Западная Белоруссия и Западная Украина в 1939-1941 гг.: люди, события, документы

Касательно судьбы польского государства он заявил, что изначально советское правительство хотело оставить самостоятельную, хотя и урезанную Польшу, однако потом отказались от этой идеи, понимая, что даже в таком виде она будет представлять собой постоянный очаг опасности в Европе и трений между СССР и Германией. С этим на следующий день согласился Гитлер [190] .

По второму пункту регламента переговоров, относящемуся к окончательному определению границы между СССР и Германией, немецкое правительство надеялось на уступки со стороны СССР в районе нефтяных месторождений в верхнем течении реки Сан и в богатом лесами районе Августова и Белостока. Однако советское руководство отказалось удовлетворить эти требования, как и немецкие планы относительно Литвы. В протоколе переговоров по этому вопросу было отмечено: «Несмотря на категорические заявления г-на министра, Сталин и Молотов настаивали на своей точке зрения, согласно которой они не собираются делать никаких уступок, касающихся бывшей польской территории севернее Буга и Литвы, за исключением района Сувалки».

190

Там же. С. 610.

28 сентября переговоры продолжились. Советское правительство согласилось ликвидировать так называемый «нос» между реками Нарев и Буга в районе городов Остроленка, Пултуск, Вышково и Остров в пользу Германии и повернуть границу на юг в направлении Буга, не доходя до Остроленки. Риббентропу, однако, не удалось убедить Сталина и Молотова передать Германии город Перемышль, который оказался разделенным рекой Сан между двумя государствами.

О готовности гитлеровского руководства идти на уступки СССР в определении границ и решении вопросов территориально-политического переустройства Восточной Европы свидетельствуют показания командира 12-го армейского корпуса германской армии генерал-лейтенанта В. Мюллера на Нюрнбергском процессе 1946 г. Он сказал, что в сентябре 1943 г. разговаривал с начальником штаба группы армий «Центр» генерал-лейтенантом Г. Кребсом, который в сентябре 1939 г. был членом немецкой делегации на переговорах в Москве. По словам В. Мюллера, Г. Кребс рассказал ему, что «Гитлер дал делегации указание идти во всем навстречу русским. Далее он рассказал, что Риббентроп вообще не проявлял никакого интереса к этнографическим и географическим условиям при проведении границ между Россией и оккупированной немцами Польшей» [191] .

191

Нюрнбергский процесс: Сборник материалов. Т. 3. М… 1989. С. 511.

Польское правительство в эмиграции энергично протестовало против советско-германского договора о дружбе и границе. Первая нота была вручена послом Польши в Лондоне Э. Рачинским британскому МИД 30 сентября 1939 г. В ней выражалось возмущение действиями «обоих государств-агрессоров», которые «пренебрегают всеми международными обязательствами и всякой человеческой моральностью» говорилось, что Польша никогда не признает «этот акт агрессии» [192] . 27 октября польское правительство в эмиграции заявило протест Лиге Наций против договора от 28 сентября с просьбой проинформировать все государства-члены организации об этом договоре, который «фактически содержит положения, обуславливающие раздел территории государства-члена Лиги Наций, являющегося жертвой неспровоцированной агрессии» [193] .

192

Dokumenty z dziej'ow polskiej polityki zagranicznej 1918–1939. Т. II 1933–1939. S. 262–263.

193

Documents on Polish-Soviet Relations 1939–1945. Vol. I: 19.39-1943. London, Melbourne, Toronto. 1961. P. 64.

