Западная Белоруссия и Западная Украина в 1939-1941 гг.: люди, события, документы

Таким образом, подбор кадров для западноукраинских областей шел путем назначения на вакантные должности более-менее подходящих кандидатов из других регионов. Конечно, к назначению на руководящие посты областного уровня подошли достаточно ответственно. Однако остальные «назначенцы» отнюдь не всегда обладали должной квалификацией, что не вызывает удивления, учитывая многочисленные «чистки» и репрессии 1930-х годов, на несшие ощутимый урон руководству республики. В результате на Западную Украину приехали коммунисты, в большинстве случаев относительно недавно принятые в партию, имевшие за плечами в основном среднее или начальное образование, не обладавшие достаточным опытом для работы в новой должности. При отборе особое внимание уделялось социальному и национальному статусу кандидата: желательно, чтобы они были рабочими или крестьянами по социальному происхождению и украинцами по национальности.

Следует признать, что нередко на Западную Украину попадали люди не только малоопытные, но и далеко не лучшие по своим деловым качествам. Об этом нередко говорилось на различных партийных форумах, проходивших в западноукраинских областях. Например, на заседании областного партийного актива в Черновцах, состоявшимся 1 марта 1941 г., некто Чумак, рассказывая о проблемах лесной промышленности, сделал следующие выводы: «Относительно кадров. Я согласен с предыдущими товарищами, которые выступали. Это и по линии облпарткома и ведомственных организаций… людей присылали не работоспособных для того, чтобы избавиться от них на прежней работе. Разве это не издевательство».

Попадались также работники, откровенно не подходящие не только по деловым, но и по моральным качествам. Например, секретарь Станиславского горкома партии Лазуренко на заседании областного партийного актива 11 января 1941 г. привел следующие примеры недостаточно тщательного подбора кадров для Западной Украины: «Рыбаков — два раза судился, прибыл из Одессы. Розенберг — здесь его выдвинули зав. отделом снабжения и сбыта, оказался жуликом, сейчас его арестовали за уголовные преступления. Емыкин — судился за хулиганство». Заместитель заведующего отделом кадров Станиславского обкома Абрамушкин сказал прямо: «…инженер-электрик Чиркин, по всей вероятности своей партийной организации так надоел, и хотели от него избавиться взяли его и прислали».

Учитывая особенности прибывшего из восточных областей «пополнения», местные партийные начальники пристальное внимание уделяли случаям нарушения партийной дисциплины и революционной законности. О случаях ненадлежащего поведения и о принятых мерах сообщалось в назидание остальным партийцам. В архивных документах нередко встречаются описания недопустимого для коммуниста поведения. Например, первый секретарь Дрогобычского обкома Я. М. Ткач на конференции в марте 1940 г. раскритиковал работу Жидачевского райкома, отметив, что «отдельные коммунисты, будучи вне партийного влияния, начали заниматься склоками, клеветой, проявлять недисциплинированность, притуплять классовую бдительность и разлагаться в быту» [319] . Самыми типичными были случаи незаконного присвоения государственного имущества, незаконные реквизиции и пьянство. Например, в Дрогобычской области «член партии Мищенко, работник бумажной фабрики, бесконтрольно распоряжался государственной собственностью, раздавал ее кому хотел, грубо нарушая революционную законность. Инструктор райпарткома тов. Никитченко при выселении осадников присвоил себе машину, велосипед и вернул их только тогда, когда его предупредили, что он получит партвзыскание». К слову, делом Мищенко занималась прокуратура.

319

Там же. Д. 3108. Л. 25.

Во Львовской области бывший первый секретарь Дудиловского райкома Мосиевич, уполномоченный наркомзаг Ивлев и заведующий райторготделом Мазур «приехали в г. Львов, напились в ресторане и начали скандалить. При этом Мазур открыл стрельбу и тяжело ранил прохожего гражданина. Мазур арестован, из партии исключен, бывший второй секретарь этого РПК Шевченко дошел до того, что обменялся с ксендзом часами». Бывший секретарь Винниковского райкома Кравцов также «морально разлагался, часто устраивал пьянки в своем кабинете. Однажды, когда Кравцов делал доклад о дне Парижской коммуны, к присутствующему там прокурору подошел рабочий и сказал — «доклад он делает хорошо, а вот что он ходит к нашим женщинам — это плохо».

По всем подобным случаям, попавшим в поле зрения райкома или обкома, принимались решительные меры. В материалах западноукраинских парторганизаций содержится множество примеров. Так, в Ровенской области бывший председатель Деражненского райисполкома Кононов «за бездеятельность и бытовое разложение, за дискредитацию партии и органов советской власти» был снят с работы. Был снят с работы и исключен из партии зав. райторготделом Тучинского района Трофименко.

