Записки судового врача

– В таком тоне ты будешь со своей мамой разговаривать...
– огрызнулась рыжекудрая, более всего уязвленная в свое самое больное место. Ее ведь нагло обозвали "женщиной"!
– Ах, извини, забыла, - она же, наверное, очень занята, обслуживая дюжину вонючих бродяг в самом захудалом портовом борделе, - дерзко отвечала девушка, как ни в чем не бывало пожевывая кончик своей сигары.

– Дорогая моя, я бы с удовольствием предложил бы тебе заткнуть свой прелестный ротик чем-нибудь подлиннее и потолще этой штуки...
– не успел Алваро завершить этот медовый обмен любезностями, как рыжая сгребла его за грудки прямо через прутья решетки и со всей силы приложила наглой мордой о дверь своего временного пристанища.

– Люблю девушек с характером...
– хрипло прошептал он, облизывая кровь с разбитой от встречи с решеткой губы, но не переставая при этом улыбаться. Будь при нем оружие, пират, пожалуй, был бы давно уже мертв, так как Шивилла в порыве гнева не преминула бы им воспользоваться. Но Алваро был безоружен, как невинное дитя, поэтому девушке пришлось ограничиться только тем, что еще раз дернуть его на себя, припечатывая к прутьям. А мужчине хоть бы хны, он мог просто подумать: "Поиграли и буде", и жалобно воззвал.
– Стража!..

Когда в коридор по первому зову вбежал солдат, Гайде уже отпустила мерзавца из цепкой хватки, бросила, как что-то невероятно гадкое, обо что и руки марать жалко. А пират (стоит отдать должное его актерским талантам), почуяв благодарного зрителя, тут же всем своим видом изобразил глубокий ужас, разве что штаны не подмочил для полной убедительности.

– Она... Она...
– пролепетал он, одной дрожащей рукой указывая в сторону камеры, а другой сперва размазав пару капель крови по половине лица, а потом потирая шею так, словно до сих пор чувствовал, как его кто-то душит.
– Чуть не убила меня!.. Это настоящая демоница...сделайте с ней что-нибудь.

Страж, дежуривший сегодня подле "опасной преступницы" был не слишком энергичен и явно не особо доволен своей работой, на лице его, уже избражденном следами прожитых лет, отражалось пренебрежительное неудовольствие. Причем в адрес обоих действующих лиц этой комедии.

– Что она вам сделала?
– довольно-таки апатично поинтересовался он у "пострадавшего".

– Чуть не убила!..
– срывающимся голосом повторил пират, в страхе тараща глаза на Шивиллу.
– Вцепилась прямо через решетку...

– Так зачем же вы к ней вообще полезли? Ну что за люди, ума вообще нету...
– проворчал охранник, снимая с пояса связку ключей.
– А с тобой, Гайде, разговор будет отдельный. Раз уж с тобой нельзя ни о чем договариваться, и вести себя по-хорошему ты не умеешь...

На улицу Алваро Триз вышел в приподнятом настроении, буквально сияя, как новенький золотой. Там же в сгустившихся сумерках от стены отделились две фигуры, явно ожидавшие пирата, присоединились к нему, и между ними троими завязался оживленный разговор. А, не успев далеко отойти, в круге света ближайшего фонаря они столкнулись с еще одной мужской фигурой в треуголке с красным пером.

– А ну-ка, стой, коротышка!
– скомандовал Алваро, преградив путь судовому врачу и посмотрев на него сверху-вниз.
– Что ж ты выглядишь таким знакомым... Второй раз вижу, а уже примелькался. А почему же без цветов?
– поинтересовался Триз в своей обыденной манере. В чем, в чем, а в отличной памяти ему отказать было нельзя.

– А я вас без шляпы сразу и не признал...
– на свой страх и риск парировал Ларри.
– Эклектика уже вышла из моды?..

