Замуж за некроманта

— А зачем ему было говорить? Кому стало бы лучше? Вот узнала ты, что тетя Тесса тебе не родная мама — и что, ты очень счастлива?

— Не очень, — согласилась Айза. — Даже совсем нет. Но…

И замолчала. Потому что хотела-то она сказать, что лучше всегда знать правду, но Рей на это уже, получается, ответил: кому лучше? Свалившаяся на голову правда совсем ее не обрадовала. Сплошной раздрай теперь и в голове, и на сердце. Одно хорошо — ее сон, похоже, объяснился. Хотя это так странно, что даже не по себе — не могла же она в самом деле запомнить что-то, что случилось, когда она только-только родилась? Это уж совсем ни в какие ворота не лезет!

— Спросим, — повторила она. — У меня вообще, чем больше обо всем этом думаю, тем больше вопросов.

***

Резкий, требовательный звонок застал Пита в мастерской. Категорически не вовремя! Он только снял кожух с купленного вчера на барахолке неисправного старинного автоматона, только собрался не торопясь, со вкусом разобраться, что там как устроено внутри… Мелькнула даже мысль не открывать: он никого не ждал, отец был на работе, мама поехала вместе с Яславом Корчевым навестить Айзу, к тому же все обычные гости звонили совсем не так. А соседи и вовсе не звонили: знали, где нажать, чтобы отодвинуть снаружи засов на калитке, и входили по-простому, по-соседски. Но незнакомец, подождав едва с минуту, затрезвонил снова, длинно и настойчиво. Под хвостом у него зудит, что ли?! Даже подорвавшись сразу после первого звонка, никто не успел бы добежать до калитки так быстро.

— Кого черти несут, — пробормотал Пит, отложил в сторону отвертку и пошел разбираться.

Стоявший за калиткой мужчина лет пятидесяти сразу ему не понравился, и совсем не из-за чрезмерно громкой настойчивости. Бывает такое, что с первого мимолетного взгляда чувствуешь необъяснимую антипатию. Иногда к ней примешивается инстинктивное опасение, иногда — ничем не спровоцированная гадливость, а бывает, что просто возникает острое желание держаться от человека подальше, хотя он кажется вполне доброжелательным и даже любезным. В этом же экземпляре смешалось, пожалуй, всё сразу.

Внешне он был безупречен. Высокий, худощавый, с военной выправкой, хотя и в штатском — и костюм его, хотя Пит не слишком понимал в тканях и портных, явно стоил побольше, чем вся семья Лейвос тратила за месяц. А шейный платок, скрепленный булавкой с голубовато-прозрачным камнем, из металла, который Пит сходу определить не сумел и предположил, что это какой-то сплав золота и серебра? А с такими же камнями и из того же металла кольцо-печатка и запонки? Запонки! Пришить к манжетам пуговицы для него, наверное, слишком вульгарно? Волосы, настолько светлые, что легкая седина на висках почти не видна, уложены идеально, волосок к волоску, холодные серые глаза смотрят с легким, на грани безразличия любопытством, и такое же холодно-безразличное выражение застыло на холеном лице. Вот только безразличие его показалось Питу наигранным, напускным. Было бы настоящим — не трезвонил бы, как потерпевший.

Наверное, с минуту они молча сверлили друг друга взглядами. Первым не выдержал незнакомец.

— Ну и? Вы собираетесь меня впустить, молодой человек, или я так и буду стоять здесь?

И если выражение лица этот явно заезжий франт держал ровным, словно маску нацепил, то в голосе слышалось вполне откровенное недовольство с оттенком брезгливости. Как будто ему не человек, а таракан путь перегородил, вот только что-то мешает немедленно прихлопнуть мерзкое насекомое.

— Стойте, кто ж вам помешает, — ухмыльнулся Пит. — Только трезвонить не надо. Отвлекаете.

Кажется, франт ошалел от настолько наглого ответа. Нет, ну а что? Он думал, только ему можно напролом переть?

