Запах магнолий

– Вы уверены, учитель, что употребляете верное слово?
– не успокаивалась озорно настроенная Зоя.

– Ты про кладку?
– уточнил он.

– Я про то, чтобы ставить биток в нужное место. Вы уверены, что биток ставят, а не вставляют?

– Теперь уже не уверен, - озорно прищурившись, произнес он...

Даже на обратном пути домой подруги продолжали шутить с возникающими ассоциациями на слова кладка и биток. А Константин их порицал за развратные мысли. Им было смешно это слушать, ведь они понимали, что он куда более развратен, чем они. Или нет?

– Такие вот бывают пошлые забавы у нас!
– рассказывала Ева уже своей другой подруге Полине.

– И часто вы так с Зоей поступаете?
– спросила подруга.

– Что значит - поступаем? Зоя сама не возражает, чтобы мы так поступали! Это же весело!

Подруги сидели за столом у Евы дома, пили чай и с воодушевлением разговаривали на интимные темы, когда неожиданно позвонил Константин и предложил встретиться.

– Она только что приехала ко мне в гости, - объясняла Ева, выйдя из комнаты, чтобы не слышала подруга.
– Прикажешь мне ее выпроводить?

– Если мы сегодня не увидимся, то в следующий раз ты увидишь меня только через неделю!

Ева мученически вздохнула. Он не оставлял ей альтернативы.

– Я не могу так поступить. Но мы можем вместе с Полиной куда-нибудь пойти или сам приходи ко мне, - предложила Ева.
– Родители сегодня придут поздно, они у знакомых что-то отмечают.

Менее чем через час они уже втроем сидели в комнате Евы и распивали принесенное им шампанское. Константин сидел рядом с Евой на ее кровати, а подруга сидела напротив них на диванчике. Он залюбовался выразительными миндалевидными глазами девушки, выделенными по контуру черным и обрамленными пышным веером длинных ресниц.

– Ты и не говорила, что у тебя есть столь прекрасная подруга!
– шутливо попрекнул он Еву.
– Полина, ну что у тебя за подруга? Она специально тебя прятала в сундуке?

Девушка рассмеялась и своим ротиком, обнажив белоснежные зубки, так отчетливо отливающие белизной наравне со смуглой кожей, и этими волшебными глазами, отчего они засветились изнутри, словно бриллианты своими многогранными сторонами.

– Да, укромно прятала!
– отозвалась Ева.
– А ты вероломно ворвался и взломал сундук.

– Путь хоть немного подышит свободой. А то, бедняжечка, наверное, засиделась в тесноте и темноте. Ведь так, ты же не хочешь залезть обратно в сундук?

– В сундук не хочу, - отозвалась, продолжая улыбаться Полина.

– Итак, чем же сейчас любит заниматься молодежь в свободное время?
– спросил через некоторое время он, узнав, что подруга на пять лет младше Евы.

– Да, расскажите, пожалуйста, Полина, чем же занимается молодежь! А то, мы - пенсионеры совсем от жизни отстали, - произнесла Ева, копируя его мужественный голос, задушевную, профессорскую интонацию, гримасничая нахмуренными бровями и добавив от себя покашливание.

Подруга рассмеялась, а Константин ухмыльнулся и вздернул бровь, показывая свое презрительное отношение к этим детским передразниваниям.

– Ну-у-у..., - протяжно начала Полина, не зная, что ответить.
– Ничем интересным.

– А тебе хотелось бы заняться чем-то интересным?
– игриво продолжал он.

