Записки из страны Нигде

Для начала нельзя же сказать, что писатель совсем уж не понимает людей. Душевед все-таки… А с другой стороны, будучи душеведом, писатель как раз обостренно воспринимает эту непостижимость одного человека для другого.

Короче, вопрос для меня формулируется так: чем персонаж отличается от живого человека?

Литература, как и всякое искусство, имитирует жизнь, а не воспроизводит ее с документальной/физиологической точностью. Попытки воссоздать с помощью искусства нечто «живое» приводят к появлению чудовища Франкенштейна.

Живой человек очень сложен. В нем просто море противоречий, одновременных и разнонаправленных побуждений, в нем действуют инстинкты, воля, разум, интеллект, эмоции. Не последнюю роль играет и физическое состояние.

Разобраться в этом месиве не в состоянии никто, в том числе и он сам. Кроме того, живой человек очень часто действует под влиянием момента, он «сиюминутен». Это означает, что далеко не всякий поступок, не всякая реакция, которую выдает живой человек, по-настоящему его характеризуют. И добрый человек может сорваться, и умный – наговорить глупостей.

Персонаж всегда упрощен по сравнению с живым человеком. В персонаже нет ничего случайного – отобраны только те черты, которые нужны автору для раскрытия образа, а прочие проигнорированы. Отсюда - раздражающие биографические романы, где зачастую действуют настолько разные (к примеру) Екатерины Вторые, что при сопоставлении их даже в родстве или знакомстве не заподозришь, не то что в идентичности с прототипом.

Персонаж неизбежно упрощен и вложен в рамки, в схему. Живой человек в любую минуту может из рамок выломаться. Персонаж – только если это потребуется автору. Огромное море побуждений, бурлящее в живом человеке, персонажу просто недоступно. Это не нужно для авторского замысла. Более того, это мешает созданию художественного образа. Автору необходимо, чтобы его герой был понятен, чтобы он соответствовал заданному характеру, а не метался туда-сюда в «исканиях». Я считаю образ Левина в «Анне Карениной» переусложненным и «поплывшим», нечетким (как акварель на мокрой бумаге) именно потому, что Толстой не держал его в рамках, не упрощал, не создавал для него жесткую схему, а постарался передать все его внутренние движения как можно более полно. А вот достаточно «простая» (по сравнению с Левиным) Анна Каренина – она как раз получилась живая, внятная. (Это мое мнение).

Вторая вещь, которой нет в персонаже и которая неотделима от живого человека, - сиюминутность, случайность. В действиях персонажа не может быть ничего такого, что не имело бы значения. Важно все, что он говорит и делает. Это – характеристики героя. Для живого, реального человека далеко не каждый сиюминутный поступок характерен.

Кстати, поэтому я никогда не понимала, почему в полицейских сериалах у свидетелей спрашивают: «Как вы считаете, подозреваемый способен совершить убийство?» А свидетель такой, с жаром: «Что вы, подозреваемый душа-человек, он никогда бы никого не убил».

И да, о персонаже так можно сказать: «Я хорошо его знаю, он не способен кого-то убить». А вот о живом человеке такого не скажешь, потому что колодец чужой души не измерил даже Достоевский.

Подытоживая:

Человек очень сложен и сам зачастую не знает своих возможностей и способностей. Персонаж всегда упрощен и состоит из базовых характеристик, а все нереализованные и большинство второстепенных – игнорируются за ненадобностью.

Человек всегда сиюминутен и зачастую действует, реагируя на внешние раздражители. Персонаж никогда не сиюминутен, все, что он делает, для него характерно.

Это мое мнение о том, чем живой человек отличается от персонажа.

А вообще вычленить в живом человеке базовые, характерные черты и превратить его в своей голове в персонажа – это работа для душеведа. Тут главное – не слишком увлекаться, потому что см. п.1 («чужая душа потемки»), и этого никак не отменить.