— Молодой человек!

Пит, который уже собрался развернуться и демонстративно уйти, приостановился. Еще несколько мгновений молчаливой игры в гляделки показались невероятно долгими. Лицо франта едва заметно исказилось, как будто… а вот что «как будто», Пит сразу даже и не понял. Раздражение? Нет, оно и так было и никуда не делось, и этот тип все меньше пытался его скрывать. А тут — будто, извините, запором человек прилюдно мается. Или не запором, а совсем даже наоборот. «Да он же колдует! — осенило вдруг Пита. — Колдует, и у него не получается! Потому что Реев дядя поставил защиту — как бы не от таких, как этот вот хмырь!»

А тот, видно, понял, что нахрапом не пройдет и заколдовать негостеприимного «таракана» никак не получится. Бросил высокомерно, через губу:

— Извольте дать мне войти. У меня к вам дело, а я не привык обсуждать важные дела на пороге.

— За порогом, — зловредно поправил Пит. — И там вы и останетесь. Не поздоровались, не представились, не сказали, с чем и зачем пришли, а в дом рветесь. Может, вы преступник какой. Или темный колдун.

На «темном колдуне» незваный гость отчетливо вздрогнул. Но тут же пошел в наступление:

— Перестаньте нести чушь, юноша! Мое имя — Альвар Зеч, я приехал из столицы…

«Да-да, из самой столицы в ваше провонявшее рыбой захолустье, слыхали, знаем», — подумал Пит, пока Альвар Зеч выдержал небольшую паузу, добавляя своим словам значимости.

— …чтобы предложить вашей семье брачный контракт.

Чего он ждал, интересно? Что неотесанный провинциал проникнется величием небывало щедрого предложения и начнет прыгать вокруг с воплями радости?

— Вы, похоже, домом ошиблись.

— Не может этого быть. Впрочем, — столичный франт пожал плечами, — мне нужен дом семьи Лейвос.

— Лейвос, — кивнул Пит. — Но нам не нужны брачные контракты.

— Юноша, я полагаю, не вам судить, что нужно или нет вашей семье. У вас ведь есть отец. Где он?

— На работе. Но он вам ответит то же самое.

— Я полагаю, Айза Лейвос — ваше сестра? Вы разве не хотите для нее блестящего будущего?

— Нет.

Такого ответа Зеч точно не ожидал. Он ведь уже даже рот раскрыл, чтобы обрисовывать это самое блестящее будущее Айзы. Пит полюбовался, как изумление на породистом лице сменяется откровенной злостью, и все-таки объяснил:

— Мы для нее хотим счастливого будущего. Айза уже выбрала жениха. Так что идите отсюда с вашим контрактом, господин Альвар Зеч, поищите других девушек. Наша — не для вас. Уходите. А то вдруг дыру перед калиткой протопчете.

И ушел в дом, не дожидаясь ответа. Впрочем, ответа и не прозвучало: этот Зеч, каким бы ни был нахалом, наверняка понимал, что кричать что-то в спину юнцу, который так откровенно тебя послал — попусту терять лицо.

Но на случай, если так просто тот не отступится, Пит позвонил отцу на работу. Описал столичного визитера и свое от него впечатление, пересказал весь разговор.

— Мне прийти? — спросил отец.

— Да зачем? Хочет тебя дождаться — пусть под калиткой топчется. Лишь бы не буянил.

— Будет ломиться — вызывай полицию.

— Обязательно, — с удовольствием пообещал Пит.

Но Зеч не ломился и под калиткой не топтался. А вместо этого узнал, видно, в справочном номер и поздно вечером — очевидно, чтобы наверняка застать главу семьи — позвонил по телефону. Пит, конечно, не мог слышать, что он говорил, но ответов отца хватило.

— Да, Ольг Лейвос. Да, сын мне сказал. Да, он все правильно вам сказал. Нет, не интересует. Нет, ни при каких условиях. Знакомиться? Зачем? Я уже сказал — нет. Всего хорошего.