Занавес приподнят
Шрифт:
— Прижмитесь к стене!
Первоначально воздушные тревоги воспринимались населением всерьез. Простаки не из пугливых задирали головы к небу в расчете увидеть самолеты «красных», большинство же прохожих опрометью кидались в укрытия-бомбоубежища, подворотни, парадные. Но самолетов «противника» и в помине не было, люди привыкали к «тревогам» и забывали о строгих предписаниях префекта. В конце концов жители столицы стали относиться к этим учениям как к забаве властей. И лишь мелкие воришки и многоопытные грабители, с вожделением ожидая очередной тревоги, с благодарностью произносили имена власть предержащих. Пользуясь теменью и суетой, они залезали в чужие карманы или пухлые дамские сумочки, запускали руки в кассы, выносили из магазинов ценные
Строгий наказ префекта вскоре стал притчей во языцех. Обыватели с усмешкой «спрягали» его по всякому поводу:
— Гитлер прижимает к стене французов!
— Хотят прижать к стене большевиков…
— Вот и мы оказались прижатыми к стенке!..
Молодые парни, обычно толпившиеся на углу улиц Каля Виктории и бульвара Елизабеты, перед зданием «Офицерского собрания», завидев застигнутых тревогой парня с девушкой или почтенного возраста мужчину с дамой, цинично кричали те же знакомые слова.
Околачивавшиеся здесь, как правило в национальных костюмах, великовозрастные маменькины сынки и едва начавшие привыкать не краснеть папенькины дочки норовили не только во время воздушной тревоги, но и в любое время суток «прижать к стене» прохожего и всучить ему лоскуток ткани цвета государственного флага с приколотой к нему крохотной латунной свастикой. Хотел того прохожий или нет, но, чтобы не оказаться с подбитым глазом или поломанным ребром, он вынужден был опустить несколько монет в большую жестяную коробку-копилку.
— Истинные румыны, христиане! — без умолку горланили эти молодцы. — Поддерживайте, субсидируйте, укрепляйте легионерское движение! Единственное незапятнанное движение в стране… Истинные румыны, христиане! Ваши пожертвования пойдут на борьбу за спасение родины от засилия жидов и масонов!.. Субсидируйте…
И если эта публика без зазрения совести «прижимала к стене» одиночек прохожих, а жулики, пользуясь затемнением, успешно очищали чужие карманы, то властители страны «прижимали к стене» весь трудовой народ… Король и господа министры нуждались в деньгах. Помимо пышных приемов, официальных и неофициальных банкетов или просто попоек монарху нужны были средства на содержание постоянной любовницы — госпожи Лупеску, на дорогостоящие подарки девицам и дамам, наезжавшим из-за рубежа на «разовый амур», и, наконец, для ежегодной компенсации в сумме семь с половиной миллионов лей своей законной супруге Елене, матери единственного официального сына — наследника престола Михая, взамен полученного от нее после длительного торга и закулисных интриг согласия две трети года находиться за пределами страны.
«Прижатая к стене», ее величество королева-мать была вынуждена не мешать мужу сожительствовать с госпожой Лупеску. Но, избрав местом своего пребывания Италию, она, в свою очередь, потребовала для себя виллу.
После очередного и на сей раз уже недолгого торга его величество король Кароль Второй согласился. Однако заключение этой сделки между монаршими супругами неожиданно затормозилось: вилла оценивалась в тридцать миллионов лей золотом…
Приближенные короля, выступавшие в роли посредников, пытались уговорить королеву-мать ограничиться на первое время арендой вполне комфортабельного помещения для нее и для свиты.
— Либо тридцать миллионов за виллу, либо шашни Кароля с рыжей жидовкой станут достоянием зарубежной прессы!
— О господи! — ужаснулся его величество, обсуждая в узком кругу министров требования своей законной супруги. — Только этого не хватает!
