Записки империалиста
Шрифт:
Вот, чтоб они ещё лучше помогли у Павловской батареи, где летом 1854 года затопили суда. Но, их было недостаточно. Максимальная глубина фарватера в районе Павловской батареи составляла 24 фута, а только 12 судов имели в высоту от 15 до 23 футов. То есть проход они перекрывали частично. Новосильский приказал затопить ещё. Судно «Мажино», конфискованного у англичан, четыре русских судна, а также два старых тендера, принадлежавших Черноморскому ведомству. И вот тут сам он сообразил, или Бутаков подсказал. Потопили их с двойной пользой. Канониры с 1-го отряда на них руку набивали. Через день к ним присоединился 2-й и береговые батарей. Молодцы, моряки! Хваткие ребята. Утопленников усиливал бон. Старый разорвало сильным северо-восточным ветром.
Мины. На них чуть ли не молились. Они сейчас реально выступали как Wunderwaffe. Особенно после рассказов об их успешном применении на Балтике. Бутаков в разговоре о минах сказал:
— Будь их у нас в достатке здесь летом прошлого года. Мы поставили бы мины в Евпатории. В проходе в бухту в Севастополе, и перед его береговыми батареями. Противник зашёл на как вы, сказали ваше превосходительство, на минные поля или банки. Обратился он ко мне.
— Их бы подорвали, корабли получили бы повреждения. И тут батареи, флот, опять же плавбатареи, могли бы учинить не разгром конечно, но, поражение точно смогли бы нанести, — с лёгкой досадой в голосе закончил он свои размышления.
— Вполне возможно, — поддержал своего зама адмирал Новосильцев.
— Да, господа, наверняка вы правы. Вот здесь у Керчи мы это и попробуем сделать. Раз нам выпал такой шанс, — попытался я ободрить, и настроить их на успех. «А ведь Бутаков, сам, без подсказки, предложил вариант, минно-артиллерийской позиции! Талант!!! — подумал я про себя, даже с некоторым восхищением, смотря на разговаривающего с Новосильцевым и генералом Хомутовым, будущего адмирала, и уж точно, не рядового адмирала. Он и в реале о себе заявил, почти на уровне попаданца. А тут тем паче должен себя реализовать. Я ему буду подсказывать, и делать, так, чтоб не мешали ему. И получим ещё более сильного теоретика и практика парового и броненосных флотов. А там глядишь сам станет русским Мэхэном или кто из его учеников. Макаров, Дубасов, Чухнин, Скрыдлов.
Хотя здесь же в Керчи был у Бутакова, надеюсь будущий соратник, а не конкурент, капитан-лейтенант Лихачёв Иван Фёдорович. Уже опытный моряк, и с боевым опытом, тоже имеющий склонность к науке и военной теории. Тоже очень перспективный моряк.
В 1850 году на корвете «Оливуца» совершил плавание из Кронштадта на Дальний Восток, с октября 1851 года (после гибели прежнего командира) командовал этим корветом. В период пребывания в Охотском море, на Камчатке и в Русской Америке, занимался гидрометеорологическими исследованиями, разведкой якорных стоянок.
В марте 1853 года капитан-лейтенант Лихачёв по состоянию здоровья сдал командование корветом Н. Н. Назимову и из Аяна возвратился через Сибирь в Петербург, где временно получил должность помощника редактора журнала «Морской сборник». После начала Крымской войны, И. Ф. Лихачёв был назначен флаг-офицером начальника штаба Черноморского флота вице-адмирала В. А. Корнилова. На пароходофрегате «Бессарабия» 6 мая 1854 года Лихачев участвовал в бою с тремя английскими и французскими пароходами.
Вот Лихачёва Новосильцев и назначил командиром отряда плавбатарей. То есть он будет на острие атаки. Узнав об этом, я не стал отменять решение адмирала. Не убили в Севастополе, и здесь дай Бог смерть минует его. Но, распорядился приготовить для Новосильцева, Лихачёва, Бутакова, защитный комплект. Пусть только попробуют его не одеть перед боем. Отдраю лично, уже без инкогнито и вазелина.
26-го апреля в восемь утра, я начал совещание по готовности и подготовки Керчи к предстоящим сражениям. На нём было армейское и флотское командование, приглашенные офицеры.
Начали с морской темы. Новосильцев доложил, что Азовская флотилия боеспособна, и готова к отражению нападения противника. И, что с каждым днём её возможности растут.
