченные люди и по-другому отреагировать на эту новость не могли.

* * *

Хьюго очень хотелось самому выбрать для меня одежду на вечер. Мы вернулись в студию. Ему доставило огромное удовольствие перебрать весь мой гардероб. Варианты он комментировал ругательствами, которые постепенно становились все более загадочными и шекспировскими. В конце концов он швырнул несколько вещей на кровать, царственно предложив мне примерить. Чтобы смириться с таким откровенным проявлением мужского деспотизма, я успокаивала себя тем, что Хьюго очень волнуется: приближается прогон для прессы, и я должна помочь ему отвлечься - любой ценой. На самом же деле мне этот деспотизм очень понравился. Редкое удовольствие, когда мужчина причем не гей и, более того, доводящийся тебе любовником - проявляет искренний интерес к твоим нарядам, а не просто одобрительно дергает головой, глядя на что-нибудь черное, короткое и обтягивающее.

Поскольку черное, короткое и обтягивающее - мой основной арсенал, Хьюго нашел на вешалке огромное количество такого добра, но все оно было им безжалостно отвергнуто. А выбрал длинное белое платье на узких лямках и с разрезом. Я купила его на распродаже и ни разу не надевала.

– Разве оно меня не полнит?
– спросила я недоверчиво поворачиваясь из стороны в сторону и пытаясь рассмотреть свою задницу. Я теперь жалела о только что съеденном блюде жареной картошки.

– Нет, для девушки, которая ест, как герои фильма "Бэйб"<Фильм режиссера Криса Нунэна (1995) по одно именной сказке Д. Кинг-Смита.>, ты в отличной форме.

– Я очень проголодалась, - принялась оправдываться я.
– К тому же я постоянно работаю на тренажерах.

– Я заметил, дорогая. Состояние твоих бедер мне известно.

Хьюго разлегся на моей постели, как паша, рассматривающий последние приобретения в свой гарем. Только в этот момент я поняла, зачем накупила столько подушек. У Хьюго появилась возможность возлежать на них и высокомерно меня разглядывать. Прядь волос упала ему на лоб. Заметив мой взгляд, Хьюго быстро поправил прическу, но мне он больше нравился чуть всклокоченный: небольшие изъяны его внешности наполняли меня нежностью.

Я часто заморгала и сглотнула.

– Что с тобой?
– сочувственно спросил Хьюго.
– Такое ощущение, что у тебя начинаются судороги.

– Все в порядке, - ответила я, справившись с чувствами.
– Просто задумалась, какие туфли лучше всего надеть к этому платью.

– Серебряные сандалии, которые ты купила в секонд-хенде на Аппер-стрит, - просто сказал Хьюго.
– Пятидесятых годов. И собери волосы в узел. А сейчас снимай свое чудное платьице и иди ко мне. Мне перед прогоном нужна любовь, а ты как раз под рукой.