В Станиславской области были привлечены к судебной ответственности и исключены из партии бывший председатель одного из временных управлений Бендяк, а также товарищи Крюк, Козачинский и Степаненко, производившие «обыски без санкции прокурора на квартире купца Оренштейна» [320] . Был исключен из партии и приговорен к тюремному заключению инструктор Рогатинского райкома Шаламов: «напившись допьяна в селе Даниличи, он обезоружил сторожа детдома, сделал там обыск, поставил местных граждан Вер и Стахур к стенке, угрожал им расстрелом». Был исключен из партии заместитель начальника Коршевского райотдела милиции Молчанов за систематические пьянки и «распущенную половую жизнь».

320

Там же. Д. 3422. Л. 22.

В Измаильской области бюро обкома приняло меры в отношении пятерых человек: «Кривченко А. Д.

– инспектора Татарбунарского райгосстраха, члена ВКП(б) с 1932 г., исключен из партии за вымогательство денег у местных торговцев путем запугивания их органами НКВД; Синайский Г. С.
– инженер Облавтотранспорта, кандидат в члены ВКП(б) с 1940 г., исключен из партии за жульничество, выразившееся в мошеннической покупке у немца мебели и других вещей; Конопко В. А.
– инструктор обкома комсомола, кандидат в члены ВКП(б) с 1940 г., исключен из партии за нарушение Указа Президиума Верховного Совета СССР от 26 июня 1940 г.; Перевейнос С А.
– начальник дистанции пути станции Аккерман, кандидат в члены ВКП(б) с 1938 г., исключен из партии за бытовое разложение и неискренность перед партией. По Болградскому району исключен из партии Бражников В. за хулиганство и осужден народным судом к 5-ти годам тюремного заключения».

Подобное пристальное внимание к поведению коммунистов было санкционировано решением ноябрьского пленума ЦК КП(б)У 1940 г., который обязал обкомы и райкомы КП(б)У западных областей УССР «лиц, виновных в искривлении директив партии и правительства и тех, кто нарушает законы советской власти, а также тех, кто грубо обращается с местным населением и своим непристойным поведением дискредитирует партийные и советские органы привлекать к суровой партийной, а в случае необходимости и к судебной ответственности, а работников, не умеющих или не желающих вести решительную борьбу с нарушителями законов советской власти, своевольных, виновных в грубом обхождении с населением и тех, кто разложился в морально-бытовом отношении, снимать с работы и заменять другими» [321] .

321

Там же. Д. 2962. Л. 61об.

После пленума борьба с порочащими советскую власть явлениями велась весьма активно. Например, в Станиславской области на пленуме обкома 19–20 апреля 1941 г. было отмечено, что в 1940 г. обком КП(б)У «за различные антипартийные действия исключил из партии 25 человек. За три с половиной месяца 1941 г. — также 25 человек, из которых 16 человек привлечены к судебной ответственности и осуждены за такие преступления, как нарушение революционной законности, хулиганство, хищение социалистической собственности, нарушение Указов Президиума Верховного Совета СССР и др. Кроме того, за нарушение партийной и государственной дисциплины наложено 104 партийных взыскания и 27 человек сняты с работы» [322] .

322

Там же. Д. 3425. Л. 192а.

Обилие свидетельств о «недостойном поведении» ответственных работников, командированных в Западную Украину, свидетельствует о сложной ситуации, сложившейся в среде советской управленческой элиты к концу 1930-х годов. Действительно, на Большой Украине местные власти отнюдь не всегда хотели расставаться с теми, кто успел зарекомендовать себя с лучшей стороны, и поэтому зачастую отбор производился «по остаточному принципу». В то же время сам факт многочисленных упоминаний в партийных документах того времени случаев «антипартийных действий» со стороны чиновников, указывает на попытку украинского партийного руководства вести решительную борьбу с нарушителями правовых и моральных норм. Это было тем более необходимо, что за приехавшими на Западную Украину «восточниками» местные жители наблюдали с особым интересом: по ним судили о Советском Союзе в целом. К тому «восточники» играли важную роль в западноукраинской советской номенклатуре: именно они занимались подбором кандидатов для работы в советских и хозяйственных учреждениях из числа местного населения. Естественно, прибывшие из Большой Украины работники были «расставлены» в аппарате таким образом, чтобы в полной мере осуществлять контроль над деятельностью «выдвиженцев», заниматься их воспитанием в большевистском духе.

Критерием отбора наиболее перспективных местных кадров был отнюдь не уровень образования или квалификации (хотя и тут были исключения [323] ), а социальная и национальная принадлежность. Вообще «выдвиженчество» оказалось далеко не простым делом, поскольку занимавшиеся этой ответственной работой товарищи не были местными уроженцами, недостаточно ориентировались в окружающей обстановке и зачастую, составляя для себя представление о той или иной кандидатуре, не учитывали всех необходимых нюансов. Особые трудности возникали при выдвижении кандидатур в местные советы: население проявляло очевидное желание повлиять на результат выборов в низовые органы власти, в отличие от выборов депутатов от западноукраинских областей в Верховный Совет СССР и Верховный Совет УССР.

323

Например, в Дрогобычской области директор нефтеперерабатывающего треста Охрименко принял на руководящие должности 170 бывших собственников скважин. См. РГАСИИ. Ф. 17. Оп. 22. Д. 3108. Л. 40.