— Хочу вас расстроить, Фёдор Михайлович., -дослушав его сказал я. — Союзники не дадут вам возможность, довести уровень подготовки флотилии,
хотя бы близко к вашей 4-й Флотской дивизии… они придут раньше. Но, пока есть время надо делать возможное и невозможное.— Поэтому жду от вас, господа, предложений, что ещё можно реально сделать, чтоб улучшить готовность флота. Прошу высказываться, — предложил я.
Новосильцев сказал, что подготовку артиллеристов надо усилить, и попросил для этого пороха сверхштата. Бутаков запросил ещё донецкого угля, хотя он был ещё не донецкий, и ускорить изготовления деталей для машин пароходов на заводах. Мой адъютант это записал.
— А что скажет представитель молодого поколения моряков, — спросил я с интересом, глядя на Лихачёва.
Вот тут молодой да ранний Лихачёв, немного смущённый вниманием к себе высоким начальством, для улучшения плавучести — живучести — боеспособности вверенных ему в командование плавбатарей. Предложил кроме предложенных мною булей, набить их трюмы бочками, ящиками, а их в свою очередь соломой, щепой, обрезками пиломатериалов. Ему его старшие товарищи сразу указали, что это лишняя пища для огня. Он парировал, тем, что противник будет вести бой с берегом, с восьмью паровыми судами, ещё и гребными, кроме его батарей, при чём у него будут даже не фрегаты. Поэтому шансы зажечь его батареи не столь высоки. Новосильцев был не восторге от идеи Лихачёва, Бутаков тоже. Огонь на корабле, тем более деревянном, во время боя, это хуже чем, три бабы во время дальнего похода. Баб то можно высадить или за борт выбросить. А пожар на корабле тушить тяжело, особенно без насосов, шлангов, системы пожаротушения.
Я поддержал Лихачёва. Про минные прорыватели набитые пустыми бочками, идущие на минные поля я помнил. Да, и у союзников в бомбах будет далеко не шимоза.
— Дельно, господин капитан второго ранга. У Нельсона есть вроде про то, что пушки в бою должны вести огонь как можно дольше, чтоб повысить шансы на удачное попадание, — сказал я в поддержку Лихачёва. Адмирал Новосильцев, согласился с мнением царского посланника. Но, на его лице читалось примерно следующее: «Эти столичные всезнайки лезут туда, где не сном и не духом». «Ну, не совсем так», — ответил я ему… про себя. И вслух продолжил:
— Развивая мысль о том, что противнику придётся рассредоточивать свой огонь по нескольким целям, хочу сказать, что ему их, целей, надо добавить. Для этого сделать несколько артиллерийских плотов. Поставить на них двенадцатифунтовки, и буксировать гребными большими баркасами. Но, это ещё не всё, господа. Ещё надо сотворить вот что.
— Из гребных канлодок сделать паровые, — стал я говорить. И сразу увидел удивлённые лица. — Да, господа, именно паровые. Ведь военную хитрость на войне никто не отменял. И улыбнулся. — Приделать к бортам лжекожухи для колёс, и такую же трубу. Жечь в ней паклю, ветошь, тряпки с дёгтем, нефтью, что дым был погуще. Издалека, и в суматохе боя, их вполне могут принять за пароходы. Пусть думают, что мы сильнее, чем есть на самом деле. Это нам на руку, — закончил я, перестав интриговать окружающих.
— Федор Михайлович, как можно быстрее это сделайте. Посмотрим, что получится, — уже распорядился я. И вновь переключил разговор на будущий бой, продолжил:
— А вот самим нам следует наоборот избежать раздёргивания нашего ответного огня. То есть заранее определить позиции для береговых батарей, судов флотилии, распределить цели. Чтоб добиться эффективности, и нанести противнику максимальный урон, вывести из боя, или даже утопить его. И здесь необходимо теснейшее сотрудничество берега и флота. Чтоб не было как в Севастополе до последнего времени. Война у нас одна на всех. И достижения успеха в ней, это общее дело для всех, господа. Прошу, вас, меня услышать! Поскольку это не мои слова, а государя! И в упор посмотрел на каждого их присутствующих. Как бы спрашивая взглядом: «Услышали!?» Генерал Хомутов, который знал, что я и есть этот самый государь, весьма выразительно на меня посмотрел.