Замужество мисс Монктон

Мария рано позавтракала и тотчас пустилась в обратный путь. Со свинцового неба, как и всю предыдущую неделю, лил дождь, превращая дороги в безвылазную грязь, из-за чего временами карета то и дело застревала и останавливалась, пока кучер не вытаскивал ее. Усталая и измученная тряской ездой, она облегченно перевела дух, когда карета свернула на дорогу, ведущую к Грейвли, хотя и с опаской посматривала на узкий деревянный мост через реку.

Дождь шел непрерывно еще целых три дня, в течение которых она с волнением и тревогой ожидала Чарльза. Она не могла думать ни о чем, кроме той ночи с Чарльзом, то радуясь, то предаваясь угрызениям совести.

Ей не следовало позволять ему войти в комнату, а тем более пускать в свою постель, но она уже узнала тепло его рук, силу его мужественного тела. Она любила его смуглое красивое лицо, которому внезапная ироническая усмешка придавала такое очарование, в крови ее горел огонь желания, руки чувствовали игру мощных мышц на его широкой груди. Если бы эта ночь длилась вечно! Она испытала невыразимо блаженную истому, будто плыла высоко в небе на облаке, что уносило ее вместе с ним в дивную страну райского наслаждения. С того самого мгновения она то ликовала, то отчаивалась, то понимала, что отступать уже поздно.

Около полудня четвертого дня на подъездной дорожке показался забрызганный грязью экипаж и остановился перед домом. Мария увидела его из окна на втором этаже, и сердце ее радостно забилось. Она бросилась вниз по лестнице, на ходу приглаживая волосы. Миновав холл, она распахнула двери. Это Чарльз и — Боже, прошу тебя! — Констанс!

Но вот из кареты появился грузный седок, и Мария остолбенела. И неудивительно — это был Генри.

На обрюзглом лице застыло выражение скуки, двойной подбородок утопал в складках шейного платка. Гордо и твердо встретила она взгляд человека, о котором когда-то думала как о своем будущем муже, и с удовлетворением отметила, что уже не испытывает того страха, который преследовал ее после их встреч у него дома, а потом в театре.

— Генри? Какой сюрприз! Я не ожидала увидеть вас здесь, — проговорила она с полным самообладанием.

— Я еду навестить друзей в Портсмут, а оттуда — на корабль и в Индию!

— Но Грейвли находится довольно далеко от Портсмута, — холодно заметила она. — Должно быть, вы заблудились.

Язвительный тон Марии не остался незамеченным Генри, но, преследуя свою цель, он не хотел настраивать ее против себя, а потому предпочел его проигнорировать.

— Я приехал засвидетельствовать вам свое почтение и поговорить, если вы соблаговолите, — с насмешкой сообщил он, вынул большой носовой платок и вытер мокрое жирное лицо, пытливо глядя на нее из-под съехавшего на лоб парика, безнадежно мокнущего под дождем.

— Нет, Генри, не соблаговолю. И, должна сказать, я поражаюсь вашей дерзости. Появиться у меня после того, что вы сделали! — брезгливо ответила Мария, не желая приглашать его внутрь.

— Вы бесчестно дрались с сэром Чарльзом, хотя сочли себя достойным бросить ему вызов.

Генри улыбнулся, по-видимому нисколько не стыдясь проявленной на дуэли трусости.

— Человек стремится выжить любыми способами.

— Даже путем обмана?

— В свое время, Мария, я показал себя многим джентльменам и… леди, — небрежно заметил он. — И в себе не сомневаюсь. Я могу быть очень заботливым и нежным с такой очаровательной и грациозной леди, как вы.

— Прошу избавить меня от ваших комплиментов, Генри. Я поздравляю себя с тем, что благополучно от вас избавилась, и прощу вас уйти. Нам нечего сказать друг другу.

— А я рассчитывал на приятный тет-а-тет, — язвительно возразил он.

— В таком случае придется вас разочаровать. Он засмеялся, дыша тяжело.

— Я вижу, вы питаете ко мне предубеждение, Мария. Могу только предположить, что это Осборн вбил его вам в голову. Полагаю, он считает меня каким-то преступником.

— То, что я думаю, не имеет значения. Но могу сказать, что я не заметила в вашем поведении ничего, что заставило бы меня изменить о вас мнение.

— Как вы правильно сказали, это не имеет значения.

— Если вам действительно есть что мне сказать, можете войти и укрыться от дождя. Но затем вам придется уйти. У меня нет желания поддерживать с вами долгий разговор.

Генри последовал за нею в дом. Нервы Марии настолько были напряжены в тревожном ожидании Чарльза, что появление Генри вызвало в ней только досаду и раздражение. Однако, помня о его коварстве, она старалась держаться с ним как можно более невозмутимо и сдержанно.

Остановившись в гостиной, она окинула Генри внимательным взглядом. Ей с ранних лет запомнилась его высокая внушительная фигура в пышном наряде, тогда вызывавшая в ней наивное детское восхищение. Теперь же годы невоздержанного чревоугодия превратили его в громоздкого неуклюжего толстяка с обвисшим животом, и прежнее пристрастие к щегольской одежде — эти светло-голубые панталоны до колена, обтягивающие жирные ляжки, яркий пестрый жилет, туфли с бронзовыми пряжками — придавало ему комическое сходство с раскормленным павлином.

— Насколько я понимаю, вы собираетесь вернуться в Индию.

— Да. Видите ли, мне пришлось покинуть службу в компании… гм… скажем, при не очень благополучных обстоятельствах, и это, к сожалению, отразилось на состоянии моих финансов… — Он бесцеремонно двинулся по гостиной, разглядывая ее убранство. — Я вижу у вас здесь интересные вещицы. Ваш отец был тонким знатоком искусства Индии.

Мария взглянула ему прямо в глаза.

— Довольно, Генри. Вы приехали сюда не для пустой светской беседы. Говорите, что собирались, и уезжайте. Что вам нужно? Денег?

Генри усмехнулся:

— Разумеется, деньги мне нужны. А почему бы и нет? Я знаю, что у вас их много, даже слишком много. У меня же дела обстоят совсем иначе. — Он повел рукой вокруг. — У вас есть все это, великолепный дом, богатое поместье. Тяжело видеть, что у вас всего так много, а у меня так мало, и я не могу не думать, что, если бы не Чарльз Осборн, сейчас мы с вами жили бы вместе.

— Мое решение не имеет никакого отношения к Чарльзу. Увидев вас снова, я поняла, что никогда не выйду за вас, никогда и ни за что!

Взгляд заплывших жиром бегающих глаз Генри оставался холодным и жестким, усмешка злой и коварной, Мария видела, что все, что говорил ей Чарльз о Генри, было правдой и что это был жестокий эгоист, лживый и подлый. За пригоршню золота он готов был душу свою продать дьяволу. Больше у нее не оставалось иллюзий относительно Генри, и ее уже не удивляло, что он пал так низко, что даже после разрыва намеревался выманить у нее деньги.

— Я презираю вас, Генри. Подумать только, что мой бедный папа считал вас достойным для меня мужем! — Она брезгливо усмехнулась. — Мне противно даже смотреть на вас, и больше вы не получите ни единого пенни.