В королевских сейфах гулял ветер. Закадычные друзья монарха, частенько выручавшие его в подобных обстоятельствах, на сей раз прикинулись несостоятельными. Ведь совсем недавно они солидно раскошелились на покупку в центре Бухареста фешенебельного особняка для фактической королевы — госпожи Лупеску!
Несколько дней кряду монарх и пользующиеся его особым доверием министры бились над
решением «деликатной» задачи: как выудить из карманов верноподданных тридцать миллионов лей под таким благовиднейшим предлогом, чтобы комар носа не подточил. Думали, думали и надумали… Министерство финансов в срочном порядке выпустило специальную марку, доходы от продажи которой предназначались в фонд совершенствования и роста авиации.Теперь во всем королевстве дополнительно к обычной почтовой или гербовой марке верноподданные должны были приклеивать еще и марку в фонд авиации. Без нее нельзя было заключить ни одной сделки, подать прошение или отправить обыкновенную почтовую открытку, получить свидетельство о рождении или смерти, браке или разводе, совершить куплю-продажу крупного поместья, равно как пачки туалетной бумаги…
«Марку авиации, либо голову с плеч долой!» — стало девизом сборщиков налогов. И клеили ее по всей Румынии. Даже буханки черного хлеба и флаконы эрзац-одеколона пестрели марками с изображением аэроплана. И деньги текли… Текли транзитом через кассу казны во Флоренцию, где для ее величества королевы-матери была приобретена роскошнейшая вилла.
Основательно «прижатые к стене», люди утешали себя тем, что помогают укреплению воздушного флота страны. Они были уверены и в том, что кроткая супруга монарха проходит за границей курс лечения, но они не знали об ее интимных связях с молодым принцем де-Аоста, привезшим на поправку во Флоренцию свою парализованную жену…
Впрочем, для отвода глаз правители изредка действительно приобретали один-два военных аэроплана, придавая этому факту характер грандиозного события. Несколько дней кряду шла газетная трескотня, в киножурналах показывали церемонию вручения машин летным эскадрильям, а заодно привлекали школьников к сбору новых средств в фонд авиации.
Однако расходы его величества бурно возрастали.
Близкие к трону министры и прочие деятели порою диву давались, насколько велика власть полногрудой госпожи Лупеску над всемогущим монархом, с какой готовностью Кароль Второй бросает к ее ногам миллионы лей. А Лупеску, или, как называли ее в королевстве, дудуйя [37] «Лупяска», добивалась своего без особого труда… «Лишний разок упадет широкобедрая на спину, — шептались верноподданные, — и наш суверен размякнет…» И ни доходы от продажи авиационной марки, ни прочие пути выкачивания средств не покрывали новые и новые подношения его величества своей дудуйке.
37
Госпожа, барышня.
Финансовое положение монарха становилось все более угрожающим. И кто знает, чем бы все это кончилось, если бы его величество не осенила счастливая мысль, которую он поведал лишь одному преданнейшему другу — префекту полиции Бухареста жандармскому генералу Маринеску.
— Гениально, сир! — восторженно воскликнул генерал и, подкручивая усы, услужливо пообещал: — В остальном, ваше величество, положитесь на меня…
Через несколько дней после этой доверительной беседы из-за границы прибыли эксперты-искусствоведы. С места в карьер они устремились к сокровищам, украшавшим стены королевских дворцов. Неделя кропотливого труда, и эксперты сказали свое слово: шестьдесят шесть миллионов лей!
Не заставили себя ждать и маклеры заокеанских магнатов. Сделка состоялась, обсуждались лишь возможности транспортировки картин, когда слух об их продаже его величеством дошел до премьера и двух министров. Префект позаботился о том, чтобы глава кабинета министров узнал обо всем этом только в последнюю минуту.
Премьер и два министра совещались до поздней ночи.
— Пронюхают щелкоперы, и тогда не избежать скандала… — ужаснулся министр финансов, человек маленького роста с большой плешиной на голове и маленькими, как у хорька, глубоко сидящими глазками. — Смешают нас с грязью!..