Запах полыни. Повести, рассказы

Он разомлел от горячего чая, от вкусной пищи. Давала о себе знать и бессонная ночь. Когда ему сказали, что в соседней комнате его ждет приготовленная постель, он не стал сопротивляться. К тому же впереди предстояла свадьба — нелегкое испытание и для отдохнувшего человека.

2

Разбудил его шум голосов за окном. Кто-то назвал его имя. Асет взглянул на часы. На сон ушло два часа с небольшим, но этого было достаточно. Он чувствовал, что тело его обрело привычную гибкость и легкость. Лишь голова была еще тяжелой, как всегда после дневного сна.

А со двора донесся смех, и голос сестры произнес:

— Ба, кто идет?! Уж не Загипа ли пожаловала к нам?

Асет встрепенулся, поднял голову.

— Здравствуйте, тетя Кульшар! — ответил мягкий голос.

— Здравствуй, здравствуй, Загипа! Как твои дети? Живы-здоровы? Как ты здесь появилась, милая? Разве вы уже вернулись? Я-то думала, вы еще на песках, — сказала сестра.

— Да нет уж, мы перекочевали к горам. Дня три, как перебрались. А я вот приехала на мельницу — надо помолоть зерно.

Они еще долго говорили о том, о сем, и потом Загипа спросила:

— Говорят, приехал Асет?

— Приехал голубчик, приехал. Намаялся в дороге, всю ночь ехал поездом. Я уложила его отдыхать.

— Хотелось бы взглянуть на него. Какой он теперь? Поди, уж лет двенадцать прошло, как я его не видела. В детстве-то, тетя Кульшар, мы бегали вместе. А то и на конях наперегонки.

— Подожди немножко. Он скоро, наверное, встанет.

«Ну да, это же Загипа! Та самая маленькая Загипа! В самом деле, мы не виделись лет двенадцать. Так и есть, после восьмого класса», — сказал себе Асет.

В то время его отец пас колхозных коней, и часто случалось так, что по соседству кочевал отец Загипы с отарой овец. Вот тогда они вместе с Загипой и носились на конях: то заворачивали отбившуюся от стада скотину, то просто скакали наперегонки.

А помнит ли Загипа, как они ездили однажды в школу? Что касается его, когда он думает о детстве, в его памяти непременно всплывает этот случай, и у него возникает ощущение трогательной чистоты.

Помнится, они заканчивали учебу в шестом классе и вместе ездили на экзамены. В тот раз их семьи расположились по ту сторону горы Ешкиольмес, у самого подножия, и он, и Загипа поутру выезжали в аул. В этот памятный день с ночи сеял мелкий дождь, унялся он только к полудню. На смену ему опустился такой густой туман, что, казалось, плечи ощущали его тяжесть. Высокая горная трава набухла от влаги: она только и ждала неосторожного путешественника, чтобы вымочить от пят до головы.

Отец им выделил крупного гнедка, известного особо спокойным нравом. Загипа устроилась в седле, Асет подстелил себе стеганое одеяло и сел за ее спиной. Гнедок послушно зашагал по извилистой, скользкой после дождя троне, ведущей через вершину перевала в родной аул. Он был опытным конем и не раз, не два переносил на себе груз и людей по самым рискованным тропам. И сейчас он взбирался по раскисшему подъему с ловкостью кошки.

Тропа попетляла по мокрому кустарнику и поползла вверх до того круто, что Асет, опасаясь свалиться со спины гнедка, крепко уцепился за талию Загипы.

— Ой-ей-ей, щекотно, — запищала Загипа, вырываясь, — убери сейчас же руки, отпусти!

— Но тогда я свалюсь с лошади, — возмутился он.

— Мне-то какое дело! Только не держись за меня. Ну, тебе говорят!

Гнедок уже пробился сквозь туман и вынес их на вершину перевала под голубое небо, ясное, точно промытое дождем. Низко над горизонтом висело ослепительно-багровое солнце, похожее на огромную ракету, уходящую к неведомым звездам. Никогда потом Асет не видел такого неба и такого солнца, как в тот памятный день, когда ехал на экзамены в школу, сидя на стеганом одеяле позади Загипы.

— Асет, ты только посмотри, как здорово! Правда, здорово, правда?! — закричала Загипа.

Под ними волнами бродил туман. Местами он лежал неподвижно, будто распушенная шерсть. То белосерый, то темный и алый там, где его окрасило в свой цвете солнце.

— Нет, ты только взгляни, Асет! Ну посмотри же! Эй, горы! — кричала Загипа, и скалы, разделив ее восхищение, откликнулись эхом.

А он молчал, потрясенный зрелищем, даже забыл, что до сих пор его пальцы лежат на талии девочки. И Загипа первая вспомнила об этом.

— Ой, щекотно! Ну сколько раз тебе говорить? Ты что? Глухой?

А он в восторге прижал к себе Загипу, потому что в самом деле все было здорово: и небо, и туман, колышущийся внизу, и Загипа.

— Ой-ей-ей! — заверещала девочка и покатилась с лошади в густую траву, он скатился вместе с ней, и над ними поднялись сверкающие брызги.

Они хохотали, катались по траве, тузили друг дружку, а гнедой стоял в сторонке, смотрел на них большим красноватым глазом и никак не мог понять своим лошадиным умом, что это происходит с людьми.

И только когда солнце зашло, они спохватились, заметили, что уже потянуло вечерней прохладой, что они оба промокли насквозь и что вообще уже поздно. Они поднялись на ноги, растрепанные, немного уставшие.

— Ой, поехали, Асет! Скоро появятся джинны, шайтаны, — всполошилась Загипа.

Асет поправил наскоро потник, седло и свое одеяло, помог девочке взобраться на гнедого, потом подвел его к выступу скалы и взгромоздился сам.

— Асет, ты только взгляни, сколько вокруг острых камней. Только подумай: мы же могли разбиться, — сказала притихшая Загипа.

Асет погнал гнедого мелкой иноходью. Тропа побежала, виляя между камнями, вниз, в сгущающиеся сумерки. По пути мелькали развалины заброшенных зимовок, их вид внушал какой-то суеверный страх.

— Асет, ты только подумай, когда-то здесь жили люди и ничего не боялись, — прошептала Загипа.

А он, совсем оробев в сумерках, крепко обнял Загипу. На этот раз девочка тоже приникла к нему. Он слышал, как гулко и быстро стучит ее маленькое сердце, и колотил гнедого пятками по выпуклым бокам. Тот, будто поняв их состояние, затрусил побойчей.

В аул они приехали поздно вечером, вымокшие, разбитые. Сестра Кульшар переодела их в одежонку своих детей, поставила перед ними лапшу, к которой они почти не притронулись, и уложила спать рядышком в переднем углу комнаты.

Он проснулся первым и тут же подумал о предстоящем экзамене, о том, что нужно еще полистать учебник. В комнате было уже светло. Он шевельнулся, и сейчас же что-то приятно щекочущее коснулось его шеи. Он осторожно повернулся и увидел, что это коса спящей Загипы. Конец косы расплелся, пушистая кисточка слегка касалась его щеки. От ее волос исходил прохладный, чуточку кисловатый запах айрана.