28 октября 1939 г руководитель Центрального польского комитета помощи польским беженцам в Румынии полковник Я. Ковалевский направил содержательное письмо премьер-министру польского правительства в эмиграции В. Сикорскому о планах СССР касательно территорий Польши. В этом письме, на наш взгляд, Ковалевский очень точно очертил, во-первых, замыслы Германии и СССР по поводу раздела территории Польши, которые были реализованы в договоре от 28 сентября, во-вторых, советские планы относительно Польши в международном контексте. Я. Ковалевский верно подметил, что замысел демаркационной линии на Висле был направлен на то, чтобы оба агрессора разделили польскую территорию поровну. Однако, продолжает он, Гитлер через И. Риббентропа убедил Сталина, что такое решение создаст очаг вечных конфликтов между Россией и Германией, поскольку обе Польши — одна большевистская, а другая — тоталитарная, притягиваясь одна к другой, будут элементом беспокойства. Как показывают выше приведенные сюжеты советско-германских переговоров от 27–28 сентября, убеждать Сталина в разделе Польши не было надобности, так как он сам имел давние, со времен советско-польской войны 1919–1920 гг., претензии к Польше и использовал ее трудное положение, чтобы окончательно свести счеты.

Вторая часть письма Я Ковалевского была посвящена советским планам относительно Польши, которые выходили за сферу их сотрудничества с Германией. Автор сформулировал несколько тезисов будущей советской политики в польских делах: 1. признание Польшей за СССР белорусских и украинских территорий, которые после 1921 г. входили в состав польского государства; 2. в случае признания «этого захвата» Москва готова поддерживать образование этнографической Польши с возможной ректификацией в ее пользу своей границы; 3. согласие Польши на включение в состав СССР ее территорий неизмеримо облегчит Советам сближение с союзниками Польши (Англией, Францией), поскольку ликвидирует формальную и моральную преграду для постепенного вхождения СССР в антинемецкую коалицию. Формальное признание Польшей и ее союзниками советского захвата будет первым условием возможности СССР стать на путь сближения с Англией и Францией; 4. если это произойдет, тогда СССР будет поддерживать Польшу как независимое государство без устремлений инкорпорировать ее в состав Союза Советских Республик, естественно, при условии благосклонной политики в отношении Советов. «Как бы там ни было, политическое и военное отношение СССР к Германии полностью изменится», — верно прогнозировал Я. Ковалевский в своем письме премьер-министру В. Сикорскому.

Таким образом, установление общности интересов между СССР и Германией, а затем внешнеполитическое сотрудничество обоих государств в польском вопросе прошло в период с 4 июля до 28 сентября 1939 г. несколько этапов.

Первый охватывал время с 4 июля (первого донесения Астахова в Москву об анонимном письме из германского МИД) до 23 августа (подписания Договора о ненападении между СССР и Германией). В этот период произошел взаимный зондаж целей и намерений советской и германской дипломатии, направленный на нормализацию отношений. Как установила советская дипломатия, первым условием улучшения отношений Берлин считал выгодное для него решение польского вопроса. Москва не считала польский вопрос приоритетным, поставив на первый план актуальные задач и двухсторонних советско-германских отношений, прежде всего — экономическое и культурное сотрудничество, а уже затем Польша. При этом СССР предлагал провести переговоры в Москве и решать выше названные вопросы последовательно, один за другим.

После того, как общность интресов СССР и Германии в отношении Польши была достигнута, Берлин взамен на обязательство СССР о ненападении на Германию принял советское предложение о разделе сфер интересов в Восточной Европе и его оформлении в виде дополнительного секретного протокола к Договору о ненападении. Первым пунктом этого соглашения был запланирован раздел Польши.

Второй этап советско-германского внешнеполитического сотрудничества по польскому вопросу охватывает короткий отрезок времени от 23 августа до 1 сентября, т. е. до нападения Германии на Польшу. В это время по инициативе Москвы был уточнен второй пункт секретного протокола об установлении демаркационной линии между СССР и Германией. Главной задачей германской дипломатии было вовлечение СССР в военную подготовку к совместной акции против Польши. При этом Берлин делал акцент на распространении информации о концентрации советских войск на польской границе и дезавуировании сообщений зарубежной прессы об их отводе на восток, а также на то, чтобы вновь назначенные советский посол и военный атташе как можно быстрее заняли свои служебные посты в Берлине. Это было необходимо германской дипломатии для облегчения координации дипломатических и военных действий накануне и в ходе военного похода на Польшу. Берлин был заинтересован в публикации любых сообщений о близости позиций и сотрудничестве между Германией и СССР. Москва, наоборот, желала сохранить в секрете факты сотрудничества и поддержки потенциального агрессора.

