Запах магнолий

Обсудив этот момент, он пообещал мне, что в следующий раз будет более внимателен ко всем. Я же не хотела никакого следующего раза. Почему так стало, что на каждой нашей встрече мы устраиваем эти забавы или их обсуждаем? Неужели я настолько ему неинтересна, что даже посвятить целиком мне один вечер он не хочет? От этих размышлений стало горько на душе.

Я должна ему нравиться, должна!

– Кстати, из-за обоюдной обиды мы так и не обсудили мою подругу, - сказала я тогда.
– Как она тебе, понравилась?

– Да, я даже не ожидал, что наши с тобой вкусы настолько схожи!
– признался он.
– Я думал, ты приведешь какую-нибудь косую-кривую подружку, ты же привела очень привлекательную внешне и достаточно скромную девушку.

Мы обсуждали достоинства ее внешности и характера, раскладывая по полочкам каждый кусочек ее тела и образно разделяя - он забирал себе ее ягодицы, а я грудь...

А после... он многократно повторял, какая я необыкновенная и особенная. Я хотела быть такой!".

Константин был нежен, беспредельно нежен и ласков. Он был страстен и ненасытен. Он доводил Еву до состояния, когда она истекала своими соками от возбуждения, когда ее тело не просто трепетало, а было настолько возбужденным, что дотронься до любой точки, и она загоралась, словно спичка, возбужденно стонала, сексуально прогибалась, подставляясь под его плоть.

Доведенная до такого возбужденного состояния, когда она не могла уже контролировать себя, а он продолжал проникать в нее пальцами руки, и уже не в одно влажное местечко, а в два одновременно, он почувствовал, как по его руке пробежала легкая теплая струйка. Ева непроизвольно обмочилась. У него не было никогда такого самозабвенного состояния, в котором была тогда Ева. Это было больше, чем оргазм. Но оргазма так и не было. Он попросил рассказать подробности ее изнасилования, и она рассказала.

– А до этого момента ты с кем-нибудь встречалась?
– спросил Константин, молча дослушавший ее историю.

– Я встречалась со своим ровесником.

– Ты его сильно любила?

– Мне казалось, что это любовь навсегда. А сейчас понимаю, что это была только первая влюбленность. Дальше поцелуев дело не зашло. Я хотела большего, я много раз предлагала ему перейти на следующую ступень наших отношений. Но он не соглашался.

– Почему? Странный какой-то, - не понимал Константин.

– Было даже так, что целуясь со мной, он возбуждался. И в момент, когда уже не мог себя сдерживать, он убегал, или начинал объяснять, что сейчас негде, и нет презерватива, или занимался нравоучениями о том, что мне еще рано. А мне не терпелось расстаться с моей невинностью, как будто иметь ее было стыдно или неудобно. Получается, как говорится, за что боролась, на то и напоролась! Только мне хотелось, чтобы это случилось с любимым. А получилось, что с первым встречным. И только потеряв, я осознала, как это было ценно!
– грустно закончила Ева.

– Ну, ты ведь лишилась тогда девственности только в одном своем местечке. У тебя осталось еще и другие нетронутые укромные места, - лукаво произнес он.

Ева улыбнулась в ответ его словам.

– После изнасилования у меня долго не было мужчин. А когда произошла моя вторая близость, оказалось, что я еще оставалась девственницей. Не знаю, как так получилось, но у меня была кровь.

– Может это ваши женские денечки?
– предположил он.

– В том то и дело, что женские денечки в том месяце уже успели закончиться.

– Знаешь, такое бывает, - немного подумав, сказал Константин, - Редко, но бывает. Видимо, твоя девственная плева не до конца порвалась. Да и потом, после этого у тебя ведь долго не было близости с мужчинами.

– Возможно. Я тоже так подумала.

– А что тот парень? Решил, наверное, что он у тебя первый? Хотя, в каком-то смысле получается так.

– Точно. Какой ты догадливый!

– Да я такой, - согласился Константин.

– Я потом долго не могла от него отвязаться. Мы с ним встречались после этого, но, кажется, это нас обоих тяготило. Хотя, мы повстречались всего месяц, он уже начал рассуждать об общих детях. И это меня подтолкнуло быстрее с ним расстаться.

– Я ему завидую. Хотел бы оказаться на его месте. Быть первым у тебя.

– Ты и так был первым во много другом!
– напомнила Ева его же слова.

Константин стал зацеловывать Еву, словно, пытаясь ее утешить и в своем лице извиниться за насильников.

– Видимо, именно поэтому тебе нравится грубость в интимные моменты?
– предположил через какое-то время Константин, прокручивая мысленно слова Евы.

– Мне нравится и грубость, и нежность! Ты показал мне, какой может быть нежность. И теперь я не могу без этого. Но и грубость мне нравится относительно, только в моменты близости, когда я возбуждена, и готова к этому. И у этой грубости есть четкие критерии, нарушив которые, мне было бы уже неприятно.

– Я все это знаю. Если я груб, я и осторожен.

Ева напомнила про его осторожность.

– Так разве ты сомневаешься, что я был осторожен? О-хо-хо!

И он стал объяснять, что было бы, ударь он тогда хоть раз со всей своей силой.

– А ты, оказывается, злопамятная!
– упрекнул Константин.

– А ты, оказывается, не всегда нежный, романтичный и осторожный!

Константин любил понежиться после постельных игр и выплеснутой страсти, и поэтому, если она пыталась вырваться из его объятий, чтобы принять душ, он удерживал ее, укоряя в отсутствии романтичности.

А когда он уходил, Ева утыкалась в подушки, хранившие его запах. Подушки с застиранными, потускневшими наволочками, подстилаемые для многих других встречающихся пар. Она вдыхала запах дешевого стирального порошка, запах их пота, выделяющегося в момент интимной близости. И это был лучший запах тогда, лучше, чем какие-либо духи.

Ева обводила комнату взглядом полным любви, наблюдала за игрой лучика солнца на стене, проникающим через зазоры между шторами и стеной, и все ей казалось здесь родным и милым. Даже эти дешевенькие, старые шторы, и потрепанный, промятый диван напротив скрипучей кровати, и затертый столик, и узорчатый ковер бабушкиной молодости на полу. Это "старое добро" не было его собственностью, но это было уже частью их жизни. В этой комнате, в этой квартире они уже не один год проводят вечера, ночи и даже иногда дни. Дни были самыми счастливыми, потому что они были редкостью в их общей жизни.

Когда-то в их первую встречу, или как он считает, в третью, и в еще несколько встреч, она находила все это или похожую обстановку в другой съемной квартире убогой, безрадостной и отталкивающей. Сейчас уже это полюбилось и давно стало родным, уютным их общим гнездышком.

Они лежали, утомленные, изнеженные и общались. Они вспоминали, связывающее их обоих прошлое, какие-то смешные моменты, и снова, обсуждая их, воображали вслух, как еще можно было бы изменить ситуацию, что сделать, что сказать, и смеялись.