– Эй, кэп, это он вас "эпилептиком" назвал?
– возмутился один из сопровождавших пирата парней.
– Может, ему того, врезать разик - пущай не умничает?..

– Нет-нет, что вы! Ни в коем случае, не надо "того". Не трогайте нашего маленького рыжего друга, - великодушно предупредил едва не свершившуюся расправу капитан.

– Не забывайте, что мы сейчас должны быть добродетельны и честны, как невеста, которая убеждает жениха в своей девственности. Иди своей дорогой, рыжий, - "смилостивился" Алваро, - ...на этот раз. Но если будешь не по делу возникать вокруг своей капитанши, не удивляйся, если и с тобой вдруг случится что-нибудь нехорошее.

Ларри был слишком хорошо воспитан, чтобы позволить себе смачно выругаться, и слишком осмотрителен, чтобы продолжать дерзить. Поэтому он нашел "золотую середину".

– Хорошего вечера, - отчеканил он, давая понять, что на этом разговор окончен. Разминувшись с этой форменной шайкой, Лауритц вошел в здание и машинально повторил свое пожелание хорошего вечера уже охране, и в уже более любезной форме. Когда же он спустился по узкой лестнице на нижний уровень, куда его без особого энтузиазма, но все-таки допустили, то столкнулся нос к носу с немолодым солдатиком в синем мундире.

– Вечер добрый, сэр, - поприветствовал служивый.
– Мы врача не вызывали.

– В этом могу за вас только порадоваться. Но я здесь не как врач, я хочу повидать Шивиллу Гайде. Пожалуйста, если дозволено.

– Вы уверены, что хотите ее видеть?
– с усталой иронией в голосе поинтересовался солдат.
– Она вон одному посетителю чуть уже шею не свернула.

– Я уверен.

– Ну, тогда давайте, сэр. Скажите только, как вас звать?

– Лауритц Траинен.

– Хорошо, входите, доктор Траинен. Если что - зовите, я буду стоять здесь в проходе. Всегда к вашим услугам...

Уж больно явно прозвучал в последней фразе сарказм, но доктор и так искренне надеялся, что охрана ему не понадобится. Завернув в слепой отросток тюремного коридора, где одна напротив другой располагались всего две камеры, в одной из них Ларри увидел Шивиллу, Девушка возлежала на простом тростниковом тюфяке, поза ее выглядела настолько свободной и непринужденной, что можно было подумать, будто она спит. Единственный фонарь, висевший на стене, подарил ее уже давненько не видевшим мыла волосам блеск, какого модницы специально добивались маслами и помадами, а также удивительный винный оттенок. В этом слабом свете ее красивое лицо казалось спокойным и умиротворенным, будто бы она вовсе не в тюремной камере находится, а в своей постели...

– Шивилла?..
– негромко окликнул лекарь.

Девушка нехотя пошевелилась, приподнялась на своем аскетичном ложе и повернула голову в сторону говорившего, по-кошачьи щурясь.

– Кто здесь?
– кто еще посмел нарушить ее покой?

– Это я, Лауритц.

– Ах, явился, не запылился...
– протянула она, возвращая себе лежачее положение.

– Капитан...
– сердце судового врача на мгновенье болезненно сжалось, а затем задало такой ритм, от которого он кому-нибудь из своих пациентов уже мог бы прописать что-нибудь успокоительное.
– Как вы? Мы можем здесь свободно разговаривать?..

– Можем, отчего нет... Здесь никто не подслушивает...даже жаль.

– Вы в порядке? Они вас не...

– Что? Не обижали, не пытали, не насиловали всем скопом?.. Нет, ничего такого, - быстро ответила она тоном человека, которому умышленно скверно удается деланная беззаботность.
– Только разговоры разговаривали. Умереть от одиночества мне здесь точно не дадут. И с голоду не помру, и не в стойле, вроде, ночую...

– Ну, и то хорошо... А еще здесь прохладней, чем на улице, это даже, в некотором роде, приятно...