Запасная царевна
Шрифт:
Мне стало стыдно.
Я понуро обвела взглядом стол с заготовками, сладко дымящий взвар на окне и расстроенную подругу и обреченно протянула руку:
– Ладно. давай сюда свою ленту. Я потом верну.
– Не надо- устало махнула рукой Василиса- У меня еще есть. А ты лучше и не говори никому, что лента моя. А то скажут, что ты не сама все готовила...
И быстро выскользнула за дверь. надо полагать, чтобы я не успела ее еще к чему-то припрячь.
– Эх… Лучше бы она именно с потрошением птицы мне помогла- пробурчала я- А уж лук я бы и сама нарезала.
«Может еще поплачем?
Но я устало взглянула за окно и поняла, что если я буду тратить время на рев и ожидание, то к назначенному времени с заданием точно не управлюсь. Надо было срочно идти ловить своего неправильного гуся.
Глава 24
Битва была ни на жизнь, а на смерть. Дважды садилось алое солнце за омытый кровью горизонт. Дважды и восставало, аки Феникс из пепла. Криком кричала земля русская, громом кололся черный камень…
Ну и прочая патетика в духе дня, так сказать.
– Заткнись, подлая тварь- шипела я, всем телом придавливая окаянную птицу к земле и, с переменным успехом, уворачиваясь от ее вредоносного клюва, торчащего из мешка.
– Ш-шшш!- огрызался адский пернатый гад, очередной раз весьма ловко щипая меня за попу, высунутым через очередную дырку щипальником.
Вот только не надо меня спрашивать, почему совершенно невинная, в данном случае, жертва человеческого меню вдруг стала обладателем не самых приятных имен. В чем, типа, белоснежная красота виновата? Это я само зло ( как обычно), а она просто мирно плавала в пруду.
Ага. Мне тоже сперва было стыдно. Пока сцена с геройски погибающим символом любви, семьи и верности не превратилась в сцену расправы над нечаянной бесталанной охотницей, которая, между прочим, вообще неохотница была кого-то ловить и готовить, если уж на то пошло.
Почему-то, талантливо приманенная глупая птица, среагировавшая на банальное «Ути-ути, иди сюда! На тебе хлебушка!», после моего гениального падения на нее так заковыристо извернулась в моих руках, что спеленать дальновидно выданной Василисой алой лентой получилось не запланированный ранее клюв, а только лебединые лапки.
Лента затянулась на смерть каким-то невообразимым пятерным узлом. И теперь не поддавалась ни развязыванию, ни стягиванию с красных ласт птицы. В итоге, пернатый не мог ни уплыть от меня, ни убежать. Улететь же ему мешал неловко наброшенный на него мешок, который, однако, был просто безобразно мал для гигантского лебедя и смотрелся как капюшон на кукушонке, заканчиваясь аккурат на середине упитанной тушки.
Но мало нам было того, что и мешок был не по жертве, и лента применена не по назначению!
После того, как дьявольское отродье в перьях оказалось красиво украшено бантом на лапках и мешком на голове, оно, почему-то, окончательно взбесилось и начало вот так истерично шипеть и кусаться, параллельно пытаясь избивать меня могучими крыльями, частично окутанными рваным мешком.
Уж не знаю, что именно вывело его из себя- то ли ощущение, что его подло обманули и теперь откровенно покушаются, то ли попранное чувство прекрасного и полное несоответствие представленного одеяния
тонкому лебединому вкусу.Но билось чудовище в перьях жестоко и явно с лозунгом « пленных не брать».
Руки и ноги мои теперь сплошняком покрывали огромные синяки. Коса растрепалась. Частично выдранные волосы липли к мокрым щекам, застилая глаза. Подол сарафана был безжалостно порван и, не стесняясь, открывал потертые, исцарапанные ( да! Но лапах еще и когти имелись, в придачу к перепонкам!), испачканные травой и глиной колени.
Я пыхтела и страдала, пытаясь своим не великим весом удержать на месте беснующуюся птицу, а белоснежный монстр, в довершение ко всему, орал, как армия сатаны и шипел, почище бенгальского тигра.
Солнце неумолимо ползло по небу, тонко намекая на скорое окончание битвы кулинаров и мое полное очередное поражение в нем. А потенциальная жертва запекания становиться царским блюдом и рядом не планировала. Создавалось впечатление, что скорее это я буду лежать на блюде красивым калачиком, с яблоком во рту и морковкой в… руке, если только птице удастся вырваться из моего недруженственного захвата.
А уж как эта тварюга ругалась! Нет, я, конечно, лебединым не владею. Но тут и без переводчика было понятно до последней запятой, чем именно угрожал мне этот недогусь:
– Ты труп, поняла меня?- на своем птичьем шипел пернатый маньяк, прогрызая в мешке очередную дырку.
В реале это конечно звучало как: «Га-га-га! А-ааа!».
Но тут и дураку было ясно, что это не песнь о безвременно ушедшей юности.
– Да поняла я, поняла… Поняла, что теперь отпустить тебя точно не вариант- кряхтела я, ерзая по прижатому к земле лебедю- Ты же меня живой не отпустишь уже.
– А ну слезла, живо! А то я сейчас у тебе дыру прогрызу- обещала тварь на своем птичьем, демонстрируя всю реальность угрозы быстро появляющимися в мешковине новыми прорехами.
«Га-га-га…га…ГА!!!!!»- раздавалось в тишине возле пруда, не требуя дополнительного перевода.
– Что за мир?- возмущалась я- Не могут лебеди ничего грызть! У них зубов нет…
– А ты отпусти и проверь- вкрадчиво шипел на меня птиц, явно чем-то клацая в жестком клюве.
– Хрен тебе- огрызнулась я, наконец ловко выворачиваясь на бок и переворачивая жертву вверх ногами, затянув на жирных бочках тесемку мешка- Фух… дотащить бы еще до кухни тебя как-то.
В перевернутом состоянии многокилограммовая туша отбивалась хуже, шипела тише и злобно клацающий клюв находился от меня явно дальше.
– Где-ж ты так отожрался- то?- стонала я, таща за собой по дорожке куль с лебедем, создавая на мягкой земле глубокую борозду его задом- Пипец! В тебе двадцать кэ-гэ чистого мяса точно! А то и все двадцать пять. Гигант какой-то! Что-то на столе вы мне помельче казались… В жаренном виде-то. Может вы ужариваетесь в процессе?
Птица комментировать варианты готовки и собственное ожирение отказывалась, шипя о бодипозитиве в целом, и негативе по отношению ко мне в частности. И было не понятно, смирилась она с неизбежным, или просто готовит очередную диверсию. Но, хотя бы, не пыталась больше вырваться, позволяя беспрепятственно тащить свое откормленное тело, что уже было не малым подспорьем.