Запасный выход

Остаток лета он провел в Питере. Вывозил на Ладогу друзей и знакомых с детьми, жарил им на костре мясо, рассказывал байки, ловил окуней и готовил на решетке над углями. Людям всегда нравилось с ним на природе, они, наверное, чувствовали себя уютно и безопасно, как с книжкой на диване. Я их понимаю.

Он отправлял мне в Ватсап фотографии жареных окуней и щучек, загорающих знакомых и их детей, а в середине сентября вдруг выслал картинку, которая открывалась из окна его нового жилища: побуревшую к осени просторную долину реки, заросшую карликовой березкой, и высокий камчатский вулкан на горизонте.

Я показал картинку жене. Она рассмотрела ее, растянув пальцами на экране телефона, затем изучающе рассмотрела меня:

– Хороший у тебя друг. – Опять вернулась к телефону и вулкану на горизонте. – Меня все это в нем так бесило, а сейчас, наоборот, думаю: он остался этому верным, и мне это так нравится. Он верный. Это как-то так…

Жена долго подбирала подходящее слово, но не вышло. Она просто прикоснулась несколько раз пальцами к своей груди где-то между ключицами и самой себе утвердительно покивала.

А еще через месяц мне позвонил из Питера Серега, у которого Игорь раньше работал и жил в мебельном цеху. Позвонил, чтобы сообщить неприятную новость.

Мой старший товарищ оказался в больнице Петропавловска-Камчатского с инфарктом и инсультом. Рак почки четвертой степени с метастазами, который и спровоцировал все это. Лечить поздно, ему обещают не больше месяца.

– Я с ним поговорил. Он слышит, иногда даже что-то вроде отвечает. Хотя и не поймешь, что именно. С ним сейчас сын. Позвони ему, он будет рад, – сказал мне Серега. – Так что такие вот дела.

И я не позвонил.

Ходил вокруг телефона, готовился. Потом отложил на утро. Потом разозлился на Игорёшу и назначил себе время в обед, а в обед понял, что на Камчатке наступила ночь.

Так и не набрался смелости, а через неделю его не стало.

Экспедиция Рассказ

Путешествия и путешественники – две вещи,

которые я ненавижу, и тем не менее: вот он я, собираюсь рассказать вам историю моих экспедиций.

Клод Леви-Стросс. Печальные тропики

Не вздумайте говорить, что ваша фамилия

Леви-Стросс… Это же джинсы!

Из бесед Клода Леви-Стросса с Дидье Эрибоном

С утра перед отъездом Полина сгоняла в «Ашан», купила продуктов и отвезла маме, забила холодильник.

– Мне все это не нужно, – с ходу заявила мама и пошла срочно протирать пыль в комнате. Но тут же появилась на кухне, чтобы сполоснуть тряпку. Косилась, как дочь достает из пакетов покупки.

Вместе с ней вошел жирный кастрированный кот, сел, отвернул морду, обвился хвостом.

– Йогурт и вот эту дребедень забери себе, это я не ем, ты прекрасно знаешь. Прекрасно знаешь, что у меня поджелудочная, – сказала мама от раковины и, не дожидаясь ответа, отвернулась, затянула свои церковные песнопения агрессивно тонким голосом.

– Мам, смирись. Твоя дочь купила тебе продукты. Ничего не поделать. Не съешь – выбросишь.

Когда Полина уже обулась в темной прихожей, мама прекратила заунывный распев, подошла. Постояли лицом к лицу, встретились, наконец, глазами.

– Ангела-хранителя, – перекрестила дочку на долгую дорогу.

– Мамочка, я тоже тебя обожаю. Буду звонить по возможности.

Накинула курточку, глянула в зеркало. Жирный кот тоже глядел на нее от кухни холодными зеркальными глазами.

– Мне вчера на работе загадку загадали. Хочешь?

Не дожидаясь ответа, спросила:

– Маленькое, сморщенное, должно быть у каждой женщины. Что это?

Мама вздернула подбородок, уголки губ горестно опущены.

– Мечта.

Полина захохотала:

– Мам, ты – прелесть. Но не угадала. Отгадка – изюминка.

Полина нравилась себе после встреч с мамой. Инициатива и позитив. Позитив и инициатива. «Простота и любезность столь непринужденны, столь естественны, что нельзя не предугадать, нельзя не ручаться за счастье, которое тебе предназначается».

Вернулась домой и весело припарковала машину, своего «пыжика», рядом с подъездом на единственное свободное место. В тенек под деревом.

Дерево поднималось со стороны детского сада, шло вверх не сразу, а как будто брало разгон вдоль земли, потом уже взмывало вверх. Крашенная в веселые цвета ограда садика заботливо перепрыгивала через комлевую часть. Кора на принадлежащей садику части дерева была светлая и гладкая, насиженная и излаженная игравшими детьми.

Дерево нависало над проездом, с его ветвей на автомобили иногда гадили вороны. Нижнюю часть ствола покрывали многочисленные наросты, вздутия, опухоли на единственной ноге этого растительного организма, вызывали мысли об онкологии.

Другого свободного места не было, а ставить далеко не хотелось.

Вечером в самолете листала ленту «Фейсбука» и узнала, что на завтра в Москве объявили штормовое предупреждение.

Как чувствовала! Еще остановилась, оглянулась, заходя в подъезд, подумала: может, переставить все-таки в соседний двор?

Не переставила, не послушала себя. Девочка моя, ты опять не послушала себя. Варикозное растение, простершее крону над милым «пыжиком», которого ты купила на честно заработанные деньги, которого бережешь как собственное дитя, теперь будет жить в твоих мыслях всю эту чертову экспедицию.

Нет, есть, конечно, несколько человек, которым завтра можно было бы позвонить, попросить съездить, глянуть, как машинка там поживает. Но неудобно грузить такими проблемами. Данилу попросила бы, но он вот рядом в кресле, в прикольной шапочке – воткнул наушники, надул подушечку под шею, откинул голову и спит с открытым ртом.

Полина посмотрела на спящего, вернулась в айфон. Потом, поджав губы, снова прошлась взглядом по ладоням и лицу Данилы, остановилась на губах, на носу, на бровях, на ушах, на щетине. Заранее выращенная щетина была уже вполне экспедиционной.

Раздражилась, что спит. Пригласил ее на эти острова, а сам спит.

Не выспался в своей отдельной, идущей без нее жизни.

Уже полтора года встречалась с ним раза два-три в неделю, проводили вместе ночь у него или у нее. На большее как будто и времени не хватало: оба завалены своими проектами по самое горло, оба помногу и с удовольствием работали. По выходным иногда ходили на выставки и другие развивающие мероприятия. Зимой иногда на каток. За эти полтора года она с ним посетила несколько квестов, летала в аэродинамической трубе, прыгала на батуте, каталась на квадроциклах, плавала в ужасно холодном бассейне с дельфинами, стреляла из револьвера в тире. Один раз даже ходили на мероприятие, называющееся «расфигаченная дебошь», когда ты громишь кувалдой офисное (или, если хочешь, домашнее) помещение с телевизорами и компьютерами. Теперь вот экспедиция. Постоянно убеждала себя, что такие отношения в порядке вещей. Хотя они, в общем-то, действительно в порядке вещей. Но в неправильном каком-то порядке.