Записки империалиста
Шрифт:
Не осталось без дела в ночном сражении и кавалерия лейб — гвардии. Ей выделили отдельный участок для атаки, чтоб она и пехота не мешали друг другу. Поэтому союзников кололи, рубили, топтали, не только штыком, тесаком, сапогом, но, пиками, палашами, саблями, шашками и конями. Кирасиры, уланы, гусары, драгуны, атаманцы, все побывали тут.
Начинало уже светать, когда я услышал среди общего шума сражения более мощное, «У-ра!!!», немного погодя ещё одно и ещё. Это сводная бригада встретилась с Азовским полком и Православной дружинной. Силы противника, значит, были рассечены и окружены. Сражение подходило к финалу. И я уже думал, что моим планам лично побывать в бою, а не около него, не суждено было сбыться. «Нет, так нет», уже смирился я. Мой боевой запал начал спадать. К этому времени основная часть стального батальона, роты дворцовых
Наверно, будь на нашем месте обычные войска, этим французам пусть и с потерями удалось бы прорваться через них. В этом момент они наверно были берсерками, а штыковиками французы были ещё знатные. Но, это было не их начало дня. Не свезло, им попалась не обычная пехота.
Сначала по ним дали залп из винтовок, потом начали лупить из револьверов. Я тоже рванул вперёд и начал стрелять, даже вроде попал. В ходе этого более половины атакующих полегло сразу. Остальных опрокинули встречным ударом. Уже через пару минут осталось стоять в окружении наших солдат четверо французов, и тот самый храбрый офицер. Ещё мгновение и их тела должны были принять в себя русские штыки. Ну, тут в их судьбы вмешался случай в моем лице. Я выйдя в месту событий, заорал: «Стоять!!! Не убивать!!! Этот мой!!!», указывая на офицера.
Он посмотрев вокруг себя, и увидев только русских солдат, сказал своим: «Аbandonnez et vivez, vous ^etes toujours des h'eros!!!» (Сдайтесь и живите, вы все равно герои). После того, как французов скрутили, мои бойцы встали в круг в два ряда, лицом во вне и внутрь его. Я снял кобуру с револьвером, тесак, и вышел, где стоял француз. Он ощутимо уступал мне в росте, но, несмотря на его потрепанный вид, изорванный мундир и брюки в нескольких местах, отсутствие фуражки, было видно, что он не стар и хорошо сложен. Федот, Георгий, офицеры моей охраны создали ещё один круг и держали наготове винтовки и револьверы. Я увидел как француз видя это в ответ ухмыльнулся. Выйдя в круг я встал спиной к восходящему солнцу, мой противник вынужден был встать к нему лицом, и приняв боевую стойку, я ему сказал: «Commencons, mon ami!» (Начинайте, мой друг). И он начал бой.
Я на автомате отбивая его выпады, даже сначала растерялся. Уж больно умело и свирепо он атаковал. «Не куя себе!!!», бабахнула у меня мысль, когда я получил сильный удар штыком в живот. Неслабые лёгкие моих бойцов выдохнули: «А-а-о!!! Краем глаза я видел, как мои телохранителя были уже готовы пристрелить отчаянного француза.
После пропущенного удара у меня в башке, что-то быстрее мгновения перезагрузилось, и меня охватила какая-то холодная, спокойная ярость, и я окончательно захотел убить этого человека. В ответ на пропущенный удар я толи рассмеялся, толи взревел, и парировав его очередной удар, сам начал атаковать, заставляя его отступать, и в одном из выпадов всадил ему штык глубоко в бедро, и как меня учили, повернул винтовку вокруг оси. Француз дико закричал, и припал на землю. Мои болельщики-фанаты, радостно выдали: «А-а-а, го-л!!!» И вот тут меня окончательно охватил древний инстинкт. «УБИТЬ!!!», — сиреной выло у меня в голове. Он, заставил меня занести винтовку уже для последнего, смертельного удара, я хотел ударить в глаз, и реализовать своё неуправляемое мною желание. Но, и у моего противника проснулся другой не менее могучий инстинкт и желание, — ЖИТЬ!!! И движимый этим, он нашёл в себе силы выставить руку навстречу своей смерти. Мой штык с хрустом пробил ему ладонь, брызнула кровь. Но, удар он отвёл, и обессиленный стоял на коленях на земле и смотрел мне в лицо, подняв левую руку вверх, и что-то пытаясь сказать мне.
От этого меня накрыло ещё больше, и следующим ударом я хотел ударить его в горло, чтоб уже наверняка.
