Записки империалиста
Шрифт:
Из книги «На службе Франции» генерал-лейтенанта Ален де Лонна, глава «Война в Крыму».
«Прибывший с совещания командир полка сообщил, что ночевать мы будем в поле, а утром начнём отходить к Камыш-Буруну. На вопрос почему сразу не сделать это, ведь пройти надо бы всего одно лье, он ответил: «Казаки. Их уже было несколько полков между нами и городом. И начни мы движение ночью в растянутых колонах, их нападения нам не избежать. Днём же они нам не страшны».
Нашим генералам хватило опыта отойти на расстояние, которое давало неуязвимость нашим войскам от русской артиллерии. Мой батальон, наш полк и весь десант начал располагаться на ночлег, надеясь хоть немного отдохнуть после столь тяжелого для нас дня.
Я всегда недолюбливал англичан, и их действия в ходе событий только укрепляли мои чувства. Они с руганью и чуть не с дракой заняли место, за французскими частями встав к западу, как
Вскоре после того как батальон расположился на ночлег, в его расположении я вдруг услышал шум, крики радости, смех среди вроде уже угомонившихся солдат. Через несколько минут, ко мне подошёл немного взволнованный командир первой роты, и сказал: «Господин, майор, я думаю понадобиться ваше вмешательство». На мой вопрос, что случилось он ответил: «Выпивка среди солдат мсье». После этого я приказал немедленно собрать офицеров батальона и сержантов, и мы пошли к месту событий.
Оказывается на месте лагеря нашли брошенный или специально оставленный обоз с небольшим количеством провианта, и что было хуже всего с немалым количеством спиртного. Солдаты моего батальона и здесь показали себя молодцами, в драке с англичанами, турками и другими французскими частями они отбили две бочки с этим пойлом. И немало человек уже успели его хлебнуть, судя по их состоянию. Остальные горели желанием тоже это сделать. Ротные офицеры и сержанты навели порядок среди солдат, и я с ними договорился. Они сейчас все для крепкого сна получат пару глотков, а остальное обязательно употребят, но, не сегодня. А когда прибудем в Камыш-Бурун, и устроимся там. Я верил своим солдатам, они верили мне. Это было уже проверено войной. На этом это мы и разрешили ситуацию. В других частях, судя по песням, шуму, дракам, было по-другому.
После этой истории с бочками, у меня возникло чувство тревоги и сомнения. Узнав на этой войне как русские воюют, меня не оставляла мысль, что они, в отличие от нас, с нами ещё не закончили вести сегодняшнее сражение. И начавшийся за полночь обстрел лагеря только подтвердил мои опасения».
Противник отошёл, встал лагерем, значит можно было начинать ноктюрную часть сражения. Удары должны быть нанесены со стороны УРа «Керчь», а с запада сводная гвардейско-гренадерская бригада. Они были главным ударным инструментом. Казаки должны были отсечь путь в Камыш-Бурун. Ведь именно туда будет отходить противник, попав под встречные удары русских войск.
С наступлением темноты началось движение с УРа «Митридат» в УР «Керчь» туда ушли роты Азовского полка, Православной дружины. Теперь и они перейдут из разряда наблюдателей, в действующие лица.
Я с охраной, легкими единорогами, двенадцатифунтовками, ракетами выдвинулся в расположение сводной бригады. Которая сама выходила на позиции, откуда будет выдвигаться на рубеж атаки. Маршруты были проложены и отмечены заранее, проводники в наличии. Да, и союзники не оплошали, костры жгли.
План ночной атаки был не сложен. С темнотой русские войска займут свои позиции, отдохнут там по возможности. А в это время противнику обстрелами не дадут спать. Разведку проведут. За час до рассвета выход на позиции для атаки. Перед ней артналёт, и уже сама атака. В ходе, которой с десантом должно быть покончено, и русская армия должна будет одержать чистую победу. Не только обороняясь, но, и атакуя.
Из книги «На службе Франции» генерал-лейтенанта Ален де Лонна, глава «Война в Крыму».
«Мне удалось поспать чуть больше часа. Разбудил меня русский обстрел нашего лагеря. Хоть до нас их гранаты не долетали, я всё равно приказ затушить костры. И чувство тревоги меня не покидало. Что-то было не так.
И в момент, когда я посмотрел на часы, и увидел, что было уже без двадцати три ночи. Меня ударила мысль. «Ночь!!! Чёрт побери, ночь!!! Русские ударят ночью!!!» Они в этом мастера, и наше положение к этому располагает. Лагерь не укреплён, в нём полно раненых, части перемешались, слажено командовать ими сложно. И я тотчас же отдал приказ поднять батальон по тревоге, и подготовить его к отражению атаки с тыла. Перед собой набросать всё, что могло затруднить движение. Так же я отправил своего адъютанта к Депардьё. И через минут двадцать там тоже сыграли тревогу.
