Запах полыни. Повести, рассказы
Шрифт:
Ни с того ни с сего Асет заревновал Чинару к тому неизвестному парню, что однажды поцеловал ее.
— Где он сейчас? Этот «один парень»? — спросил он насупившись.
— Служит в армии.
— И вы, конечно, переписываетесь?
— Да.
— И ты его любишь? — продолжал он придирчиво.
— Теперь не знаю… Раньше не любила точно, даже терпеть не могла, когда он был здесь. Ходит все, ходит, никак не отвяжется. Потом он уехал, и я стала скучать. Наверное, так нужно: кого-нибудь ждать, скучать по ком-нибудь, — проговорила
«А ведь ты нравишься мне все больше и больше. Увидел тебя, и все во мне будто перевернулось. Что и говорить, я влюбчивый человек — стоит появиться красивой девушке, и уже голова кругом идет. Но ты совсем другая, Чинара, особенная. Смелая, независимая», — произнес он мысленно.
— Я замерзла, — сказала Чинара.
— Но что же я могу поделать? У меня тоже зуб на зуб не попадает…
— Погодите… Я придумала… Вон там, на крыше сарая, есть сено, я знаю. Давайте заберемся туда, а? — прошептала она заговорщически.
— Отличная идея! Пошли.
Он помог ей забраться на крышу, потом залез сам. Они зарылись в мягкое сухое сено. Сено шуршало, его горьковатые запахи щекотали ноздри. В горле запершило. Асет сморщился, чихнул. Наконец они освоились, пригрелись.
— А здесь чудесно! — заявила Чинара. — Правда?
— Здесь великолепно!
— Представьте: открываются кавычки, а потом «бу-бу-бу», и кавычки закрываются. А теперь угадайте, что я сказала.
— Итак, кавычки открываются, и ты говоришь: «Я никуда не пойду отсюда. Буду здесь спать». Кавычки закрываются. Не так ли?
— Вы просто читаете мысли… А в конце я поставила точку. Сейчас ваша очередь, начните с новой строчки. Вот вам тире, говорите!
— Милая, я тебя…
— Все ясно! Можете оставить многоточие.
Асет повернулся на спину, посмотрел на звезды. Они мигали, переливались. Чинара зашуршала сеном, прижалась к его плечу.
— Дяденька!
Он распахнул пальто и привлек девушку к себе. Около его лица поблескивали глаза Чинары, он угадал в них страх и ожидание. Чинара замерла в его объятиях, он слышал ее неровное дыхание.
«Где же ты была до сих пор? Почему ты опоздала на ярмарку, где раздают сердца? — подумал он в отчаянии. — Нет, опоздала не ты. У тебя все еще впереди. Это я ушел, не дождавшись тебя!»
Ему хотелось сказать ей что-нибудь особенно прекрасное. Он вспомнил слова: «Как нежен твой взгляд, милая…» Но это были чужие строки, чужие чувства. Он мог только позавидовать поэту.
— «Он совсем потерял голову, не знает, где явь, где сон», — произнесла Чинара.
— Что ты говоришь? — не понял Асет.
— Это я прочитала в одной книжке. В общем, там один герой влюбился и потерял голову, не знал, бедняга, где сон, где явь. Так в книжке и написано. Очень хорошая книжка! А моей подружке не нравится. Что это за герой, говорит, который теряет голову. А по-моему, это здорово! Потому что так бывает, когда много мыслей и голова трещит от них, разрывается.
Правда, дяденька?— Не знаю. Со мной этого не было.
— А со мной часто случается! Будто для меня написали. Ну и молодчина этот писатель!
Асет невольно ему позавидовал. Он как-то встречал его в Алма-Ате, и тот был для него человеком из плоти и крови. Наверное, поэтому ревность кольнула Асета.
— Вы чем-то расстроены?
— Я не расстроен. Просто задумался…
— Сказал мой дяденька расстроенно.
Они не выдержали, расхохотались разом, и Асет почувствовал, что напряженность, сковывавшая их, исчезла. В сарае зафыркала, заржала растревоженная лошадь.
— Тише, — прошептала Чинара и приложила к его губам палец.
Они притихли, кажется, вовремя. Напротив, в окнах дома, вспыхнул яркий свет. Потом скрипнула дверь, и в полосе желтого света появился старик в нижнем белье, в чапане, наброшенном на плечи. Он осмотрелся, будто принюхиваясь, затем подошел к сараю, открыл дверь. Они услышали, как внизу чиркнула спичка и, приветствуя хозяина, заржал конь.
— Никого нет. Просто померещилось, — сказал старик самому себе и закрыл на засов двери сарая.
Он походил по двору, бормоча что-то под нос и ушел в дом.
— Уйдем отсюда. Я уже согрелась, — сказала Чинара.
Асет спрыгнул с крыши сарая и протянул руки. Девушка скользнула по сену вниз, он подхватил ее и, задержав на мгновенье ее молодое крепкое тело, опустил на землю.
Они еще отряхивались от сена, счищали его в темноте друг с друга, выйдя на середину улицы, когда надрывно прокричали первые петухи.
Небо на востоке стало чуть темнее, а потом принялось светлеть, отгоняя ночь от горизонта. И ночь рассеивалась и отступала.
— Постоим еще чуточку, а потом я побегу домой, ладно? — попросила девушка.
Они стояли посереди улицы, держась за руки. Блеклый предутренний свет смягчил черты ее лица, скрыл веснушки. Девушка посмотрела ему в глаза; взгляд ее был задумчивый и, как подумал с надеждой Асет, чуточку грустный.
— А о вас говорили, будто вы плохой человек.
— И что же? Каков я на самом деле? Неужели плохой? Она покачала головой.
— А вдруг они правы и вскоре ты разочаруешься?
Она опять покачала головой, затем спросила:
— Об этом вы уже, наверное, знаете. Ну, о том, что зимой застрелились парень и девушка?
— Мне рассказывали.
— Вы бы могли так поступить? — И она пристально взглянула ему в лицо.
— Не знаю, — сказал он, улыбнувшись, и спросил себя мысленно: «В самом деле, а смог бы я?»
Он притянул ее к себе, прижался щекой к ее щеке, блаженно закрыл глаза. И опять в памяти всплыли чужие слова: «Какая чистая, какая чудесная…» Почему он сам не поэт?
Рука его задрожала, и девушка тотчас же вывернулась из его объятий.
— До свидания! Мне пора!
Она побежала не оглядываясь.