Записки рыжей эльфийки
Шрифт:
"Сплошные короли и королевы вокруг... Боги и богини... Ты никогда не любила полутонов, моя хозяйка".
Фе...я кивнула, подтвердив.
– Они всего лишь марионетки, Лиза.– Маб по-детски наивно и безвинно улыбнулась.
– Игра началась со времени рождения твоей бабки. Хаоса - Кхашена и меня. Мы - трое первоначал - создали мир, полный идеалов и... ужасов. Кошмаров. Проклятье! – ругнулась она тихо.
– Мы хотели получить Творение - Утопию! А в результате?– Сплюнула.
– Абсолютно
"Утырка!" - вспомнилось из одной книги (прим. авт.
– Елена Звёздная "Катриона. Принцесса особого назначения").
Маб продолжала выплёвывать слова, как грязь:
– Но ты - бедная, измученная душа, разделённая богами на три части, поданная Тьмы и Света, покорёженная собственной бабкой - можешь вернуть долг. Мне и Хаосу. С Мглой я как-нибудь сама разберусь. Но ты! Карла и Кхашен были счастливы поиграть с тобой, куколка, пусть и с моего позволения, однако сейчас ты моя, Лиза. Моя! И никто не сможет забрать тебя у меня! Все эти договоры, ревности, войны - всё это для того, чтобы ты стала моей! Навечно!
Отступать некуда, я упёрлась спиной в стену.
Фея протягивает ко мне свои белые, скрюченные пальцы, она больше не похожа на меня. Скорее, на мою постаревшую версию - морщины на чужом лице, выцветшие глаза, обчекрыженные волосы, впавшие щёки.
Я спокойно смотрела на Маб и понимала, что права фея, как ни крути ты глобус - права.
– Если я поступлю так, как ты желаешь...
– еле-еле проговорила я, сползая по стеночке на пол, - ты сможешь выполнить мою просьбу?
– Конечно! Что за разговоры?– притворно разозлилась Маб.
– Что пожелаешь!
Я сглотнула.
Жертвы... Так много жертв ради... чего? Вернее, кого? Меня?
Я не стою и десятков тысяч жертв.
А потому...
– Отдай мне знание возвращения человека из мира мёртвых, - прохрипела, не переставая смотреть в затягивающую черноту зрачков феи.
– Возможность вернуть дракона. Одна попытка. Как только я пойму, что он жив и полностью здоров, я уйду к тебе навсегда, Маб. Ты получишь меня и будешь делать со мной всё, что захочешь. Мстить Мгле. Продолжать любить Кхашена. Умертвлять меня, возвращать к жизни, а затем опять уводить в могилу.
Фея задумалась. Красота по капле возвращалась к ней.
– Я согласна,– наконец обронила она. И, почти растаяв в зеркале, удовлетворённо добавила: - И даже дам тебе три дня на прощание. Запомни, моя куколка: три дня!
Маб исчезла, оставив напоследок лёгкий дурманящий, лавандовый шлейф.
И, по идее, он должен был окончательно развеять контроль над разумом, подействовать как наркотик (что поделать - на эльфов лаванда всегда так действует...), но меня лишь резко затошнило. Подавив приступ, я поспешила открыть окно, проветрить в комнате и постараться позабыть о появлении феи.
Кхашен.
Карла.
А знаете, мне их жаль.
Быть марионеткой в умелых руках - всё равно что полностью потерять остов внутри. Стать бесхребетным. Слабовольным. Ничтожным. Отвратительным уродцем-инвалидом, от которого осталась одна оболочка.
Но быть куклой в руках Актёра?! Лицедея?!... Стать до мозга костей подхалимом без чести и достоинства?!
Похороните меня за плинтусом, если это не унижение и опущение последней стадии!
И эти двое опустились.
Сложили руки.
Приняли господство мёртвой над живыми.
И кто они после этого?
Всего лишь пешки в чужой игре.
– Илзи, - раздался неуверенный, будто испуганный голос Джейн из-за спины, - тебе пора. Эллонд требует, чтобы ты предстала перед гостями в своём прежнем облике.
Я, прикрыв глаза, тихонько застонала.
– ...Им не следует знать...
Маб, ты всегда будешь преследовать меня?
В ответ - смех, разбивший тишину на острые осколки.
Лихостенье, будто поёжившись, покрепче обступило меня. Оно тоже вспомнило этот звук - страх разбиться ещё раз ни Стены, ни Предел не покидал.
А я не хотела предавать их.
– Сестрёнка!
– Меня потрясли за плечи.
– Давай, улыбнись! Всё хорошо, слышишь? Всё хо-ро-шо! И всё будет хо-ро-шо!
– Признай, Джи, - мой собственный голос звучал как бы издалека, настолько плохо я слышала его, - в такое время нельзя верить в хорошее. Остаётся только надеяться и жертвовать чем-то...
...дорогим.
Я думала, что меня убьют за такие слова.
Но Гриффин, как и всегда, оказалась непредсказуема.
– Илзи!
– Джейн заставила меня открыть глаза и взглянуть на неё.
– Илзи, ты не поверишь, но я тоже редко, когда плачу.
– Она немного растянула губы в улыбке.
– Плачь, сестрёнка, плачь. Не стесняйся. Слёзы никому никогда не вредили.
И внутри меня что-то сломалось.
Долгие полчаса я самозабвенно рыдала на плече Джейн.
Я позволяла себе такую слабость только наедине с самой собой, а оказалось, что надо было просто позволить кому-нибудь другому пожалеть себя.
Странные существа, эти люди...
Глава двадцатая. Когда вскрываются старые раны.
Мы ничего не приносим в этот мир и ничего не можем из него унести.
Стивен Кинг.
Январь, 24. Москва, Россия.
Что страшного в солнце? Ничего.
Что плохого в температуре выше нуля градусов? Только время года - зима.
Джейн тоже так думала. До того дня.
Началось всё с тяжёлой, будто свинцовой, головы - Гриффин ни разу в жизни не встала по утрам с такой болью, словно обруч одели.
Потом была ванная, то есть, умывание тёплой водой - та немедленно обожгла руки девушки.
Затем само зимнее солнце - холодное, низкое, совсем-совсем не согревающее, но в один из последних дней первого месяца подарившее надежду. Кто бы мог подумать, что в конце января у Русской Зимы (да-да, именно с Больших Букв!) случится... передышка? Этакое маленькое разрешение почти наступившей Масленице - мол, давай, попробуй зазвать на землю грешную Весну-Красну да Ярило-батюшку, а я пока отдохну, снежков посолю.