Записки империалиста

Атакующие части на всех направления атаки опять встретили заграждения, которые так искусно и коварно умели ставить русские. Французы это уже учли и разбивали их огнём легких пушек, цепляли кошками и вручную или лошадьми срывали рогатки, верёвки, и тем самым взрывали установленные там фугасы и расчищали себе путь. При этом они попали под огонь не только вдруг ожившей артиллерии русских, но, и из штуцеров, хотя расстояние до русских было ещё более тысячи шагов. И несмотря на это французы шли вперёд, бесстрашные зуавы и легионеры, бравируя своей удалью вырвались даже в авангард авангарда. И первые ощутили на себе то, что им оказывается, кроме уже привычных в Севастополя рогаток, ям, фугасов и картечи приготовили сегодня русские.

В это время собранные с гарнизона Севастополя и армии отборные стрелки на русских позициях беспрестанно вели прицельный огонь. «Один выстрел — одно попадание!!!», так их наставляли их командиры в Севастополе и здесь. Поэтому они стреляли, а, заряжали им винтовки, сразу несколько солдат, которые стреляли хуже. Прицеливание, выстрел, смена винтовки, вновь прицеливание, выстрел. И заново как заводные. Поэтому вскоре атакующим французам уже пришлось продолжать сближаться, идя через тела своих убитых или раненых сотоварищей, которых становилось только больше. Русские вели ружейный огонь так, что, стрельба слилась в один сплошной гул, а, их пули летели навстречу тысячами по всему фронту атаки. Сквозь него было даже не слышно выстрелов их полевых мортир. И всё же, теряя сотнями убитыми и ранеными, батальоны французов шли вперёд, они уже озверев от своей же крови и потерь вошли в состояние «la fureur francaise» (французской ярости), размахивая знамёнами и крича «Vive la France!!!» рвались к русским позициям, горя яростным желанием в ответ пролить как можно больше русской крови.

Сами же русские были сильно против своей кровопотери, и поэтому спешили как можно больше пустить крови у французам, и с каждой пройдённой ими меткой в поле ружейный огонь только усиливался, в бой вступали уже те, кто стрелял хуже, чем лучшие стрелки, но, тоже неплохо, за ними следующие. Но, французы всё-таки доказали, что на данный момент они наверно лучшие солдаты в мире, после русских конечно. Сыновья и внуки солдат настоящего Наполеона показали небывалую степень мужества и стойкости, достойную их соплеменников при Бородино и Малоярославцем, сумели по заботливо расчищенной по ночам от кустарника местности натянутыми между ними верёвками, небольшими фугасами, через рвы, ямы, рогатки, всё-таки дойти… до них и до неё. Устилая свой путь телами сумели сквозь шквальный огонь из винтовок достичь знаков, после прохождения которых, были выкачены на русские позиции пушки и ударили картечью по французам. Через минуты две к ним присоединились молчавшие до этого момента большие единороги и мортиры. После этого ещё по инерции напор французской атаки прошёл ещё несколько десятков шагов, и иссяк. Картечь, бомбы встречным ударом остановили его. Атакующие после первого залпа упали на землю сотнями, убитыми, ранеными и живыми. Новые залпы и новые сотни, и ещё и ещё. Идущие за ними батальоны, которые теперь из-за этого стали открытые для огня стали поучать свою часть пуль, картечи и бомб. Всё, французская атака захлебнулась в пыли, дыму и собственной крови. И горячая крымская земля вновь впитывала её в себя, ещё теплую.

Французы вынуждены были отойти по всем направлениям. Прикрывая отход своих частей их артиллерия начала бить по русским позициям. И уже через несколько минут стало понятно, что, теперь безнаказанно для неё это не пройдёт. Русские стали отвечать полевой артиллерией, и, что, особенно было неприятно, крупным калибром и ракетами. Помимо этого, русская тяжелая артиллерия стояла на вершинах высот, и так, чтоб её не достали с Сапун-горы, и тем самым была практически неуязвима для ответного огня французов. Также Федюхины высоты господствовали на Семякиными и соответственно балаклавской равниной. Поэтому французы достаточно быстро убедились, что русские более чем достойные противники в артиллерийской дуэли и за пределами Севастополя. Именно после этого штабной горнист протрубил команду «Отбой», и французские части, которые попадали под огонь русских батарей начали спешно отходить из-под огня.

Барятинский получив об этом сообщение по оптическому телеграфу от Липранди и увидев это сам в трубу. Радостно и громко сказал, тем кто был с ним на вышке и внизу:

— Всё, господа!!! Французы отходят с большими потерями для себя! Федюхины высоты устояли! Здесь успех!!! И вызвал новостями радостное оживление в своём окружении.

