Запасный выход

Рядом Мариша, жена Димы. У Димы сейчас в руках тоже пульт коптера. Мариша чуть пониже Полины, поплотнее, покороче стрижка, концы рыжих волос лезут в глаза, их приходится откидывать. Мариша тоже наблюдает сцену охоты вживую, неоцифрованным способом, еще у нее сходит лак на коротко стриженных ногтях, его постоянно сколупываешь, особенно если при тебе хищники нападают на китов, поэтому Мариша постоянно отвлекается от зрелища, чтобы взглянуть на свои пальцы.

Равнодушно орут морские птицы, тупо стучит топор на турбазе, чмокают в берег небольшие волночки, отдуваются киты. Или один кит – не поймешь, сколько их там. А может, и косатки тоже дышат, это же вроде не акулы?

– Не, вроде тоже млекопитающие. Мне кажется, что я уверена, – отвечает Полина. – Я даже читала перед выездом про китов и этих косаток.

Вытаскивает айфон и тут же убирает обратно в карман флиски. Зачем только носит? Все равно связи нет. Была бы связь, сейчас бы узнали – млекопитающие или не млекопитающие.

Ни одной нерпичьей головы не видно в заливе, все попрятались от этих косаток, наверное. А утром эти головы тут и там виднелись на воде, Герман показывал и рассказывал о нерпах кучу всего.

Герман знает всё. Есть такие люди, которые всё знают и всю дорогу выдают тебе всякую информацию, хочешь ты или не хочешь.

Полина запомнила, что эти тюлени как-то странно поступают со своими детенышами. Нет чтобы научить, показать, как рыбу ловить, что съедобное, что несъедобное. Нет. Быстро выкормила прямо на льду молоком («Пятьдесят процентов жирности», – утверждал Герман и счастливо улыбался), выкормила и свалила жить своей жизнью. А в желудках у начавших самостоятельно питаться нерпят находят даже камни.

Герман рассказывал, Полина (у нее серые глаза, говорят, что серые глаза – самые зоркие) смотрела на черные точки в море, которые были нерпичьими головами, и думала, что все они – брошенные в детстве селф-мейд нерпы, добившиеся всего сами.

Она, Полина, неброшенная, хоть и тоже селф-мейд. Полуброшенная, можно сказать, или заброшенная. Дитя девяностых, и она тоже иногда как будто ощущает в животе серые холодные камни.

Отец ходил во время путча к Белому дому, размахивал триколором, азартно двигал науку и писал стихи, потом бросил стихи и ушел из науки в бизнес, потом просто ушел. Мама, помимо своего репетиторства и позже риелторства, все время была с головой в уфологии, в буддизме, в йоге, затем (и до сих пор) в православии. Все это у них делалось со страстью, с полной отдачей. Полина росла почти самостоятельно. Тоже с отдачей, но с разумной, продуманной, без папиного азарта и маминой страсти.

Она и на маму никогда не жалуется, поскольку в ее дочернем чувстве много родительского отношения взрослого человека к родному, но незрелому существу. Смотришь вот так, несколько свысока, на порывы, подвиги и обиды неразумных родителей и не сердишься, скорее, жалеешь. Она даже на отца не таит обид, втайне от матери звонит ему раз в месяц, один раз настояла и почти насильно свозила его на обследование: сосуды у него ни к черту, а сам заботиться о своем здоровье он отказывается.

Поглубже в берег, где, наверное, захлебываются и умирают волны, перехлестывающие через пляжик во время штормов, все завалено выброшенными водой стволами деревьев. Толстый слой побелевшей, ошкуренной, похожей на мертвые кости древесины. Кладбище леса. Выросли в небо бессознательно, упали, наверное, красиво, но тоже бессознательно и лежат в полном беспорядке. Полине неприятно думать о деревьях, особенно о ломких.

– Не, не кладбище, – возражает Мариша. – Это, знаешь, напоминает… есть такие большие коробки спичек, «Хозяйственные» называются. У нас на даче всегда такие. В этом коробке спички точно так же вперемешку навалены.

Ладно, ну что там с китами? Как развиваются события? А никак. Непонятно как. Подводная движуха и выдохи.

Вообще, если задуматься, у них на глазах могут сожрать беззащитного кита, который ничем не может ответить. И убежать, в смысле – уплыть, не может, видимо. Они его убьют или сделают инвалидом на всю оставшуюся жизнь, а мы такие тут стоим и записываем терабайты информации. Это уже как-то угнетает.

Движение тяжких тел в воде, вздохи китов, сосредоточенные, азартно застывшие у воды мужчины-операторы и фотографы. Поглядела еще раз на замершую фигуру Данилы. Волосатые мужские ноги торчат из-под темного покрывала. Неожиданно решила, что он похож на вуайериста, сосредоточенного на чужом интимном акте.

– Вуайеристы, блин.

– Не говори, порнография какая-то. За китами нужно по-другому… Мужчина должен взять тебя за руку или обнять, сказать нужные слова. Вы вместе должны смотреть в море.

– Ты чё! Мы же в экспедиции.

– Это экспедиция, детка, – басом поддержала ее Мариша.

Девушки засмеялись.

На это стоило посмотреть: гиганты, атакующие других гигантов в водах моря, немного тусклое, скорее, матовое, солнышко, скалы, отделяющие видимый мир от океанских пучин, и среди всего этого, на самом краю света – две симпатичные девушки, смеющиеся на довольно диком берегу. Это же красиво, наверное. Но мужчины этого не замечают. А девушки уже больше не могут ждать.

– Не раздумала купаться?

Откинули волосы, пошли, заскрипели галькой на стук топора, к домикам за купальниками.

– Я даже думаю, хорошо, что узнала, что этот инвазионный мигрант может свалиться на мою машину.

– Почему?

– Ну, я когда вспоминаю, мне так не хочется об этом… о том, вообще, что там в Москве, что здесь как-то даже больше вокруг смотреть начинаю, оглядываюсь, больше всего вижу. Природу всю эту…

– Ты – умничка.

Аркадий, работник турбазы, колет напиленные чурки возле бани. Плотный слой загара на лице, коротко стриженная седоватая бородка. Глядит бодренько.

– Что, налюбовались уже?

– Да там не особо видно, что происходит.

– Бинокль могу дать. Дать?

– Не, спасибо. А долго они будут еще охотиться, вы не знаете?

– Сейчас уйдут. Волка ноги кормят. Пойдут тюленей гонять.

– Слава богу! А то мы купаться хотели, но как-то страшновато.

– Ни одна косатка за всю историю ни разу не напала на человека. Они умнее нас с вами. У них, если судить по мозгу, по строению мозга, ай-кью около двух тыщ в среднем. Вот у вас сколько?

– У нас-то поменьше, – доброжелательно отвечает Мариша, изучая прядку своих волос.

Аркадий поворачивается к ним прочной спиной, двумя ударами разваливает чурку, уверенно, хрустко колет половинки, одной рукой придерживая их, другой взмахивая колуном. Оглядывается. Девушки еще не ушли: смотреть на такую работу приятно.

– Нравится тут у нас? Такая природа мало где… даже с Бразилии приезжали… места просто уникальные… я всегда говорю – край света… как попал, сказал себе – ё-мое… сам с Иркутска… медведи внаглую… камнями… собаку из будки… эта рыба уже вот где… абсолютно не исследовано… я этим всегда интересовался… киты… между прочим, слышали такого писателя… вам полезно будет, об этих местах… читать вообще любите?.. Вон, уплыли ваши косатки.