Третий этап советско-германского внешнеполитического сотрудничества охватывает время с 1 по 17 сентября (до начала советской военной акции против Польши). События в этот период происходили на фоне быстрого передвижения немецких войск на восток и их приближения к демаркационной линии, установленной секретным протоколом от 23 августа. Берлин всячески торопил вход советских войск в Восточную Польшу и с этой целью оказывал дипломатическое и военное давление на СССР. Москва, наоборот, не торопилась с началом «освободительного похода», так как нуждалась в серьезном обосновании этой акции. Оно было найдено в проблеме восточнославянских национальных меньшинств (украинцев и белорусов), которым якобы угрожала Германия. Этот тезис был решительно отклонен Берлином, который действительно не собирался претендовать на советскую сферу интересов в Польше. В конце концов, советское руководство нашло формулу об угрозе жизни и имуществу украинцев и белорусов в условиях, когда польское государства разваливается на части. Впрочем, прежде чем эта формулировка была озвучена В. Потёмкиным в ноте советского правительства, она была согласована И. Сталиным и В. Молотовым с Ф. Шуленбургом.

Четвертый и последний рассматриваемый в настоящей статье этап сотрудничества Москвы и Берлина в польских делах охватывает период с 17 по 28 сентября (до подписания советско-германского Договора о дружбе и границе). В этот период были скоординированы их военные и дипломатические действия, направленные на реализацию положений секретного протокола (занятие соответствующих территорий) и корректировку разграничения сфер влияния. В ходе московских переговоров оба государства отбросили первоначальные намерения сохранить этнографическую Польшу в урезанном виде и решили полностью поделить ее между собой При этом Сталин и Молотов обеспечили СССР наиболее выгодные границы и не демонстрировали желания идти навстречу немецким партнерам в принципиальных вопросах территориально-политического размежевания с Германией. Со своей строны, Германия и ее министр иностранных дел Риббентроп пошли на далеко идущие, как в начале казалось, уступки СССР, понимая их временный характер. В результате СССР выиграл тактически, обеспечив себе, как представлялось, более выгодные территориально-политические интересы на территориях бывшей Польши и всей Восточной Европы. А стратегически победила Германия, получив совместную границу со своей будущей жертвой агрессии и, как минимум, дружеский нейтралитет СССР на время ее военных кампаний в Западной Европе.

И. Э. Еленская События 1939–1941 годов в западных областях Белоруссии: устная история

Материалы устной истории вносят значительные коррективы в воссоздание картины прошлого. Воспоминания обычных людей, которые не являлись инициаторами и активными участниками преобразований, происходивших в западных областях Белоруссии после начала Второй мировой войны, а были втянуты в водоворот истории, позволяют в первую очередь осветить не фактологическую сторону событий, а проникнуть в мир индивидуальных и коллективных восприятий, оценок и суждений, что помогает лучше понять изучаемый период истории.

В исследовании использованы воспоминания, которые представляют различные взгляды на установление советской власти и советизацию западных областей Белоруссии в 1939–1941 гг. Данные источники можно сгруппировать, учитывая позицию респондентов, их просоветскую или антисоветскую настроенность. В собранных материалах устной истории запечатлены наиболее яркие события, врезавшиеся в память респондентов, многие из которых были в то время подростками. Респонденты очень разные, у некоторых пара классов образования, есть со средним специальным и высшим, есть люди, всю жизнь проработавшие в колхозе, а есть учителя, шоферы, рабочие, завхозы, бригадиры и пр., даже один протоиерей. Многие респонденты живут в тех же деревнях и городах, где жили в 1939–1941 гг. Не берусь пока выявить какие-то связи между социальным положением, образование и пр. характеристиками респондентов и их оценками событий 1939–1941 гг. поэтому и не останавливалась на этом вопросе.