Записки «лесника»
Шрифт:
По совместительству исполнял обязанности начальника отдела кадров.
Для этого нужны были чистые бланки трудовых книжек.
В министерстве трудовые книжки были, но мне их давать категорически отказались, ссылаясь на какое-то мудрёное постановление.
Но, в отличие от кабельного завода, денежные билеты Госбанка СССР тут очень любили и после недолгих уговоров мне удалось получить новенькую упаковку трудовых книжек и вкладышей к ним.
Работа в кооперативе закипела со страшной силой.
Мы набирали обороты, полы и двери ремонтировались, организации
Женский „Спартак“ (Москва)
Вызывает Войченко к себе в кабинет и, выглядывая из-за немеряного стола, говорит:
– В приёмной сидит кекс в мятом костюме.
– Это тренер московского «Спартака» – футбольной женской команды.
– Займись и реши вопрос!
Заходим с кексом в мой кабинет, фамилию его за давностью лет забыл, и он мне с подхода кладёт на стол факс.
В те времена это было очень круто и замысловато.
– Факс из клуба «Милан» за подписью президента Сильвио Берлускони!
Я слегка ошарашен и стал во фрунт.
А кекс, похабно улыбнувшись, продолжает сладко петь:
– Наш форвард Надежда Григорьева, одна из ведущих в Европе, её сам «Милан» хочет купить.
Я смотрю на портрет Михаила Сергеевича Горбачёва и отдаю честь, тихонько напевая про себя гимн Родины.
Далее стос достаёт сальный листок бумаги и показывает, сколько надо денег на содержание команды – цифры даже по тем бедовым временам были немалые, в деревянных.
Тут же сдвоенные фамилии баб с цифирью.
– Зачем они у тебя по парам разбиты?
– Если это не игроки основы – лишние расходы.
– А некоторые фамилии баб вообще поодиночке – чего вдруг?
Победоносно блеснув рыжей фиксой, дядя даёт полный расклад:
– Поодиночке – это соски, чтобы до игры отсосали у судей и прочих проверяющих и нужных людей.
– Зарплата – по степени профессионализма сосания и градации заглота.
– Без них никак нельзя.
– Дают результат…
– Парами – это лесбиянки, у тех, что зарплата повыше – основа, она в основном лижет, в остатке – низ.
Их разбивать ну никак нельзя!
Ну и так далее…
Короче просил много денег, чтобы команду спонсировал Войченко.
Владимир Иванович футбол и лесбиянство не любил и денег не дал, больше я с женским футболом не сталкивался.
Вызов
Наступила заключительная пора перестройки-перестрелки. Летом 1989 года поехали с Войченко и жёнами отдыхать в Юрмалу. Жили в гостинице «Юрмала». По какой-то там профсоюзной путёвке. Тогда туда входило и питание в ресторане три раза. А сажали кушать за один и тот же столик.
И вот так получилось, что нас усадили за один столик с Цоем и его супругой. Он тогда уже был «звезда» в полный рост, а ваш покорный слуга, как и 20 лет спустя, никто и звать меня никак. Мы сильно стеснялись, но напрасно. Виктор был высокого роста, почти под два метра. Его спутница тоже высокая, худая и интересная
женщина. За столом общались дежурными фразами:– Приятного аппетита.
– Спасибо.
Цой был абсолютно без звездняка, простой и дружелюбный парень.
Через день после моего дня рождения “Спартак” играл с «Днепром». Как раз пришли ужинать.
В холле стоял телефон-автомат, и я раза три-четыре бегал звонить по коду в Москву, узнавал счёт.
“Спартак” выиграл, а жена успела рассказать Цою:
– Ненормальный и повёрнут на московском “Спартаке”.
Когда я вернулся радостный, то Виктор сказал:
– Хорошо, что у вас муж ненормальный, пусть даже от футбола.
– В жизни надо быть на чём-то помешанным в хорошем смысле этого слова.
Сам он футболом абсолютно не интересовался.
Воздух в Юрмале был замечательный, и мы часто гуляли с Владимиром Иванычем на свежем воздухе.
– Не пора ли тебе уехать? – вдруг спросил Войченко.
Мысль об эмиграции посещала меня давно, но как-то не мог придать ей окончательной формулировки.
– Где же взять вызов?
– Да и в Америку уже не пускают…
Войченко прищурился по-ленински, с хитринкой и сказал:
– Для начала поедешь в Израиль, а с вызовом я тебе помогу.
Когда вернулись в Москву, то он познакомил меня с одним очень интересным челом.
Он как раз собирался в Нью-Йорк по приглашению к родственникам.
Чела звали Ёся Загзун.
– Почти Иосиф Кобзон, – подумал я.
Ёся просто и непринуждённо поведал мне про изготовление вызовов русскими эмигрантами на Бруклине.
Настоящий израильский вызов от «Сохнута» получить было малореально, поэтому большинство уезжающих из страны сдавало в ОВИР точную его копию, сделанную мастерами русско-еврейской эмиграции США.
Цену он сложил немалую, но слово своё сдержал.
Не прошло и двух недель, как Загзун приехал в Штаты, а почтальон уже вручил мне заказное письмо.
В нём лежал новенький и пахнущий типографией вызов, со всеми печатями, подписями, заверениями нотариуса и написанный на иврите и английском одновременно.
Отдавать деньги, как было договорено, я поехал его старенькой маме.
Она долго охала и причитала, пересчитывала много раз, а на прощание пожелала:
– Зай гезунд унд махт парнос.
– Верх цинизма, – подумалось мне.
Ведь о Германии я тогда даже не мечтал.
Документы в ОВИР сдал без проблем и стал ждать разрешения на выезд.
Уезжали тогда все, ну, как все. Очень многие из моих знакомых, как сумасшедшие, валили из СССР.
Не было недели, чтобы кто-нибудь не уехал в Израиль на ПМЖ.
Планы у всех были грандиозные, а конечной точкой прибытия называлась вожделенная Америка.
Все хотели попасть именно туда, а Землю обетованную рассматривали исключительно как трамплин.
Шёл месяц за месяцем, я продолжал работать в кооперативе, но долгожданная открытка из ОВИРа так и не приходила.
Обычно процедура оформления занимала месяц, от силы два, но у меня прошло уже полгода.