Территория свободы

03:00 / 29.01.2017

Фэнтези – жанр малопочтенный даже среди развлекательной литературы. По крайней мере, мне постоянно об этом напоминают. Любители «научной фантастики», «альтернативной истории», «социальной фантастики», не говоря уж об адептах «крутых боевиков», посматривают свысока на феечек и дракончиков, это чисто девчонское чтиво.

Если фэнтезист напишет что-то хорошее, то это спешат причислить к лику «социальной» или «исторической» фантастики, отыщут там черты НФ – то есть постараются смыть родимые пятна легкомысленного жанра, слишком легкомысленного для солидного любителя литературы.

Потому что «фэнтези априори не может быть хорошей».

Все вышеперечисленное я взяла не из собственных фантазий, а из многолетнего опыта общения на данную тему в среде, которая сама себя объявила авторитетной по этой части. Спорить со «средой» бессмысленно – еще заест, того гляди, - поэтому просто скажу свое мнение.

Кстати, нет смысла возражать мне с формулировкой «Хаецкая не права» - просто потому, что человек не может быть неправ в своей любви или нелюбви. Я не объявляю жанр научной фантастики плохим, скучным или ненужным грядущему гунну; я лишь говорю о том, что лично я его не люблю, – и объясняю, почему.

Сегодня я хочу рассказать о том, как и почему я люблю жанр фэнтези. Что не мешает мне, впрочем, признавать: в этом жанре создается исчезающе мало хороших вещей. Но от фэнтези, от одной только мысли о ней, от одного только этого слова на душе становится тепло.

При царе Горохе, когда я заканчивала школу и отчетливо понимала, что хочу заниматься литературой, жизнь предлагала лишь два варианта, в которых моя мечта могла осуществиться: соцреализм про борьбу хорошего с очень хорошим и сложные внутренние переживания маленького человека в неподвижной среде (эпоха позднего Брежнева); или же пресловутая научная фантастика, то есть добро пожаловать обратно на уроки физики и химии, которые мне хотелось забыть как страшный сон. Приключенческие книги могли быть либо про войну, о которой такие молодые люди, как я, писать «права не имели», либо про революцию, о которой уже все было написано, - либо же это было что-нибудь заграничное, про индейцев, например. Индейцев в СССР не водилось, а «писать можно только про то, что хорошо знаешь». То есть фактически мне оставались школьные будни и изучение душевных движений участников мелочного конфликта из-за списанной контрольной работы.

Иными словами, я ощущала себя в ловушке. И выхода не было.

Так обстояло ровно до того самого дня, пока не услышала слово «фэнтези». Все оказалось просто и существовало уже много лет. Можно писать сказки не для маленьких детей. Разрешено. Просто делай.

Мне такое просто в голову не приходило.

Фэнтези для меня – это территория свободы. Любые миры, любые приключения, без оглядки на «так принято». Именно поэтому, когда позднее менеджеры от литературы начали ставить рамки и границы и объяснять, что «герой должен быть крутой», а «цели должны нарастать» (вплоть до желания захватить весь мир или стать королем), - у меня ничего не получилось. Для меня фэнтези так и осталась свободной от любых внешних ограничителей. Кстати, отчасти по этой причине я не могу читать большую часть фэнтези-продукции: это так же увлекательно, как искать различия между инкубаторскими яйцами.

Я люблю вторжение фэнтези на территорию, ей как будто чуждую: без мистического компонента я не воспринимала бы «Звездные войны» и без пятого сезона «Андромеды» не полюбила бы этот сериал так, как люблю его сейчас. (Естественно, адепты твердой НФ дружно ненавидят пятый сезон, ха-ха-ха).

Я люблю фэнтези за то, что она слышит музыку сфер, за красивость и безбашенность, за эмоциональность, за внимание к мистической, «тонкой» составляющей жизни. Мне нравится, что фэнтези-персонажи с наслаждением страдают и крайне внимательны к своим душевным движениям. Мне нравится, что их конфликты принципиальны и огромны, что души их не мелкие. (Еще одна причина, по которой не читаю многие фэнтези-книги: авторы наделяют своих персонажей мелкими душонками с ярко выраженным инстинктом самосохранения…)