Записки гайдзина
Шрифт:
– Чему учиться?
– Всему! Коллективизму, понимаешь, ответственности, смекалке! Разному там менеджменту. Все подмечать и внедрять у себя. Тогда будет сдвиг, понимаешь. А разбежаться по углам это мы все умеем, колбасу чужую жрать.
– Отчего же колбасу...
– А что, нет? Зачем это еще «гайдзин»? Придумали тоже. Надо в гуще, понимаешь, всем миром чтобы. Тогда будет сдвиг.
– Но я ведь... Я по-другому, но я тоже способствую... Я тоже болею душой...
– Душой это мы все горазды. А как рукава засучить, так врассыпную.
– Да нет же... Я как бы... У меня свой пятачок, на котором я полезен...
– Знаем мы ваш пятачок!
–
– Слыхали мы про ваши сети!
– Теперь уже неважно, где ты физически... Вот, скажем, Николай Гоголь...
– Вы, государь мой, шибко высокого о себе мнения!
– ...И МЫ ТОЖЕ !!!...
Уэно – Ёсино
– Мы тоже внутренние гайдзины!
В проходе стояли Рабочий и Колхозница.
– Мы тоже гайдзины в своем отечестве! Мы тоже любим все восточное и японское!
Они побросали инструменты на пол, уселись на лавку, и Рабочий заговорил:
– Моя жизнь протекала в темноте и невежестве, пока ее не перевернули Овцев и Цветочников. Вы читали Овцева и Цветочникова? Они открыли мне глаза. Я вдруг осознал, сколько чрезвычайного таится во всем японском. Я продолжил самообразование, я прочел «Склон Фудзиямы», «Загадку самурайской души», «Менеджеров в кимоно», «Вкус харакири», «Голую гейшу и ее четыре шогуна», «От ваби до васаби» – целую библиотеку.
– Ничего себе, – сказала Колхозница.
– Вот взять иероглифы, – продолжал Рабочий. – Их насчитывается уже десять миллионов, и каждый день рождаются новые. Мы с вами сейчас едем в поезде, а в эту секунду рождается иероглиф. Спрашивается: зачем? Куда такое количество? Ответ: чтобы хватило на всех гейш. У гейш, как известно, имен нет, есть только иероглифы, и повторяться они не должны, иначе это грех перед Буддой. А у каждого японца, помимо жены, обязательно еще и гейша, или целых две. Вот и считайте сами, какую прорву надо обеспечить. Существуют особые фирмы по разработке иероглифов, их услуги стоят баснословных денег, но японцы платят и еще сверху приплачивают, потому что у нас любят говно лаптями хлебать, а у них культура!
– Это надо позаимствовать! – сказал Минин. – Это надо внедрить!
– Или вот, скажем, рыба фугу. Вы знаете, как нужно медитировать на рыбу фугу? Рыба фугу очищается от водорослей, накачивается насосом – есть такие специальные бамбуковые насосы – и помещается между инем и янем. Тогда у нее начинают по-особому вибрировать жабры, а ваш спинной мозг это дело улавливает и переправляет в гипофиз. С непривычки можно и помереть, но если не помер, то открывается астральная чакра, и постигается природа мистических тел. Это сыграло большую роль в обеспечении экономического чуда. Все японские служащие в обязательном порядке медитируют на рыбу фугу большую часть рабочего дня. Рыба фугу объявлена национальным сокровищем и воспевается в официальном гимне компании Шарп.
– Это надо внедрить, – сказал Минин. – Это мы с Пожарским обсудим.
– Конечно, там много необъяснимого. Много такого, чего европеец никогда не поймет, даже если посвятит этому жизнь. Вот, например, интересный обычай: когда японец женится, то он берет свою новую тещу, сажает к себе на закорки и тащит на горную вершину. Там они садятся, выпивают на двоих бутылку сакэ и спускаются обратно – только уже не он несет тещу, а она его. Верхом на теще он доезжает до самого загса. Необъяснимо?
Пожалуй, для западного ума. Но этот обычай скрепляет родственные узы и рождает такую социальную стабильность, какой восхищался еще Плеханов! У нас про тещу анекдоты травят, а у них она сакральная фигура и цементирующее звено.Ёсино – Кагосима
– Вот видите, молодой человек! – обратился ко мне Минин. – Товарищ приобрел глубокие познания, читая книги. А вы тут живете, и не в курсе. Стыдно!
– Да, я очень люблю читать! – воодушевился Рабочий. – Вокруг столько книг, столько поэзии и прозы, столько блистательных переводов! Я вам сейчас почитаю.
Он извлек из кармана пухлый том, раскрыл его и начал чтение:
– В год второй Какацу месяца третьего близ Фукунума подле Маэбара воин Бонъясацуро рода Цуда трехсот коку в год в Такадана близ Коэгама вооружась катана стремглав направлялся в направлении к Аомура питая надежду сразиться с Годзаэмон рода Канъёцухан в Сакамото подле Фудзимура провинции Эцугава достигнув же цели бросился на врага стремглав.
– О-о-о-о-о! – закатила глаза Колхозница. – Какая тонкая работа! Какое знание реалий! Какая бережная передача повествовательной ткани!
– ...Безмолвно находящаяся в промежуточном зазоре меж фусума и токонома юная Ханако волнующе направляла страдающий взор на мелькающее стремглав катана и капли крови капающие на белое хакама и исполненное суровой мужественности храброватое лицо Бонъясацуро смело теснящего своего врага стремглав.
– О-о-о-о! Какая самоотдача! Какое вживание в текст! Какая беззаветная влюбленность в японскую загадочность!
– ...Воин то и дело вспоминал свое терпеливое дзадзэн в храме Унодзима близ Кацуяма когда великий святой преподобный Гондай Макаку стремглав появился в дзэндо постукивая своими гэта тук-тук и задал всем монахам трудную коан-загадку сколько соку в одном коку если в тысяче сяку ни одного бу.
– Ох, мамочки, я щас кончу...
– ...И вот теперь стремглав размахивающий катана храбрый Бонъясацуро долгожданно разгадав коан-загадку с входом в сатори буддийского просветления сразу же одним взмахом стремглав повалил врага Годзаэмон на татами и рассек тандэн катана давая наружный выход кровавому кишечнику и потокам крови пузырящимся буль-буль и победоносный вопль стремглав исторгнулся из его глубинного чрева опрометью.
– Ы-ы-ы-ы-ы-ы! – застонала Колхозница.
– Тут еще всякие сноски, – сказал Рабочий. – Их лучше потом читать, а то запутаешься.
– Нет, уж лучше сразу, – возразил Минин. – Я уже запутался.
– Тогда ладно, – сказал Рабочий. – Тогда не будем прозу, будем поэзию. Вы любите трехстишия? Любите хайку?
– Я очень люблю хайку! – снова оживилась Колхозница. – Послушайте мою самую заветную хайку. Она звучит следующим образом: вся как есть закрывшись кимоно рукавом – ах! – не отважусь и пискнуть.
– Это правильно, – сказал Минин. – Это хорошие стихи.
Веничка потеребил меня за плечо.
– Слышишь, Вадя?..
Кагосима – Саппоро
– Чего, Веня?
– Чего-чего... Говенный ты гайдзин, вот чего.
– Почему говенный?
– Да потому... Это вот что ли и есть «печальное очарование»?
– Да нет же, Веня... Это пена, это пузыри! Людям нужен миф. Отними у них этот, они вмиг соорудят другой. Пусть уж будет этот – жалко нам, что ли?