Западня
Шрифт:
— Заряжен!
Уголки ее рта дрогнули, она молча взяла револьвер и спрятала его в карман пальто.
Егоров и Дьяченко, заперев лавку «на переучет», еще долго возились с каким-то небольшим фанерным ящиком из-под турецкого инжира.
— Теперь турецкий инжир будет с начинкой. — Дьяченко быстро развязал вещевой мешок и осторожно извлек из него две желтоватые шашки тола. — Прекрасно! А сюда поставим взрыватель… Эй, Егоров! — крикнул Дьяченко в подсобку. — Мыло найдется?
— Найдется, — отозвался Егоров. — Зачем оно тебе?
Тоня подошла поближе. Впервые она видела
Дьяченко ткнул пальцем в неширокую щель:
— Вот видишь, справа — взрыватель. Слева — боек на пружине. А между ними — паз для прокладки. Сюда можно заложить кусок сахара рафинада, да он слишком слаб. А мне нужно обеспечить замедление на несколько часов… Пластинка мыла как раз подойдет. Когда буду устанавливать, налью в паз воды, постепенно мыло разрыхлится, боек под напором пружины ее и пронзит. Хлоп по пистону! Здравствуй, моя тетя, и прощай… Понятно? Тогда помоги найти в этом ковчеге доску для крышки.
Они стали копаться под прилавком в поисках подходящей доски. В это время Егоров торопливо вышел из подсобки и заглянул в ящик.
— Нужно мыло? — переспросил он.
— Да, совсем маленькую пластиночку, — ответил Дьяченко из-под прилавка.
— Сейчас! — Егоров покопался в углу стеллажа, вытащил большой кусок мыла, быстро отрезал узкую пластинку и осторожно вмял ее в паз. — Смотри не надорвись, Дьяченко. Ящик-то велик!
Дьяченко вылез из-под прилавка красный от натуги.
— Куда вы все крышки подевали?
— Нашла! — Тоня разыскала наконец среди каких-то мешков кусок фанеры.
Дьяченко тут же схватил, примерил и даже крякнул от удовольствия.
— Ай да турки! Тара у них что надо! А ты, Егоров, молодец — сообразил, куда мыло засунуть.
— Быстрее, Дьяченко, быстрее! Некогда! Мне надо уходить.
Дьяченко торопливо набросал поверх тола инжир и осторожно прижал крышкой.
— Братцы, молитесь, чтобы я нигде не споткнулся.
— Смотри под ноги, — сказал Егоров, вынимая из кармана ключ. — А куда ты идешь?
— На Французский бульвар! — Дьяченко осторожно поднял ящик. — Так и норовит, собака, грохнуться… Ну, ребята, прощевайте!.. Гестапо взлетит, когда я буду на задании. Останусь жив — встретимся!
— Дай я тебя поцелую, Дьяченко! Не сердись на меня. — И Тоня внезапно поцеловала его в полную, лоснящуюся от пота щеку.
Дьяченко покачнулся и чуть снова не уронил ящик.
— Черт побери! Еще один такой поцелуй — и мы все трое вознесемся в рай!
— Слушайте, вы! — строго сказал Егоров. — К лавке и близко не подходите!.. Возможно, уже установлено наблюдение.
По лицу Дьяченко поползли красные пятна, он подкрался к окну и долго вглядывался в каждого прохожего.
— Д-да, — пробормотал он, — с этим ящичком можно засыпаться.
— Пойдешь через кладовку во двор и сквозь щель в заборе проберешься на другую улицу.
— Так они же видели, что я сюда вошел!
— Решат, что проглядели.
— А как же я? — спросила Тоня.
— Уйдешь, как пришла. Вот, забирай кулек с яблоками… Я с этой минуты перехожу на нелегальное положение.
— Где
же ты будешь ночевать? — вырвалось у Тони. — На Пересыпи показываться нельзя!..— Где-нибудь переночую. Надо еще предупредить Бирюкова. Прямо голова идет кругом. Ну, Тоня, выходи первая.
Стукнула откинутая щеколда. Тоня вынула из кулька яблоко, откусила и неожиданно улыбнулась:
— До свиданья, Геня! Смотри не опаздывай!.. — и неторопливо вышла, спокойно прикрыв за собой дверь.
Печально звякнул колокольчик. Егоров напряженным взглядом посмотрел ей вслед. На середине тротуара она остановилась, словно раздумывая, в какую сторону пойти, а потом неторопливо свернула влево, к Приморскому бульвару.
— Ну и стальная у нее воля! — сказал Дьяченко. — А ведь еще недавно была совсем жалкенькой девчонкой! — Он положил ящик на прилавок, вытащил папиросы, но тут же сообразил, что зажигать спичку рядом с толом, пожалуй, опасно. — Нужна моя помощь?
— Нет! У тебя свое задание, у нас — свое! Ты и так нам многим помог.
— Наконец-то услышал о себе доброе слово!
— Ты здесь не такая зануда, как в разведотделе.
— Иди ты к черту, Егоров! Просто мы стали лучше понимать друг друга.
— Не мы, а ты, Дьяченко! Ну ладно, чего копаться в прошлом. Уходи!..
Дьяченко бережно прижал к себе ящик и пошел вслед за Егоровым в кладовку.
Егоров приоткрыл дверь, выглянул во двор. В дальнем углу играли дети, а на балконе старуха развешивала на веревке выстиранные простыни.
— Щель в левом углу!
Дьяченко постоял мгновение, а затем стремительно, словно в атаку, рванулся вперед мимо Егорова.
Старуха удивленно перегнулась через перила, наблюдая, как плотный полицейский с усилием протискивается в отверстие между досками забора. Впрочем, она уже привыкла к тому, что для полицейских вообще не существует запретных дорог. Если представитель власти избрал этот странный путь, значит, в соседнем дворе кому-то непоздоровится.
На всякий случай она решила поскорее убраться с балкона, чтобы ничего не видеть и ничего не знать.
Егоров мгновенно оценил ее тактичность.
Глава пятнадцатая
Почему Штуммер ее не беспокоит? Вот уже пять часов она сидит в одиночестве, ожидая резкого стука в дверь.
И вот он раздался.
Она сунула руку в карман и только сейчас поняла, что, вернувшись домой, так и не снимала пальто. Если это гестаповцы, она будет стрелять. Решив так, Тоня словно перешагнула какую-то невидимую узкую грань между жизнью и смертью.
— Кто там?
Чьи-то кулаки продолжали барабанить, и потому на лестничной площадке никто не услышал ее голоса.
— Кого надо? — переспросила она.
За дверью зашаркали сапоги.
— Тонечка! Открой! Я на минутку!..
Петреску! Один или нет?
Она сунула в карман руку, сжала в ладони пистолет и, повернув ключ, отпрянула в глубину темной прихожей.
Петреску стоял на пороге с большим пакетом в руках.
— Не очень-то любезно ты встречаешь гостя, который принес тебе платье для торжественного вечера!