Полина залилась краской, благо не столь отчетливо видной на ее смуглом лице и в приглушенном освещении комнаты. А Ева впервые увидела его насквозь, словно он просвечивался рентгеном ее глаз. От нее не скрылись капельки пота, проступившие на его переносице, и его небрежное, будто бы ничего не значащее движение, в попытке скрыть свое волнение. Его напряженная улыбка, красноречиво доказывающая, как усердно он пытается бороться с бушующими страстями в своей голове, подбирая нужные слова. Его пронзительный, похотливый взгляд, выдающий наличие этих одолеваемых его страстей. И она ощутила не веселье от таких бесед, а скованность, видимо, передавшейся ей от него, и свою преступную причастность ко всему происходящему. Это замеченное ею напряжение, а не легкость, с которой, как ей раньше казалось, он вел беседы, заставляло ее ощутить именно причастность, а не участие. Казалось бы, не велика разница между понятиями. Но нет - разница была чудовищно огромной. Она должна была занять его сторону - сторону любимого человека, а раз так - придется принять на себя и все муки в их общем бурлящем котле.

– А кому не хочется заниматься интересным?
– вопросом на вопрос ответила Полина.

– Да, ты права, все любят заниматься интересным. И мы с Евой не исключение, - он многозначительно посмотрел на Еву, ожидая одобрения своим словам. Она утвердительно кивнула.
– Но у всех разные интересы. Мы, например, изучаем чувственность.

– Чувственность?
– сдавленным голосом произнесла Полина.

– Ты вот знала, что Ева очень чувствительная девушка?
– продолжал он.

– А так и не скажешь!
– специально подыграла она.

– Ну, смотри!
– сказал он и, притянув к себе Еву, стал страстно ее целовать.

Его проворный, уверенный язык неистово ласкал ее трепыхающийся язычок. А рукой он обхватил ее обе груди, сводя их вместе, и нажимая на соски, прощупываемые под кофточкой. Ева прикрыла веки и постаралась раствориться в сладостных ощущениях. Дождавшись от нее томного стона, он со смаком оторвался от ее губ.

Ева посмотрела на него, и заметила произошедшие в нем перемены. Его лицо излучало спокойствие и умиротворение, как будто этот поцелуй оказался спасительным для него и заставил вернуться на свою уверенную стезю.

– Вот видишь, - произнес он, обращаясь к подруге, - какая она чувствительная! Заводится от одного поцелуя.

Полина смущенно улыбнулась, в то же время с интересом ожидая развития событий.

– А ты знаешь свою меру чувствительности?

– Нет, я не измеряла ее.

– Мы можем помочь тебе в этом, - вдруг произнес он, и тут же, повернувшись к Еве, уточнил: - Ведь так, Ева?

– Не смущай Полину!
– улыбаясь, произнесла она.
– Не забывай, что она несовершеннолетняя.

– А разве я смутил ее? Я смутил тебя, Полина?

Та отрицательно покачала головой, так весьма быстро, что ее иссиня-черные локоны прилипли к густо накрашенным полупрозрачным блеском губам.

– А хочешь посмотреть, насколько чувствительна у нас Ева? Давай вместе со мной будешь измерять ее чувствительность? Ты согласна?

Она что-то неразборчиво произнесла. А он, наигранно серьезным тоном спросив, почему она говорит неразборчиво, стал опускать тонкие бретельки кофточки Евы, оголяя ее грудь. От прикосновения спадающего материала кофточки и навеянной движениями легкой прохладцы, мягкие выпирающие соски ее грудей тут же сжались. Он опустил свои пальцы в фужер с трескучим, холодным шампанским, достал из него подтаявшую льдинку и прикоснулся ей к соскам Евы, отчего те еще больше сжались и вытянулись, словно по струнке, вперед навстречу удовольствиям.

– Ну, вот, видишь, как они меняют форму? Как вытягивают свои носики, будто говорят: "Еще, мы хотим еще!". Какие жадные и ненасытные! Не правда ли?

– Угу, - выдавила из себя Полина.

– Что значит, угу?
– передразнил он.
– Ты язык проглотила? Что-то я не пойму, чью чувствительность мы измеряем? Ты же должна была быть моим помощником! Так, все, барышня, не отвлекайтесь! У нас предстоит очень серьезная работа, сосредоточьтесь.

Ева попыталась пошутить, будто бы защищая свою подругу, но Константин оборвал ее речь: - А вы, подопытный образец, будьте добры, сидите спокойно и молчите.