Запах разума
Шрифт:
По дороге нас перехватили сестрички. У Ктандизо была коробочка с семенами одежды, но сверху прибежали Гзицино и Дзамиро с целыми ворохами неживой одежды в руках. Весёлая болтовня окружала их, как запах мёда окружает цветы - я заметил, что от Ктандизо уже не пахнет не только страхом, но и неловкостью.
Девушки и сами - удивительные создания. Старшая женщина назвала пришельцев людьми - и всё, для девушек они люди. Голые, почти без ушных раковин, с невозможным строением тела, непонятно как попавшие в наш мир - но люди, и всё. С ними уже можно общаться, как с любыми приходящими мужчинами; единственное,
Девушки не знают проблем в общении совсем.
– Мама велела забрать их одежду *чтобы почистить* - сказала Ктандизо.
– А Ктандизо думает, что живая одежда *найдёт, где укорениться* пригодится странникам, - хихикнула Гзицино.
– *При такой скудной шёрстке* Я не верю.
– Это семена пуховика, - возразила Ктандизо.
– Ему хватит *и пары волосков*.
Я успел подумать, что невежливо смеяться, когда половине присутствующих смысл шуток непонятен, но всё равно фыркнул - тяжело сдерживаться, когда веселятся девушки.
Пришельцы смотрели на сестрёнок во все глаза. Дзамиро, прижимая к себе несколько пушистых пледов, подошла ближе к парню с задышкой и сказала ему, только вслух:
– Вам нужно тепло. Тебе. Тебе больше всех нужно тепло, - а он несколько раз опустил голову, по-моему, в знак согласия.
– Сперва им нужно почиститься *водой* - сказал я.
– А потом тепло придётся очень кстати.
Гзицино моментально всё поняла и побежала на кухню. Оттуда притащила к водосбору большущую миску, в которой обычно замешивали тесто - и в миску пустила струйку воды. А Дзамиро потянула ближайшего пришельца за одежду:
– Сними это. Одёжники почистят.
Но пришельцы как-то не торопились раздеваться и чиститься, что-то их смущало. Они тревожно озирались и на девушек посматривали беспокойно.
Неизвестно, чем бы всё это кончилось, если бы к водосбору не спустился Лангри, закутанный в запах собственного тихого торжества.
– *Что?* - спросил я.
– Всех, кроме тебя, зовёт Дзидзиро, - сказал Лангри вслух.
– Всех девушек. Она сказала: пусть оставят одежду и уходят. Между прочим, здраво: представьте себе, что это вас окружают *голые и чужие* незнакомцы, когда вы собираетесь чиститься. Я бы *взбесился* ушёл грязным.
Девушки устыдились. Дзамиро положила пледы на подставку для удобрений, взглянула на меня:
– Напомни им *про одежду*, - и убежала наверх.
Ктандизо покрутила в руках коробочку с семенами, подумав, положила её поверх пледов - и они с Гзицино тоже ушли, оглядываясь и обнюхивая друг другу кончики пальцев с девичьими секретиками. Лангри посмотрел на меня.
– Я отправил домой микограмму, - сказал он.
– И жаль, что *нельзя связаться с микологами в лесу* в лаборатории нет гелиографа.
– *Зачем?* Не многовато суеты?
– спросил я.
– Новости должны узнать все, - сказал Лангри и дёрнул плечом.
– Голые чужаки появляются в лаборатории клана не каждый день.
А пришельцы, между тем, сняли одежду - на них было очень много одежды - и стали чиститься водой.
– Не везде голые, - сказал Лангри.
– Нелепо как-то *будто их брили, и они неровно обросли*.
– Почему они тебе не нравятся?
– спросил я, глядя на пришельцев.
У
них вправду росли редкие волоски на руках и ногах, росли дорожки тощих шерстинок на животе, а на лобке шерсть была гуще и довольно длинная. От этого вправду казалось, что они выводили волосяной покров везде, кроме головы и паха - смешно и не особенно красиво, но не отвратительно.А мышц у них казалось больше. У них были широкие грудные клетки, и таз широкий, и пенисы до гротеска большие, и на руках и ногах - особенно у того, с палкой - мускулы двигались под кожей буграми.
Пришельцы оттирались водой, косясь на нас. Что-то коротко говорили друг другу вслух. Выглядели настороженно и напряжённо.
– Им неприятно, что они голые, - сказал Лангри.
– Им самим неприятно *а ты удивляешься, что мне неприятно тоже*. Они нас боятся. Этот принёс в дом палку *зачем бы?* В общем... они... *опасны* не вызывают доверия.
– *Опасны?!* Разумные существа?
– удивился я.
– Ты думаешь, они могут что-то испортить или украсть?
– *Меньшая из неприятностей* украсть и испортить, - Лангри смотрел на пришельцев и щурился.
– Могут причинить кому-нибудь боль. Ударить *этой штукой*.
– *Чушь!* Человека?! Зачем?!
И тут Лангри зажал тревогу в кулак, а раскрыв ладонь, вдруг окружил себя и меня облаком тепла. Настоящего братского тепла - я в жизни не обонял от него ничего подобного.
– *Я тебя люблю* ты ещё очень юн, - сказал Лангри.
– Ты многое поймёшь, когда будешь странствовать. Мир - не ягоды и не мёд. *Надо отнести в чистку их одежду*.
Он принялся собирать в охапку грязное тряпьё. Зергей, всё это время хмуро посматривавший на него, сделал резкий шаг в его сторону и протянул руку, будто хотел отобрать одежду силой; его нервный запах впрямь стал невозможно угрожающим.
– *Нельзя!* - приказал Лангри наотмашь, так что Зергей закашлялся.
Я тут же убрал след приказа.
– Ты что?! Это же почти больно!
Зергей и Лангри смерили друг друга недобрыми взглядами - и мне вдруг захотелось забрать дубину. Забрать - и убрать. Лангри выглядел рядом с Зергеем *уязвимо* маленьким - и почему-то это было очень неприятно.
Но Дзениз тронул меня за локоть и начал что-то говорить вслух. Судя по жестам - объяснять, что в одежде осталось что-то важное. Мне стало стыдно.
Я взял у Лангри то, что прикрывало Зергея - Лангри сузил глаза, но не возразил даже намёком аромата. На одежде впрямь оказались карманы, а в карманах - что-то тяжёлое. Я вынул камешек и ещё какую-то вещь - тяжёлую, сложной формы, с неприятным запахом *металла*.
Эту вещь Зергей тут же взял у меня из рук и выщелкнул из странного тёмного корпуса блестящее лезвие.
И случился момент странного оцепенения: с одной стороны - я и Лангри, с другой - Зергей и пришельцы, а нож из блестящего металла будто обозначил границу. Их территория - наша территория.
При том, что мы стояли в подвале лаборатории клана Кэлдзи. При том, что это изначально была целиком наша территория. И при том, что любой парень, мужчина, странник, приходя на территорию чужого клана, становится его гостем или его частью - но уж не отмеряет себе куски личного пространства, в которое нет хода хозяевам.