Западная Белоруссия и Западная Украина в 1939-1941 гг.: люди, события, документы
Шрифт:
О гитлеровских намерениях нападения на Польшу, ее раздела, создания «независимого государства Украины» сообщалось в письме анонимного английского германофила в британский Форин Офис, датированном концом декабря 1938 г. [144] . Относительно ближайших военных планов А. Гитлера в нем говорилось следующее: «Гитлер придумывает новые комбинации каждую неделю. Я только что получил из очень высокопоставленных источников верные, хотя и неполные, фрагменты его последнего плана «Походна Восток». Адольф Гитлер с непредсказуемой быстротой разорвал свою бывшую псевдодружбу с Польшей и решил поделить эту страну на части. Из 32-х миллионов жителей Польши только 19 миллионов останутcя в новой Польше. Девять миллионов должны быть инкорпорированы в независимую Украину, около двух миллионов возвратятся к Германии и около одного миллиона будут присоединены к Литве, включая жителей Вильно и окружающую его территорию. Это дополнение к Литве рассматривается как компенсация Ковно за планируемую утрату Мемеля, который литовское правительство согласно рассматривать в качестве плацдарма для определенных немецких действий следующим летом. Кроме Виленской области Польша должна потерять: 1) Галицию вглубь около 50 километров на север от Львова, включая восточные польско-украинские
144
Это письмо было распространено министром иностранных дел Великобритании среди членов британского парламента вместе с другими документами, которые вошли в папку под названием «Possible German Intentions» («Возможные немецкие намерения») (январь 1939 г.). Автор письма, названный «английским германофилом», обозначен буквой Q.
Эти изменения польской территории планируется осуществить одновременно с созданием нового государства Украины [145] . В деле выполнения выше названных планов Берлин не ждет сопротивления кроме тех стран, которым угрожает нападение. Вильгельмштрассе уверен, что британский премьер-министр оставит Германии свободу рук на Востоке и Юго-Востоке Европы…» [146] .
Однако после того как польское правительство отказалось участвовать в нацистских приготовлениях против СССР [147] , германская дипломатия сделала поворот на 180 градусов и выступила с инициативой улучшения отношений с Москвой, которая благосклонно была встречена советским руководством.
145
Анонимный автор письма утверждает, что последней датой, которая определена для начала русской coup (кампании — франц.), является июнь 1939 г., но добавляет, что немецкие операции в Восточной и Юго-Восточной Европе начнутся где-то в апреле 1939 г.
146
Public Record Office. Foreign Office 371. Rei. 22961 P. 258.
147
B заключительном рапорте посла Польши в СССР В. Гжибовского министру иностранных дел А. Залескому от 6 ноября 1939 г. подчеркивалось, что польская внешняя политика после 1921 г. осталась верной принципу «не участвовать ни в какой акции или международных соглашениях, направленных против СССР. И найважнейшее, — Польша решительно отбросила многочисленные немецкие предложения, направленные против Советов». См.: Dokumenty z dziej'ow polskiej polityki zagranicznej 1918–1939. Т. II. 1933–1939. Warszawa, 1996. S. 275.
Значительный интерес с точки зрения того, как начиналось советско- германское стратегическое планирование их будущих действий против Польши, представляет выявленное автором в Архиве внешней политики Российской Федерации донесение поверенного в делах СССР в Германии Г. Астахова в НКИД СССР и его опубликованное письмо непосредственно народному комиссару иностранных дел В. Молотову, которые датируются соответственно 4 июля и 8 августа 1939 г.
В первом донесении сообщалось об анонимном письме, полученном советским посольством в Берлине с предложением от имени немецкого правительства разделить Польшу между Германией и СССР, взяв за основу довоенную российско-германскую границу с частичными изменениями в пользу Германии, которая удерживала бы за собой линию Варты и Литву. Отправляя копию этого письма в Москву, Г. Астахов отметил, что этот документ имеет непосредственную связь со слухами, которые распространяются в Берлине о советско-германских переговорах о разделе Польши, которые якобы уже начались. На его взгляд, подобные разговоры, как и отправляемое письмо, отражают общественные настроения, в которых заинтересована немецкая пропаганда по причинам, о которых нетрудно догадаться [148] .
