Замуж - не напасть

– Только не это, - прикладывает руку к сердцу Евгения.
– Никаких ярлыков, попробуйте разобраться без них. Не знаю, как у вас, в Америке, а у нас женское движение пока находится в зачаточном состоянии: собрались, посплетничали, решили - надо следить за воспитанием детей, и разошлись! Даже наш президент во всеуслышанье говорит: что-что, а экономику я вам не доверю! Почему, объяснить не может. Разве что скажет словами Чехова: этого не может быть, потому что не может быть никогда! Вот и весь аргумент!

Евгения так увлекается своей речью, что невольно начинает повышать голос и размахивать руками. Осекается лишь тогда, когда перехватывает восхищенный взгляд Майкла.

– Какая вы горячая!
– говорит он.

– Все, попался!
– подытоживает Маша, нанизывая на шампура кусочки мяса вместе с луком и помидорами.
– Не верь ему, Джеки, соблазнит и бросит!

– Маша, ты пошутила?
– вдруг пугается он.
– Это шутка такая, или ты вправду думаешь, что я - обманщик?

– Конечно, пошутила, - подтверждает Маша, удивленная взрывом его чувств.
– Я вовсе не хотела тебя обидеть.

Все растерянно замолкают.

– Мы уже можем жарить мясо, - нарушает молчание Джеймс, раскочегаривший яркий огонь.

– Что ты!
– пугается маша.
– Дрова должны прогореть! Вот когда они превратятся в угли, тогда и придет наше время.

– Значит, будем ждать?

– Зачем ждать? Пойдем купаться!
– предлагает она.

Евгения не может не заметить, что у обоих американцев подтянутые, мускулистые фигуры. Без капли лишнего жира. Они даже похожи: короткие прически у обоих, загорелые лица. Вот только Джеймс кареглазый, а у Майкла глаза прямо пронзительно синие. Может, рискнуть, заглянуть в них поглубже? Один поэт сказал: "Постой, помедли, не спеши на огонек моей души..." А здесь её и не надо останавливать, сама медлит, но все же принимает протянутую руку Майкла, которую он подал, чтобы помочь войти в воду - дно не очень ровное.

Евгения с Машей плавают неплохо, но до мужчин им далеко. Те - резвые, подвижные, крутятся вокруг, как два дельфина.

– давайте пари: кто дольше пробудет подводой?
– предлагает Евгения; разве она не видит, как физически совершенны эти мужчины? Но все равно словно бес толкает её в бок.

– Я не участвую, - сразу отстраняется Маша.
– Нырнешь, от прически останется одно воспоминание. Где здесь найдешь парикмахера?

А Евгению уже понесло.

– На что спорим?

– На бутылку виски, - предлагает Джеймс; он тоже присоединился к Маше - куда он без прически?

– На поцелуй, - предлагает Майкл, и его слова звучат неожиданно серьезно.

Конечно, куда Евгении со своими двадцатью шестью секундами против этой идеальной грудной клетки против этой идеальной грудной клетки? У Аркадия она могла легко выиграть. Да у таких же, как он, заядлых курильщиков.

Словом, Майклу она позорно проигрывает. В смущении плывет со всеми к берегу, но когда выходят из воды, он останавливает её и напоминает:

– Я выиграл.

Разворачивает её к себе и целует. Но берет не за плечи, как другие, а одной рукой за талию, другой за шею. Получается, что он как бы сливается с ней каждым изгибом тела. Поцелуй длится вечно, потому что не то, что вырваться, Евгения не может даже пошевелиться. Не будь у людей носов, она бы умерла от удушья! Или от удовольствия...

Когда они наконец отрываются друг от друга, то не застают радом с собой ни Маши, ни Джеймса. Их товарищи деловито укладывают шампура на мангал.

Теперь Майкл сидит в шезлонге и неотрывно смотрит на Евгению. Она сорвала у озера несколько ирисов и приспосабливает их в вазу, собственноручно изготовленную из полиэтиленовой бутылки. Собственно, Майкл по её заказу отрезал ножом у бутылки верх, а она устлала внутренность будущей вазы цветной бумагой, вытащенной из пачки с печеньем. Ваза получилась оригинальной, но это вовсе не повод вот так смотреть на нее, открыв рот.

– Может, я делаю что-нибудь не так?
– улучив минутку, спрашивает она у Маши.
– Не надо было соглашаться на поцелуй, да?

– Он тебя просто изучает. В Америке сейчас в ходу лозунг: "К двухтысячному году каждому холостому американцу - по русской жене!"

– Ты шутишь, Маша, да? Это шутка такая?
– передразнивает она Майкла и вздыхает: опять у неё начинаются проблемы!

Глава девятнадцатая

В пятницу звонит Нина Аристова.

– Добрый вечер, Женя, мой муж случайно не у тебя?

Евгения чуть не задыхается от возмущения. Уж не считают ли эти Аристовы, что снимают у неё квартиру для своих семейных нужд?!

– Почему он должен быть у меня, Нина?

– Пожалуйста, извини, я наверное тебе надоела, - просит Нина, почувствовав злость в её голосе.
– Но он ушел хлопнув дверью, второй день дома не показывается, и никто нигде его не видел. Вот и звоню на всякий случай ко всем нашим знакомым.

– Вы поссорились?

– В последнее время у нас это происходит постоянно, так что удивительнее, когда мы миримся.

– Не обижайся, что я на тебя так наехала, - кается Евгения, - но в последнее время на меня тоже навалились неприятности. Каждый день жду какую-нибудь гадость. Уже нервы сдают...

– Я понимаю, - медленно произносит Нина.
– Значит, ты Аристова не видела?

– По крайней мере, с последней субботы, когда он ночевал у меня. Но об этом ты и сама знаешь... А я должна была с ним увидеться?

– Я считала, - в трубку слышно, как Нина мучительно подбирает слова, глупо говорить об этом мне, раз Толя молчит... Я чувствую себя виноватой во всем... Словом, он признался мне, что любит тебя!

Против ожидания Евгения вполне спокойно воспринимает слова Нины подумаешь, признался! Велика заслуга! В ситуации, которая сложилась сейчас в семье Аристовых, такое откровение выглядело, по меньшей мере, несерьёзно. Вон и сама Нина повторяет его слова неуверенно - и на слух они отдают дешёвым театром. Чтобы проверить свою догадку - змея вы, Лопухина!
– она как бы размышляет вслух:

– А ты не думаешь, что он сказал эти слова тебе в отместку? За Романа. За сыновей. За твою измену...

– Но я ему не изменяла!
– отнекивается Нина слишком поспешно и эмоционально, чтобы это было правдой.
– А насчёт его любви пожалуй, так и есть: сказано мне назло. По крайней мере, раньше за ним я ничего подобного не замечала!

"А что ты вообще видела, кроме себя? Ну, может, своих сыновей. А мужа не видела и не хотела видеть! Он тебя раздражал тем, что пытался рассказать о своих делах, заставить тебя сопереживать... Кажется, поговорка: не делай добро, не получишь зло - в случае с Толяном приобрела особый смысл. За содеянное добро он получил жену, в его любви не нуждающуюся!"