Записки дивеевской послушницы

Появился рабочий город. А немного позже нарком промышленности Серго Орджоникидзе поставил задачу — развернуть строительство Нижнетагильского вагонного завода. Для того чтобы задать дух соревнования, появилась заводская многотиражка «Вагоногигант». И сразу в первом номере призыв: «На ударной стройке — работать по-ударному!». Примечательна судьба ее первого редактора Семена Хайкина: вскоре он стал спецкором УралТАСС и геройски погиб на войне. Он с «лейкой и блокнотом» находился на передовой… А на страницах многотиражки печатались материалы о темпах строительства, о субботниках и пятилетках. Корреспонденты мастерски высмеивали нерадивых и лентяев под рубрикой «Беседы бетонщика Мишки о вагоностроевских делишках». В войну завод выпускал танки.

Под бдительным присмотром государства завод расширялся, строились новые цеха. И все это делалось руками тысяч спецпереселенцев. Архивные документы свидетельствуют о колониальных обычаях.

Я держу в руках справку, выданную работнице Наталье Леонтьевне Слинько: «За ударный труд и активное участие в общественной жизни Дзержинского района Н.Л. Слинько возвращены избирательные и гражданские права». А в примечании сказано, что «возвращение гражданских прав не дает права выезда с территории ссылки». То есть ударно трудиться и голосовать можно, а выезжать из города нельзя.

Самый первый грузовой вагон сошел с заводского конвейера в далеком 1936 году. Но это начало нельзя было назвать удачным. Краеведы раскопали историю и оставили о ней записи: «Как у большинства хозяек получается первый блин комом, так и производство тяжелых железнодорожных вагонов вскоре пришлось прекратить из-за нарушений технологического процесса, что приводило к перекосу рам еще на этапе сборки». А ведь согласно планам Уралвагонзавод должен был стать самым передовым предприятием отечественного вагоностроения. На него возлагалась едва ли не основная роль в обновлении грузового подвижного состава всего Советского Союза. Причину неудачи с первыми вагонами объяснили «вредительством». Тех, кто имел отношение к их выпуску, начиная с главного инженера, конструктора и кончая простыми рабочими, просто расстреляли. Кстати, приговор приводили в исполнение неподалеку от завода. А после — всех в общую могилу, чтобы не сохранилось даже имен.

«Мудрое решение» со всех сторон: нет имен, нет документов, не потребуется реабилитация… сотни, тысячи людей пропали в одночасье.

После пережитого шока технический прогресс рванул вперед семимильными шагами.

Впервые в отечественной практике на заводе получили широкое применение новейшие для того времени достижения мирового вагоностроения. Есть в «копилке достижений» и всемирное признание — золотая медаль Брюссельской международной выставки «Железнодорожный транспорт» в 1958 году. Ее дали за шестиосный полувагон грузоподъёмностью 100 тонн. Это было «дитя» конструкторского бюро. Время шло, менялись названия и товарный вид продукции. В 1974 году с конвейера сошел последний вагон с деревянной обшивкой. С тех пор завод выпускает грузовые вагоны и цистерны современного образца. На завод приезжают многочисленные иностранные делегации, фотографируются на фоне танков, охотно слушают гида, который трагическую часть истории всегда опускает. Стыдно…

Тверичане

Я хотела вернуться в этот город. Побродить по улицам, поговорить с людьми, подышать местным воздухом. В нем многое осталось от той России, настоящей.

В прошлом году мне запало в память, как женщины там носят штопанные колготки. С достоинством. Не со стыдом, не с протестом, а именно с достоинством. И вот, пожалуйста, я снова в Твери.

Первое, что бросается здесь в глаза, — нищета, повсеместная. Разбитые дороги, намеки на тротуары, обшарпанные металлические киоски. Но странным образом картина не вызывает уныния. Я поняла почему, обратившись с каким-то вопросом к первому встреченному незнакомцу: и он ответил мне с участием. В маршрутке я поинтересовалась, как доехать до площади Капошвара, — и люди начали объяснять, будто ждали моего вопроса, а водитель остановился не на остановке, а там, где мне нужно. И так во всем: участие и понимание.