148
Архив внешней политики Российской Федерации (ABПРФ). Секретариат В. И. Потемкина. Германия. 1939 год. Оп. 4. Д. 61. Л. 108–109.
В письме В. Молотову от 8 августа Г. Астахов поделился своими впечатлениями относительно немецких предложений о разделе Восточной Европы. Он считал, что после подписания торгово-кредитного соглашения, которое уже не за горами, немцы выступят с далеко идущими политическими инициативами, касающимися «всех территориально-политических проблем, могущих возникнуть между нами и ими» «на всем протяжении от Черного моря до Балтийского». Советский дипломат, в частности, писал следующее: «Немцы желают создать у нас впечатление, что готовы были бы объявить свою незаинтересованность (по крайней мере политическую) к судьбе прибалтов (кроме Литвы), Бессарабии, русской Польши (с изменениями в пользу немцев) и отмежеваться от аспирации на Украину». Г. Астахов правильно спрогнозировал развитие событий и намерения немцев, когда высказал мысль о том, что они хотят достичь временной договоренности с СССР, чтобы нейтрализовать его в случае своей войны с Польшей.
Опубликованные в США документы германской внешней политики, которые охватывают период с 9 августа по 3 сентября 1939 г., свидетельствуют о том, что начало зондажа между Берлином и Москвой на предмет нормализации отношений относилось к 10 августа 1939 г., когда начальник департамента экономической политики германского МИД К. Шнурре подготовил меморандум о разговоре с Г. Астаховым, который состоялся в тот же самый день. По его словам, Г. Астахов получил инструкции подчеркивать, что советское правительство желает улучшения отношений с Германией. К. Шнурре ответил, что, приветствуя это, Германия, хотела бы знать, во-первых, позицию СССР по вопросу Польши, а, во-вторых, цели советского правительства в военных переговорах с Англией и Францией [149] . Немецкий дипломат особо отметил, что если бы СССР, как и Англия, выступил гарантом мегаломанских польских амбиций,
то это было бы, конечно, плохим началом немецко-советских переговоров, учитывая результаты военных переговоров в Москве, что означало бы своего рода военный альянс против Германии с участием СССР [150] .149
Documents on German Foreign Policy 1918–1945. Series D (1937–1945). Vol. VII: The last days ol peace. August 9 — September 3, 1939. Wash., 1956. P. 18–19.См. также телеграмму Г. Астахова НКИД СССР от 10 августа, где он излагал содержание беседы со Шнурре. См.: Документы внешней политики. 1939 год. Т. XXII. Кн. I.C. 595–596.
150
Documents on German Foreign Policy 1918–1945. Series D (1937–1945). Vol. VII. P 18.
Астахов проявил большой интерес к поставленным проблемам, однако не имел инструкций из Москвы обсуждать вопросы Польши и военных переговоров. Касательно польского вопроса он сказал, что сомнительно, чтобы он получил конкретный ответ из Москвы по этой «массивной проблеме». На этой стадии переговоров это напоминало бы ситуацию, когда телега была бы впереди лошади, поэтому невозможно поставить польский вопрос сразу и определенно на обсуждение. Астахов хотел бы узнать, какие немецкие решения польского вопроса можно было бы ожидать в ближайшие несколько дней, и каковы цели Германии относительно Польши. К. Шнурре избежал ответа на этот вопрос и сделал вид, что он не хотел бы придавать ему в какой-либо степени слишком большое значение [151] .
151
Документы внешней политики. 1939 год. Т. XXII. Кн. 1. С. 597–598.
12 августа Г. Астахов сообщил В. Молотову о новой беседе со Шнурре, резюмируя позицию Германии следующим образом: «Отказ от Прибалтики, Бессарабии, Восточной Польши (не говоря уже об Украине) — это в данный момент минимум, на который немцы пошли бы без долгих разговоров, лишь бы получить от нас обещание невмешательства в конфликт с Польшей».