— Осталось теперь только сардинцев проучить так, чтоб век помнили, а, то и больше, они, явно собрались атаковать во второй раз. Наверняка теперь сами в бой пойдут. Их ставка на артиллерию и турок, понятно дело не сработала, — бодро говорил Барятинский, глядя в сторону Гасфортовой горы и чуть пританцовывая, от радости или нетерпения, отдал распоряжение:

— Передайте, Прокофию Яковлевичу, об успехе Липранди. Пусть и он теперь как следует угостит сардинцев. Бомб, картечи, пуль, пороха не жалеть. Надо у них отбить даже желание думать о новых атаках наших войск. Зарубочку поглубже на память им сделать.

Генерал-лейтенант Альфонсо Ферреро Ламармора сидел в окружении своего штаба, грязный, уставший, с перебинтованной рукой. Сидел и вспоминал свои разговоры перед отправкой в Россию с оставшимися участниками похода на Россию в 1812 году в составе Великой армии во главе с великим Наполеоном. То, что ему рассказали ветераны, казалось ему тогда не совсем реальностью.

Невиданное упорство русских в сражении под Москвой, её сожжение, по их словам, самими же русскими, поражение Наполеона под Малоярославцем, гибельное для итальянцев и остальной армии отступление через русскую зиму и партизан. По их словам, получается, русские, не люди, а сплошь герои и титаны, и ему, прошедшему не одно сражение всё-таки не верилось в это. И вот сегодня он окончательно понял, что ошибался. Старики-солдаты ему не врали, русские лучшие солдаты в мире и он, боевой генерал Альфонсо Ферреро Ламармора, сегодня сам в этом убедился.

Генерал-лейтенант Прокофий Яковлевич Павлов пребывал о распрекрасном расположении духа. Его отряд состоящий из его 11-й дивизии, двух батальонов Казанского полка во главе с полковником Всеволодом Гасфордом, первых защитников названной в его честь горы, тысячи охотников, пяти сотен стрелков-штуцерников, полевой артиллерии, двух батарей полупудовых единорогов, батареи двухпудовых мортир и ракет, выиграл сражение за Гасфортову гору в чистую. И приказ императора уничтожить как можно больше именно сардинцев судя даже на глаз по количеству убитых и раненых вдоль русских позиций тоже выполнил. Чем не повод для хорошего настроения?

Сражение он, как и было изначально согласовано начал первым. Выманил противника на начало обстрела ложными батареями и позициями пехоты. Бил он по горе более чем полтора часа и войска перетерпели обстрел просто отлично. Обманки часть огня принимали на себя, а известняк из которого состояла гора, в которую зарылись русские войска надёжно держал удары даже тяжелых мортир. Так, что не зря были стерты руки до кровавых мозолей у солдат.

Турки, которые пошли в атаку первыми, как и ожидалось себя не показали. Хотя их было не мало, три полка. До ближней картечи они так и не дошли. Они были остановлены редкими инженерными заграждениями, огнём стрелков и артиллерии. Фугасов и мин против пехоты на Гасфортовой горе не стали устанавливать, как и серьёзных заграждений. Командующий армией князь Барятинский на совещании перед сражением, сказал, что их задача удержать позиции уничтожив при этом как можно больше живой силы противника. Но, турки подвели русских, под массированный ружейный огонь и густую картечь они не захотели себя подставлять.

Генерал Павлов видел, как турецких солдат гонят вперёд свои офицеры и стоявшие позади их сардинцы и английская конница с левого фланга. Но, вперед шли лишь отдельные отряды не более роты. Они вырывались вперёд и тем самым привлекали на себя огонь стрелков и артиллерии. Который их быстро уменьшал в численности и заставлял отходить назад. Видя это остальные части турок не спешили идти вперёд, и вскоре, толи, не выдержав огневого воздействия со стороны его войск, толи просто не захотели идти в серьёзный бой дальше, начали отходить назад, тем самым смешав ряды сардинцев и англичан.

Турков, генерал за серьёзных противников не считал ещё с войны 1828–1829 годов, в которой, он офицер Могилёвского пехотного полка участвовал, брал Варну, отличился в бою и был награждён орденом Святого Георгия IV-го класса. А вот попробовать на зубок очередных европейцев он был не прочь, поляки, венгры, французы, англичане уже были, теперь вот сардинцы. Тем более от командующего пришёл приказ, суть которого была проста. Потерь у них должно быть как можно больше. «Что ж это можно устроить», — сказал он своему штабу и приказал, подпустить противника ближе чем на триста шагов, и затем уничтожить его картечью и ружейным огнём. Даже если дойдёт до штыков он и секунды не сомневался кто в этом случае возьмёт вверх.