О газетах. Когда листаешь местные газеты, кажется, будто все они оппозиционные. Ну, да мы правду уже воспринимаем как оппозицию. Дожили. Местный избирком жалуется, что явка на выборы у тверичан очень низкая. Пенсионеры будто сговорились, не то что голосовать, но даже к бюллетеням притрагиваться не хотели. Показательная ситуация в доме престарелых, работники комиссии приехали с урной, в актовом зале расставили кабинки, людей посадили напротив, угостили чем-то… Приглашают пройти к кабинкам для голосования. Все сидят, не шелохнувшись, проходит минута, другая. Устроители нервничают, приглашают снова. Старики сидят. Агитаторы думают, неужто глухие? Работники пансионата отвечают, все в порядке, и с людьми, и со слуховыми аппаратами, импортными, кстати. Снова так ненавязчиво приглашают в кабинку, реакция та же. Тут уже молодежь стала заметно нервничать, что же вы, господа ветераны, гражданскую сознательность проявить не хотите? И тут голос из зала:

— Вы сказали, выборы — дело добровольное?

— Да, конечно…

— Тогда разрешите идти. А за угощение спасибо. Благодаря выборам первый раз в году мармелад попробовали.

Работники избирательной комиссии рассказывают, в других областях люди с самого утра очереди занимают, а тут к вечеру пройдет десять процентов и то при условии беспроигрышной лотереи. Вообще, не голосовать в Твери считается признаком хорошего тона.

— Тверичане — такие люди, — говорит мне местная журналистка, — нас переубедить практически невозможно. Проще убить. К тому же исторически сложилось так, что мы всегда претендовали на политическое господство.

И вправду, история на их стороне. Тверичане сопровождали царские династии на протяжении многих веков, ну и жили рядом, что немаловажно. Видимо, поэтому уверены, что национальный лидер должен быть из Твери. Они этим замотивированы на все сто.

Бедные и… нет, не гордые. Просто люди с чувством собственного достоинства.

Затерянное племя

Главного северного идола — статую золотой женщины в рост человека, — ищут давно и безрезультатно. Трудно представить, что в век Интернета она может служить предметом культа. Но это здесь, в цивилизации; а в медвежьих уголках свои законы.

И вот в самом начале лета очередная археологическая экспедиция отправилась на поиски. А с археологами поехала и я. Поездка получилась стихийной, как бывает, наверное, только в журналистской жизни. Сказали «ехать», значит, собираешься и едешь. Воздушный поцелуй из окна спешащего такси — привет родне! Да записка, оставленная на столе. Вот и все.

Наши катера уверенно бороздят речное полотно, Боже, как это красиво, красиво до умопомрачения! Вдруг дорогу нам преграждает пожилой мужчина, судя по всему из рода ханты, он уверенно подплывает на деревянной лодочке, которой управляет коротеньким веслом, и кричит что есть мочи:

— Остановися! Остановися, делегация! Дальше нельзя! Тамошня!

Решено, на переговоры иду я.

— Добрый день! Что вам нужно, — спрашиваю, — какая может быть таможня в дебрях Ханты-Мансийского округа?

— Тебе говорю, делегация, тамошня, — не унимается тот, — давай рассчитывайся, а то не пропущу никуда!

— Сколько надо? — спрашиваю и беру в руки сумочку.

— Эй ты, баба, — ворчит «таможенник», — мне твоих денег не надо! Давай натурой рассчитывайся, и быстро!

Мои спутники в катерах поперхнулись от неожиданного заявления, потом руководитель экспедиции — Нина Могжанова, женщина весьма крепкого телосложения, взяла в руки большое железное весло, встала и сказала:

— Если не пропустишь сейчас же — пеняй на себя!

— Я недорого беру, — обиделся мужчина.

— А недорого — это сколько? — полюбопытствовали археологи.

— Два флакона одеколона…

Заплатив таможенную пошлину «натурой», мы отправляемся к аборигену домой. И здесь получаем право жить «сколь захочешь» всей экспедицией из одиннадцати человек и овчарки Рекса.

Разницу между археологами и геологами ханты понимают по-своему. Геологи, как правило, все мужчины, и у них много техники, приборы всякие с собой возят, чего-то измеряют, считают. А среди археологов наоборот — преобладают женщины, которые в технике не особенно разбираются, зато знают хорошо про украшения и домашнюю утварь и, естественно, все могут тут же оценить. А мужики, понятно, редко интересуются разными побрякушками, пусть и столетней давности, — так считают жители Севера.