14 августа К. Шнурре направил посольству Германии в Москве отчет о своем новом разговоре с Г. Астаховым. В нем сообщалось, что советское правительство было бы заинтересовано провести с Германией не только экономические переговоры, но и обсудить иные аспекты двусторонних отношений, касающиеся прессы, культурного обмена, Польши и ранее заключенных советско-германских договоров, переговоры по которым проходили бы в Москве. На вопрос Шнурре, какое значение придает советское правительство польскому вопросу, Астахов ответил, что он не получил специальных инструкций на этот счет, однако главным для него является указание действовать в решении поставленных задач «последовательно» (by degrees) [152] .
152
Documents on German Foreign Policy 1918–1945. Series D (1937–1945). Vol. VII. P. 58–59.
В тот же самый день, 14 августа, министр иностранных дел Германии И. Риббентроп направил немецкому послу в Москву Ф. Шуленбургу инструкции, чтобы тот в разговоре с В. Молотовым утверждал, что идеологические разногласия не мешают сотрудничеству между Германией и СССР, так как между ними нет реального конфликта интересов. В инструкциях также подчеркивалось, что кризис в немецко-польских отношениях и английская политика неотложно требуют прояснения в советско-германских отношениях, и Риббентроп готов прибыть в Москву для обсуждения этих вопросов.
Хочу обратить внимание на то, что как Москва, так и Берлин, рассматривали польский вопрос как главный или один из главных, от совпадения или близости позиций по которому зависела нормализация советско-германских отношений. Об этом свидетельствует и известное послание А. Гитлера И. Сталину от 20 августа 1939 г., которое по указанию И. Риббентропа было передано Ф. Шуленбургом В. Молотову. В нем фюрер писал, что сущность дополнительного протокола, который хочет подписать советское правительство вместе с Договором о ненападении, сможет на месте определить только ответственное немецкое политическое лицо, посланное в Москву (пункт 4 послания). В 5-м пункте говорилось о том, что напряженность между Германией и Польшей стала нестерпимой, что было явным знаком для Сталина, чтобы тот готовился к скорой немецко-польской войне. В 6-м, последнем пункте отмечалось, что И. Риббентроп может приехать в Москву 22-го или, в крайнем случае, 23-го августа 1939 г.
Как известно, за советско-германскими переговорами очень внимательно и с обоснованными тревогой и обеспокоенностью следили в Польше. Сразу после заключения пакта Молотова — Риббентропа руководитель разведывательного пункта при польском консульстве в Минске майор Р. Протасовицкий (один из лучших польских разведчиков на территории СССР) письменно рапортовал в Варшаву, что «трактат содержит секретные военные и территориальные клаузулы, которые касаются прибалтийских государств, Польши и, возможно, Румынии» [153] . Срыв переговоров с английско-французской военной миссией, которая, по его словам, «уже фактически отдала Советам на откуп балтийские государства, принимая советское определение понятия об опосредованной агрессии», произошел в результате невозможности согласовать взгляды относительно Польши и в связи с тем, что Германия заплатила в этом вопросе большую цену, чем союзники.
153
Wrzesie'n 1939. Radzieckie zagrozenie Rzeczypospolitej w dokumentach, relacjach i wspomnieniach. Warszawa, 2005. S. 221.
Р. Протасовицкий писал также в рапорте, что в скорой войне Польши и, возможно, союзников против Германии, выступит и Советский Союз. Но не в формальном военном союзе с Германией, а самостоятельно, в собственных интересах и с конкретно обозначенными целями, учитывая необходимость считаться с антисоветской позицией советского общества и Коммунистического Интернационала. В этом рапорте он определял срок вооруженного выступления СССР именно «в момент, как только вырисуется стратегическое разрешение на польско-немецком фронте», добавляя, что в связи с этим следует ждать срочного выхода СССР из конфликта с Японией [154] .
154
Ibidem.