Записки партизана. Стихи
Шрифт:
Всё так! Но прекратился бой, Холмы усыпались огнями,
И хохот обуял толпой,
И клики вторятся горами,
И всё кипит, и всё гремит;
А я, меж вами одинокой,
Немою грустию убит Душой и мыслию далеко.
Я не внимаю стуку чаш И спорам вкруг солдатской каши; Улыбки нет на хохот ваш;
Нет взгляда на проказы ваши!
Таков ли был я в век златой На буйной Висле, на Балкане,
На Эльбе, на войне родной,
На льдах Торнео, на Секване?
Бывало, слово: друг, явись!
И уж
Лишь чащей стукнут — и Денис Как тут — и чашу осушает.
На скачку, на борьбу готов,
И чтимый выродком глупцами,
Он, расточитель острых слов,
Им хлещет прозой и стихами.
Иль в карты бьется до утра, Раскинувшись на горской бурке;
Или вкруг светлого костра Танцует с девками мазурки.
Нет, братцы, нет: полусолдат Тот, у кого есть печь с лежанкой, Жена, полдюжины ребят,
Да щи, да чарка с запеканкой!» —
Так говорил наездник наш, Оторванный судьбы веленьем От крова мирного — в шалаш,
На сечи, к пламенным ‘сраженьям.
Араке шумит, Араке шумит,
Араксу вторит ключ нагорный,
И Алагёз ', нахмурясь, спит,
И тонет в влаге дол узорный:
И веет с пурпурных садов Зефир восточным ароматом,
И сквозь сребристых облаков Луна плывет над Араратом.
Но воин наш не упоен
Ночною роскошью полуденного края...
С Кавказа глаз не сводит он,
Где подпирает небосклон Казбека 3 груда снеговая...
На нем знакомый вихрь, на нем громады льда, И над челом его, в тумане мутном,
Как Русь святая, недоступном,
Горит родимая звезда.
1826
На смерть NN
Гонители, он — ваш! Вам плески и хвала! Терзайте клеветой его дела земные,
Но не сорвать венка вам с славного чела,
Но не стереть с груди вам раны боевые!
1827
При виде Москвы, возвращаясь с персидской войны
О юности моей гостеприимный кров!
О колыбель надежд и грез честолюбивых!
О, кто, кто из твоих сынов Зрел без восторгов горделивых Красу реки твоей, волшебных берегов,
Твоих палат, твоих садов,
Твоих холмов красноречивых!
1827
Зайцевскому, поэту-моряку
Счастливый Зайцевский, Поэт и Герой!
Позволь хлебопашцу-гусару
Пожать тебе руку солдатской рукой И в честь тебе высушить чару.
О, сколько ты славы готовишь России,
Дитя удалое свободной стихии!
Лавр первый из длани Камены младой Ты взял на парнасских вершинах;
Ты, собственной кровью омытый, другой Сорвал на гремящих твердынях;
И к третьему, с лаской вдали колыхая,
Тебя призывает пучина морская.
Мужайся! — Казарский, живой Леонид,
Ждет друга на новый пир славы...
О, будьте вы оба Отечества щит,
Перун вековечной Державы!
И гимны
победы с ладей окриленныхПусть искрами брызнут от струн вдохновенных!
Давно ль под мечами, в пылу батарей,
И я попирал дол кровавый,
И я в сонме храбрых, у шумных огней,
Наш стан оглашал песнью славы?..
Давно ль... Но забвеньем судьба меня губит,
И лира немеет, и сабля не рубит.
Бородинское поле
Элегия
Умолкшие холмы, дол некогда кровавый, Отдайте мне ваш день, день вековечной славы, И шум оружия, и сечи, и борьбу!
Мой меч из рук моих упал. Мою судьбу Попрали сильные. Счастливцы горделивы Невольным пахарем влекут меня на нивы...
О, ринь меня на бой, ты, опытный в боях,
Ты, голосом своим рождающий в полках Погибели врагов предчувственные клики, Вождь Гомерический, Багратион великий! Простри мне длань свою, Раевский, мой герой! Ермолов! я лечу — веди меня, я твой:
О, обреченный быть побед любимым сыном, Покрой меня, покрой твоих перунов дымом!
Но где вы?.. Слушаю... Нет отзыва! С полей Умчался брани дым, не слышен стук мечей,
И я, питомец ваш, склонясь главой у плуга, Завидую костям соратника иль друга.
1829
Гусарская исповедь
Я каюсь! я гусар давно, всегда гусар,
И с проседью усов — всё раб младой привычки: Люблю разгульный шум, умов, речей пожар И громогласные шампанского оттычки.
От юности моей враг чопорных утех,—
Мне душно– на пирах без воли и распашки. Давай мне хор цыган! Давай мне спор и смех, И дым столбом от трубочной затяжки!
Бегу век сборища, где жизнь в одних ногах,
Где благосклонности передаются весом,
Где откровенность в кандалах,
Где тело и душа под прессом;
Где спесь да подлости, вельможа да холоп,
Где заслоняют нам вихрь танца эполеты,
Где под подушками потеет столько..., Где столько пуз затянуто в корсеты!
Но не скажу, чтобы в безумный день Не погрешил и я, не посетил круг модный;
Чтоб не искал присесть под благодагну тень Рассказчицы и сплетницы дородной;
Чтоб схватки с остряком бонтонным убегал,
Или сквозь локоны ланиты воспаленной Я б шепотом любовь не напевал Красавице, мазуркой утомленной.
Но то — набег, наскок; я миг ему даю,
И торжествуют вновь любимые привычки!
И я спешу в мою гусарскую семью,
Где хлопают еще шампанского оттычки.
Долой, долой крючки, от Глотки до пупа!
Где трубки?.. Вейся, дым, на удалом раздолье! Роскошествуй, веселая толпа,