И вот примерно около часа ночи по парижскому времени по нам, и частям стоящим
вокруг нас начала бить артиллерия и ракеты… с запада, а не с востока. Обстрел ещё не закончился, как над нашим лагерем зажглись осветительные ракеты и бомбы. Через несколько минут после этого впереди нас у англичан послышались взрывы ручных гранат, началась ружейная стрельба. И после этого мы услышали русское «Ура!» Ночное сражение, в виде жесточайшей рукопашной схватки началось.Обхитрившие сами себя англичане не смогли надолго задержать напор русских штыков. А вот стоящие между ними и нами шотландцы, дали нам время побольше. И вот уже в нас полетели ручные гранаты, мы ответили залпами в кричащую и рычащую темноту. Не особо разбираясь, кто там, русские, англичане или шотландцы. В ответ получили огонь из пистолетов, револьверов, и начался уже рукопашный бой. В котором всё закружилось, завертелось, перемешалось, наслоилось, и уже трудно было разобрать, где свои, где чужие. Русские ломили страшно. Я стрелял из револьвера в любого кто хотел выстрелить в меня или ударить штыком, прикладом, рубануть тесаком, когда закончились патроны бил штыком, прикладом, руками, ногами.
В ходе ночной схватки вокруг меня осталось около двух взводов. И мы начали двигаться в сторону Камыш — Буруна. Солнце начало всходить и уже было можно ориентироваться. И тут на нас из темноты и общей свалки, вышли русские, три взвода. Увидев нас, они среагировали мгновенно, и меньше чем за минуту перестреляли из винтовок и револьверов почти всех моих солдат. Тех кто продолжил сопротивляться закололи или зарубили тесаками. И когда я остался с четырьмя бойцами, один из русских, рослый офицер, что-то громко закричал своим, указывая на меня. Я понял, что он хочет сразиться со мной один на один. Своим храбрым солдатам я приказал сдаться. После этого русские стали вокруг нас кольцом. И этот русский сказав мне: «Commencons, mon ami!», пригласил меня к атаке.
И я с яростью обреченного начал поединок. Мой визави оказался неплохим бойцом. И хотя я был уставшим и вымотанным за день и ночь, кроме в ночных схватках получил несколько ударов по голове и телу. И несмотря на это всё же я сумел нанести ему удар в живот… и ничего. Штык ударил в защиту, затем противник ударом винтовки, отвёл мою в сторону. В ответ на мой как казалось мне удачный выпад я услышал тревожные крики русских. Сам же русский толи зарычал, толи рассмеялся.
После этого за пропущенный удар я получил мощную атаку, которая закончилась для меня ударом штыка в левое бедро. От дикой боли я упал на колено, и русский занёс винтовку для удара в голову, чтоб прикончить меня. На его лице освещенное лучами восходящего солнца, в глазах я ясно видел желание убить меня. Я бросив винтовку, успел выставить руку, он штыком пробил мне кисть, но, удар мне удалось отвести. И вновь занесённый штык для последнего удара, его лицо с тем же желанием мне смерти, и осознание, того, что сейчас, здесь, в России, всё для меня закончится. Но, вместо смертельного удара сталью, русский, кому-то что-то яростно крича, ударил меня коленом по лицу. Я упал и потерял сознание.
Очнулся, когда было уже светло, перевязанным, с разбитым лицом, и, сразу понял, что я у русских. На этом для меня закончилась война в Крыму и начался русский плен. Для Жерара Депардьё тоже».
Многие наверно бывали в большой толпе, в несколько десятков, сот или тысяч человек. Концерт или праздник. Я тоже бывал в той жизни. Поэтому чувство толпы было мне знакомо. Когда ты заводишься, ощущаешь её силу, тебя прёт в общем. Даже если ты трезвый. Сильное чувство и опасное. Помню, шли мы как-то через город на разборки, группой в человек двадцать пять парней. Все нам уступали и дорогу, и смотрели с опаской. Сила!!!
Так вот здесь я был не в толпе, а среди тысяч солдат. И к тому же я был для них главным. Энергетика от этого всего шла не слабая. На это накладывался дневной успех в сражении. И меня начинало это всё разогревать. Я хотел драки. Сам по себе я не задирой не был, хотя иногда мог начать и первый. Александр Второй тоже трусом не был.
А ещё у меня, как и других нормальных пацанов и мужиков, когда берёшь прут, палку в руки, начиналось это… ты начинаешь ею махать, бить, рубить, тыкать. Причём в ближайшее доступное человеческое тело. Древние инстинкты они не спят, они только дремят, и то в полглаза, и пробудить их можно очень быстро. Тем более, когда у тебя в руках боевое оружие и возможность его применить, и тебе за это ничего не будет. Впервые такое я пережил в Чечне, когда мы выезжали на выезда или заступали в ночной караул. И вот теперь здесь, в 1855 году снова было… можно. Можно было пустить в ход боевое оружие, и тебе за этого ничего не будет. Даже похвалят и наградят, если ты будешь успешен в его использовании по его прямому назначению… отправлять врагов в страну вечной зимы.