Шаг вперёд, выверенное часами тренировок движение для нанесения последнего удара, глаза француза, его уже опущенные руки, ходящий вверх вниз кадык, мысль в голове «убить», штык, и его движение к горлу.Я отлично помню этот момент, я оскалился, слышал свой рык или урчание, у меня даже слюна начала выделятся. Потом, то с сожалением и неприязнью, то с удовольствием, в зависимости от настроения, я вспоминал этот сильный момент своей жизни.
И вдруг мой штык, чуть-чуть не дойдя до свой цели, начал уходить в сторону. Я его обратно, к французу, но, не вышло. Поднял глаза и понял, почему так. Это мой Федот… отвёл несущий смерть удар. И вот тут я вновь испытал это, как когда-то ещё в той жизни… вспышку гнева. От неё я реально ослеп на пару секунд.
— Ты!!!???», — заорал я в ярости, глядя на него.
— Ты!!!???
— Убью, сука!!! — дико орал я на него. И даже перенаправил на него свой штык, на котором была ещё свежая кровь француза.
Он в ответ стоял, опустив руки, и говорил мне:
— Ты победил, государь. Не убивай. Не бери грех на душу.
— Не надо. Он сдался. Ты не такой, — спокойно говорил Федот, и смотрел мне в глаза.
Наверно в это момент он просил у Бога, за француза, себя и за меня. Я смотрел на свой штык, опущенные руки Федота, его спокойные глаза, до меня стали доходить его слова. Разум начал вытеснять, могучие желания и инстинкты. В меня начал возвращаться человек. Почти. Я с рыком, будучи ещё бешенстве, но, уже контролируемым, врезал французу коленом в лицо. Он упал. Винтовку я отдал Георгию. И потребовал себя коньяка. И немного дрожащими руками взял серебряную походную рюмку, кусок осетрины, и раз за разом влил в себя сразу четушку коньяка. Махнул рукой, что оставили меня, сел на какой-то ящик, и стал приходить в себя. Вскоре меня начало отпускать окончательно.
Федота я на следующий день, когда поток дел немного ослаб, незаметно подозвал к себе.
— Скажи, мне ты, готов был умереть от моих рук, прося за этого француза? — спросил я его.
— Да, государь. Ты победил, он сдался, зачем тебе лишний грех брать? — глядя на меня, спокойно ответил он мне.
— А если б я тебя убил в гневе? — вновь спросил я.
— Господь бы простил тебя, государь. А я бы грехи свои искупил своей смертью во благо другого человека, — ответил он мне.
Я окуевший от такого хода его мысли, взял его за плечи, и сказал ему:
— Спасибо тебе Федот. Отвёл, спас ты меня от греха.
— Я тебе благодарен за это. Буду помнить, — произнес я, и это было искренне.
Глаза у этого матерого воина, заблестели, он набрал в грудь воздуха, и хотел, мне, что-то сказать. Но, наверно от избытка чувств не смог. Я в ответ немного стиснул его плечи, и сказал: «Иди».
Позже мне собрали информацию о Федоте более подробно. Так вот в сражение при Темешваре, в запале боя он перебил несколько венгров, которые уже, по сути, сдались в плен. Вот и тяготило его это. Ну, что ж француз ему теперь зачтется. Да, и отведение меня от убийства беззащитного тоже пойдёт ему в копилку.
К шести утра с десантом у Керчи было покончено. Остались отдельные отряды англо-шотландцев и французов, которые сделали баррикады из телег, пушек, тюков, мешков и даже тел своих убитых товарищей. Они были окружены, но, на предложение сдаться, делать этого пока не хотели.
Я верхом с охраной и штабом двигался по полю сражения к этим островкам сопротивления. Сопротивления по сути моей воли. Ведь именно это событие произошло уже благодаря моему вмешательству. А они этому продолжали противодействовать, хотя было ясно, что в этой истории сражение за Керчь Россия выиграла. А они упёрлись, и не хотели покориться новому повороту событий, которые произошли уже из-за моих действий.
Поле сражения. Я его видел и раньше… на картинах, и конечно в фильмах. Теперь же имел возможность увидеть всё сам, без подхода художников, режиссуры и операторской работы.
Восходящие светило всё больше и больше освещало место битвы. Повозки, пушки, в разных положениях, мешки, тюки, ящики. Что-то ещё взрывается, горит, дымиться. Картина гигантского хаоса, разгрома, будто здесь прошла толпа пьяных Кинг-Конгов или Полифемов. И везде лежали убитые, раненые. Застреленные, заколотые, зарубленные, разорванные ядрами и бомбами, посеченные осколками, затоптанные ногами людей и коней. Всё это были люди. Теперь уже люди. До этого они были врагом.